Крайне рискованной была эта посадка. С ближних хребтов можно было добросить до вертолета палкой. Просто чудом не оказалось поблизости душманов, они могли бы сбить уязвимую машину одной очередью.
Богунов помахал вертолету рукой:
— Эх, порожняком прилетела птица Симург. А могли бы захватить мешочек с консервами. Не развалились бы.
Матиевский сплюнул:
— Откуда им знать про нашу голодуху. Это не их забота… Это забота тыловиков. А тем, конечно, недосуг. У них есть задачи поважнее. Наверное, протирают сейчас фланелькой свои ордена.
— Точно, — рявкнул Богунов, — а в орденах отражаются сытые рожи.
45
— Ну, что, господин прапорщик, кажется, опять проспали, — Кошевский приподнялся с мятой кровати, пошарил по столу в поисках сигарет.
Зазвенели опрокинутые кружки, посыпались на пол окурки.
— Точно говорят, не ищите вчерашний день, — капитан бросил пустую пачку на пол. — Кажется, прапорщик, у нас все кончилось… Ни курить, ни пить…
— Я сбегаю, — услужливо кивнул прапорщик, — мухою слетаю, товарищ капитан. Говорят же, водки не бывает много… Только мало, или слишком мало…
— Ну-у, нет, — сказал Кошевский нетвердым голосом, — хватит водки, я с утра не пью…
— Да кто ж пьет, — хихикнул прапорщик. — Мы ж только лечимся…
Кошевский потер виски обеими руками.
— Сколько же дней они без еды?..
— Кто ж они?
— Кто, кто-о?.. Дед Пихто-о?
— А-ах, эти? — прапорщик ухмыльнулся. — Голодранцы… Да уже три дня одну траву щиплют из-под снега…
— Странно, — Кошевский поднял мутный взгляд, — очень странно… Как же они еще не передохли?
— Такой народ, — усмехнулся прапорщик, — живучий… Я вам по секрету скажу. Вообще-то им полагается паек для горных условий. Усиленное питание. Коробочки такие из картона. А в них, е-мае… чего только нет! И сгущенное молоко, и сухофрукты, и овощные консервы. Даже сухой спирт есть, чаю подогреть. Но только во-от им…
Прапорщик показал толстую фигу.
— Во-от им усиленное питание, голодранцам… Здесь тоже деловых людей хватает.
Прапорщик выпятил грудь.
— Умеем считать, что надо… Умеем списывать… Нолики добавлять… Эти лохмотники и на простом пайке побегают, как кенгуру. Между прочим…
Прапорщик хвастливо качнул плечом.
— За восемь дней операции знаете какая эк-кономия…
Прапорщик икнул и схватился за грудь пятерней.
— И выпить хватит, и закусить… А кое-кто купит себе дубленочку на файзабадском рынке. Во-о, как…
Кошевский хлопнул прапорщика по плечу.
— Значит, тоже ловите рыбку в мутной воде?..
— A-а ка-ак же, — довольно протянул прапорщик. — Ловись рыбка и большая, и маленькая. Мы, правда, ловим помаленьку… Вот вам настоящие косяки идут… Завидую! Взяли бы меня к себе, товарищ капитан?
— Привлечем и вас в свое время, — засмеялся Кошевский. — Сейчас такие времена наступают, прапорщик, закачаешься. Такая будет ловля, рук не хватит…
— Это где? — встревожился прапорщик. — Где ловля будет?
— Там, — махнул рукой Кошевский на север. — Деловые люди скоро будут в цене. И тебя не забудем, пристроим рыбу ловить.
— Ага, — закивал прапорщик головой, — я вам пригожусь. Вам кителечек почистить, Евгений Михайлович? Помялся немного мундирчик. Обтрухался чуточки. Я сейчас, сейчас…
Он подхватил с пола небрежно брошенный китель, стал стряхивать с него пепел.
— Давно пора большую рыбу ловить… А то уж руки тоскуют без настоящего дела. Прямо мочи нет…
Кошевский бросил взгляд на пыльные ботинки. Прапорщик тут же перехватил взгляд и заискрился весь:
— И ботиночки почистим, Евгений Михайлович. Ай момент… Будут сиять солнышком…
Кошевский довольно откинулся на подушки.
— Надеюсь, вас тут ценят, прапорщик?..
— A-а ка-ак же, — охнул прапорщик. — Еще как ценют. На самом лучшем счету в нашем штабе. Даже орден имеется, смешно сказать…
— Чего же тут смешного? — лениво спросил Кошевский.
— Да расскажу, не поверите… — прапорщик хихикнул и вытер ноздрю ладонью. — Как-то сдавали товар на рынке в Файзабаде. Сгущенное молоко, сахар и прочее… Пока деньги считал, зазевался. Тут у меня автоматик и сперли, сволочи. Я его к прилавку прислонил. Пацанва какая-то грязная под ногами вертелась. Отвернулся и фи-ить… Ищи-свищи-и… Я, конечно же, на связь… Так и так, докладываю… А мне велели, не доезжая до полка, стрельбу поднять. Чтобы изобразить нападение душман…
Прапорщик коротко хохотнул.
— Постреляли мы в воздух. Подняли трескотню. Даже полковую артиллерию привлекли. Шуму было-о, гро-охоту… Снарядов извели, тьма-а…
Прапорщик потер ладони.
— Ну, и что же в результате-то?.. Получил орден… Самый настоящий… За исключительные боевые заслуги… Во-о, ка-ак надо ордена зарабатывать…
— Молодец, — одобрил Кошевский. — Нам понадобятся люди с такими заслугами. Между прочим, боевые награды в будущем будут хорошей вывеской для деловых людей.
46
— Ты слышал, Ванюха, сегодня летим домой.
— Как летим? Крыша, что ли, поехала? Брось травить!
— Передали по связи, точно! Выходим на посадочную площадку, а там нас ждут «вертухаи» и фи-ить… домой…
— Повтори, повтори…
— Когда? Сегодня?..
— Точный базар?..
— Летим, пацаны. Ей-богу, летим! Чтоб мне лопнуть!..
— Да ты и так сдулся. Не свистишь?
— Идем на посадочную, а там нас на борта и под винтами, тю-тю…
— Привет «Зубу»!
Лихорадочная новость поднимала, будила на рассвете орловскую «Метель». Солдаты тормошили друг друга, натягивали на глаза оторванные меховые козырьки грязных ушанок, хлопали по плечам. Конец операции… Неделю они уже ходили по горам. И сегодня живыми, без ран, пусть истощенными, изнуренными, но живыми полетят в полк. Да еще как полетят. Пассажирами десантных салонов. С музыкой. Животами вверх.
Солдаты улыбались. Растирали замерзшие за ночь щеки. Стряхивали иней с плащ-палаток.
— Может, и накормят напоследок.
— Ага, не раскатывай губищи…
— А, между прочим, по связи обещали накормить.
— В полку похаваем…
— Серьезно. Говорили, на посадочной площадке будет ждать обед.
— На белой скатерти.
— С салфетками и слюнявчиками.
