А мне пришлось побывать в том ожоговом центре. Служил я в госпитале в Печоре, это на севере Коми АССР. Поступил к нам солдатик с колоссальными ожогами на всем теле. Он в своей каптерке по неосторожности опрокинул большую банку с жидкостью, окатил себя всего (одна голова сухая осталась), а это оказался уайт-спирит – это же легко горючая жидкость. Но этот чудак (не хочу другое слово говорить), решил закурить. Конечно, вспыхнул, как факел. Ладно, сослуживцы вовремя подоспели, накинули на него брезент, потушили. Короче говоря, только лицо и не пострадало. А площадь глубоких ожогов была больше 50 процентов. Помучились мы с ним, пока из ожогового шока выводили. Спустя несколько дней командир части, где этот солдат служил, смог организовать специальный рейс в Ленинград, в эту самую ожоговую клинику. Вот я и полетел солдата сопровождать от нашего госпиталя. Да, до сих пор вспоминается эта поездочка…
– А что такое? Парень плохо перенес перелет? – Сразу заволновался Сергей.
– Нет. Тут все было отлично. Я ему только пару раз обезболивающие колол, да сердечные. По другому поводу пришлось побеспокоиться. Это был праздничный день, первомайские дни. Меня, можно сказать, прямо от праздничного стола из дома вызвали, не объясняя причины. Я и ушел без денег, форму надел, а обувь была неуставная (в далекой Печоре мы могли себе так позволить ходить, а в Ленинграде?!). Даже и жена не знала, куда я пропал «на минутку». Начальник госпиталя поставил перед фактом, мол, надо спасать человеческую жизнь, самолет заказан. Я сказал: «Есть!» И полетел. Парня пострадавшего собрали, как положено: на носилки положили госпитальный матрац, подушку, белые простыни-наволочки, укрыли одеялом с белым пододеяльником. Любо-дорого посмотреть. Не стыдно в Северную столицу везти. Мне только строго-настрого зам. начальника госпиталя по материально-техническому обеспечению приказал все это добро обратно привезти, иначе он мне «покажет кузькину мать».
Долетели нормально. Через два с половиной часа были в Ленинграде. Летчики при подлете заказали машину «Скорой помощи». Мне было приказано еще начальником госпиталя сдать обожженного и этим же самолетом возвращаться обратно. Но… врач «Скорой» отказался вести нашего солдатика без врача от госпиталя. Пришлось мне его сопровождать. Летчики предупредили, что смогут меня ждать не более трех часов. У них ведь существуют какие-то нормы полетного времени, иначе им придется заночевать в этом городе, что недопустимо.
До ожогового центра доехали быстро. Однако и здесь ждали сюрпризы. Не принимают моего солдата. Какой-то бумажки не хватает. «Скорая» ждать не стала, вернулась в аэропорт. И вот «картина маслом»: сижу я в приемном отделении со своим солдатом и «жду у моря погоды». Наконец, появился толковый специалист, я ему все рассказал. Согласился он, но… потребовал, чтобы я заполнил «Историю болезни» на обожженного. Делать нечего.
Когда покинул стены этой клиники, бросив прощальный взгляд на оставляемое «добро» (на себе что ли нести матрац-подушку и прочее?!), то мне оставался один час времени.
Я метался по городу от одного «такси» к другому – никто не хотел вести без денег. Наконец, один пожилой таксист (век буду вспоминать его доброту!) кивнул головой. Я все ему чистосердечно поведал. Мы неслись до аэропорта «Пулково», как угорелые. Но… Это был не мой день… Недалеко от аэропорта нас остановил гаишник со своим радаром – определителем скорости. Права у таксиста забрал, а меня приказал высадить. Тут у меня начался истерический хохот. Я представил, что я буду делать в чужом городе без копейки в кармане. Тут только милиционер согласился выслушать мою историю. Таксист упросил его отпустить и довести пассажира до здания аэропорта. Высочайшее «Добро» было получено. Мы помчались дальше уже в сопровождении машины «гаишника» с включенной сиреной и «мигалкой». Никогда так не ездил!
Летчики говорили мне, что будут ждать в здании аэропорта, в комнате «Медицинского пункта». Я спросил у первого встречного, мол, где тут «Медицинский пункт», он ответил, что на первом этаже. Обежал все здание, но не нашел эту комнату. Снова спросил – и тот же ответ. И так несколько раз. Тут меня и остановил военный патруль – за нарушение формы одежды…
А я думал, что мои неприятности сегодня закончились. Без всякой надежды поведал свою «историю». Впрочем, контрольное время уже закончилось. Куда было спешить? Но мне поверили! И проводили в этот самый «медпункт», который оказался этажом ниже в «подвале» – откуда мне было знать, что в этом здании принят такой счет этажей.
Летчиков уже не было, они ушли в самолет, который теперь разбегался по полосе (они еще подождали меня минут пятнадцать). И тут случилось чудо – капитан, командир патруля, на своей машине УАЗ-452 решил догнать самолет и передать меня.
Это было, как в кино: мы догнали самолет, связались с летчиками, те открыли дверь – «сходни», машина сделала невероятный вираж, а я перепрыгнул в салон. Есть! Я снова среди знакомых, вижу их улыбающиеся лица.
Вот так я слетал первый раз в жизни в славный город Ленинград. Самое смешное, что мне позже объявили выговор «за потерю имущества госпиталя». Но это уже мелочи!
– А парень-то с ожогами выжил? – в один голос спросили трое слушателей Невского.
– Конечно, выжил! Он потом письмо нам писал в госпиталь. Поставили его на ноги чудо-доктора из этого ожогового центра. Так что, Серега, не вешай нос!
За все время рассказа Невского старший лейтенант Сомиков ни разу не застонал – он весь превратился «в слух». Повествование, похоже, произвело целебное действие…
3
Весь следующий день прошел в предпраздничной суете: в отделении готовились отмечать День Советской армии и Военно-морского флота. Где бы ни находились люди в погонах, но свой профессиональный праздник не забывают.
Раненых умывали, брили, стригли. Меняли постельное белье. Проводили максимальное количество перевязок и процедур, чтобы меньше осталось работы на завтра, 23 февраля. Ждали большое начальство, поэтому «беготня» по коридорам и палатам не стихала до позднего вечера.
Еще утром в палату вновь принесли Александра Кроху на носилках. Капитан сам пожелал встретиться с новыми товарищами. Он пребывал в приподнятом настроении. Это был уже другой человек.
– Мужики хотите новый анекдот? Мне на перевязке Нон на рассказала.
Он негромко хохотнул и начал: «Доктор, почему вы вздрогнули, когда я попросила у вас лекарство от головной боли?
– Потому что мне впервые приходится лечить говорящую собаку…».
Слушатели сдержанно посмеялись.
– А что, нашли письма для этого парня с повязкой на глазах?
Удивительно, но в этой суете как-то забылось, что еще вчера вечером передали лечащему врачу майору Изюрову свою просьбу. Виктор Семенович серьезно отнесся к их предложению. Уже через час солдат-санитар принес тоненькую стопку писем от родных капитана Копейкина, ее нашли в личных вещах Петра. Теперь эти письма лежали на прикроватной тумбочке слепого офицера.
Красько показал рукой на эти письма:
