5
К вечеру следующего дня рядовой Тарас Добрыдень пришел на прием к врачу. Вся его некогда «белая майка» была теперь ярко красной, кое-где даже появились пузыри, наполненные прозрачным содержимым. Все свидетельствовало о солнечном ожоге I–II степени.
Увидев несчастного солдата, врач только развел руками. Сказать было нечего. Пришлось лечить. К счастью, мази в запасе было предостаточно – намазывал толстым слоем. Парень стойко переносил боль, не жаловался. Впрочем, он был не охотник до разговоров. Так и не удалось у него выяснить, почему он ранее всегда ходил в майке.
На второй или третий день на перевязке пострадавшего увидел сам комбат. Он опять долго и цветасто ругался, правда, на этот раз досталось ему самому. Комбат перевел рядового Тараса Добрыдень на время лечения в постоянные помощники дежурного при штабе. Главная его задача теперь состояла в поливке деревьев каждые два часа.
Через неделю обожженный поправился, вернулся в боевое подразделение и пропал из поля зрения врача и комбата.
А комбат подписал новый приказ по гарнизону, согласно которому разрешалось ходить по территории военного лагеря в легкой нательной одежде…
Часть вторая
1
– Доктор, ты у нас человек новый, но хорошенько запомни: если я объявил совещание офицеров батальона, то тебя это тоже касается. Усек?
– Так точно, товарищ майор!
– Вот и славненько. Заканчивай свои перевязки и приходи.
Командир батальона майор Тараборин пригладил свои щегольские черные усики, бросил недокуренную сигарету и скрылся под маскировочной сеткой: там находилось единственное построенное в этой части местности каменное здание, в котором разместился штаб батальона, несущего службу по охране дороги в этой жаркой пустыне на запад от Кандагара.
Старший лейтенант Невский прибыл сюда два дня назад на замену врача, уехавшего в отпуск. Сейчас он в санитарном «УАЗике», приспособленном под медпункт, заканчивал вместе с санинструктором делать перевязки – остались еще два человека с потертостями и мелкими ранками.
– Толя, перевяжешь без меня, – Александр обратился к своему помощнику Анатолию Рябию. – Я пошел за получением «указивок».
Парень кивнул головой и пригласил следующего забираться в салон автомобиля. Старший лейтенант, снимая на ходу белый халат, прошел за огороженную территорию «дома-крепости», как все прозвали это место.
За деревянным столом, установленным почти в центре огороженного забором участка, массивно восседал комбат, рядом на длинных лавках разместились начальник штаба, замполит, зампотех, командиры рот и их замполиты. Многих офицеров Невский пока еще не знал – не успели познакомиться. Он быстро присел на краешек скамьи и посмотрел на комбата.
– Ну, раз медицина на месте, то мы можем начинать, – Сан Саныч усмехнулся и быстро перешел к сути совещания.
Как выяснилось, сегодня в зону ответственности батальона вступает очередная колонна, следующая из Кушки в Кандагар. По всем расчетам, ей придется заночевать в расположении основной части батальона: она не успевает проскочить в город до 16 часов, ее решено оставить на ночевку в пустыне, примерно в двадцати километрах от города. Завтра с рассветом роты батальона, включая седьмую (расположена отдельно, ближе к городу, в районе заставы «Элеватор»), должны обеспечить безопасный проход до самого Кандагара. А вообще, как понял Невский из небольшого личного опыта, по дорогам Афганистана хорошо ездить ночью. В семнадцать часов движение на них повсеместно закрывается, и тогда исчезает напряжение от езды в бесконечном потоке машин и боевой техники, от простоев и дорожных перебранок, одним словом, от всего того, что сопутствует жизни афганских дорог. Конечно, опасность нарваться на душманскую засаду возрастает, но боевая колонна полнокровного батальона – это все же не колонна грузовых автомашин, следующих под небольшим прикрытием боевой техники.
Все офицеры получили на совещании свои задачи. Доктор тоже должен быть готов к оказанию помощи всем нуждающимся, следующим в колонне.
Спустя около часа колонна благополучно достигла полевого лагеря в пустыне. Невский с головой погрузился в привычную работу: прием новых больных, выдача лекарств, перевязки. Впрочем, желающих оказалось не более десятка, никто не нуждался в госпитализации.
2
В наступающих сумерках старший лейтенант закончил медицинские дела и вернулся в «дом-крепость», где ему еще в первый день определили место для ночлега наряду с руководством батальона. Под маскировочной сеткой, скрывающей просторный дворик и само здание, за столом, шел оживленный разговор. Кроме «хозяев» были и гости – два офицера из колонны.
– Вот, я и говорю, чтобы самолеты летали, «колеса» должны крутиться. Не доставь мы горючее, то и авиация не сможет в небо подняться. Как ни крути, а наша, военных автомобилистов, роль очень существенна. Мы, например, завезли трехмесячный запас топлива и боеприпасов для наших авиаторов в Кандагаре. Конечно, они и по воздуху могут себя обеспечивать, но это очень дорого. Нашими колоннами подвозить проще. Хотя и опаснее, но уже для нас.
Говорил сухощавый, невысокий, темноволосый, с красными от недосыпа белками глаз и смуглым от загара лицом капитан, начальник колонны, Владимир Котович. Он с наслаждением потягивал из стакана холодный квас, который радужные хозяева выставили на стол в бидоне.
– Хороший у вас квасок. Очень это я уважаю – после знойного дня так охолодить нутро. Ну, я продолжаю про наше любимое дело – водить машины по дорогам Афгана. Я с детства люблю все, что имеет четыре колеса. Впервые сел за руль еще в начальной школе. Батя у меня таксистом работает, вот и приучал меня с младых ногтей крутить «баранку». С тех пор я больше всего на свете люблю дороги: ровные серые асфальтовые ленты, тихие лесные проселки. Но вот афганские… Вряд ли их можно полюбить. Хотя учат они многому.
Я и образование получил самое лучшее. Ей-бо. В своем Челябинске учился в высшем военном автомобильном инженерном училище имени Главного маршала бронетанковых войск П. А. Ротмистрова.
– Странно, почему имени Ротмистрова? – подал голос замполит батальона майор Пястолов. Владимир Иванович налил себе новый стакан квасу и с удовольствием стал пить.
– А черт его знает, товарищ майор. Мы как-то не задумывались, учились и все. Не суть важно. Я начинал службу свою в Союзе, был командиром автомобильного взвода, затем стал командовать ротой. В Афган прибыл около двух лет назад, тоже командиром роты. Ехать в Афганистан на повышение – это, как говорится, надо иметь незаурядные командирские способности, или, как шутят офицеры, гибкий позвоночник. Шесть раз принимал участие в схватках с «духами». Дважды был ранен, один раз тяжело – лечился в Ташкенте больше трех месяцев.
Когда пули попали в живот и в ногу, то решил, что это конец. Потом совсем отключился. Пришел в себя уже после операции в госпитале Кабула. Оказалось, что оживать еще труднее, чем умирать. И дольше! Ей-бо. Слишком узкой была эта щель – обратно в жизнь. Чтобы протиснуться сквозь нее, пришлось затратить невероятно много усилий. Но я очень постарался. И мне все же удалось «пролезть». Помню, от сильной боли я застонал и открыл глаза.
