— Раздавлю, гадину… Продал товарищей! За тридцать серебреников… A-а? Представить себе не могу. А этот капитан кто?
Он повернулся к Шульгину.
— Что за тип? Он вам знаком?
— Так точно, — доложил Шульгин. — Это капитан Кошевский Евгений Михайлович. Вместе заканчивали суворовское. Вместе учились в высшем политическом училище. И вообще мы из одного города.
— Землячок, значит, — криво улыбнулся командир полка, — хороший у тебя землячок, Шульгин. Как ты его характеризуешь?
Шульгин поднял голову.
— Этот человек способен на все.
— Прекрасно, — сжал кулаки командир полка. — Мы еще разберемся, чья это идея, утопить наш полк в крови. Одно скажу вам, мои дорогие, — взгляд Сидорчука потеплел, — спасибо за все… Орденов я вам, правда, не дам…
Сидорчук развел руками.
— Тут уж коса на камень нашла. Ничего не могу поделать. Сами виноваты. В другие времена напрочь полетели бы ваши головы. С политотделом вздумали бодаться, а-а… На нары бы вас бросили, точно говорю… Не таких косили… Но сейчас я вас съесть не позволю. Да вы сами не представляете, какое дело сделали! Главарь крупнейшего бандформирования Басир заявляет о перемирии. Наблюдатель только что об этом доложил. Басир так спасовал при всех своих козырях, так оплошал этот душманский батька, что пошел на попятную… Не выдержали нервы у матерого волка. Басир выкидывает белый флаг. Предлагает нам переговоры. Понятно!.. Вот так-то. Ступайте в подразделение… Я сейчас должен принять важное решение. Надо посоветоваться с политотделом. Такого главаря положили на лопатки… А-а!
Сидорчук хлопнул офицеров по плечу.
— Я бы вас расцеловал, как сукиных детей, но вас же бить надо, би-ить, коз Сидоровых… Что мне с вами делать?
Офицеры обменялись улыбками, потом Сидорчук сердито надвинул брови и прорычал:
— Не рвите мне сердце. Я же не каменный. Шагом… а-арш, в подразделение.
И в спину офицерам полетело знаменитое сидоровское изречение:
— Пионеры… дипломаты на веревочках…
54
— Садись, замполит. Поешь горяченького. Гречка с мясом, м-м-м… Пальчики оближешь! А ну-ка, лучку замполиту почистите. Репчатого, ядреного… Слезу прошибает. Ешь, замполит.
Старшина Булочка заботливо обтер от золы горячую банку, только что вытащенную из костра, поправил газету, на которой лежал свежий, нарезанный большими ломтями хлеб. Остро запахло очищенным луком.
— Сильно вас там? — покосился старшина в сторону командирского блиндажа. — Здорово распекли? Или ка-ак…
— Или как, — ответил за Шульгина Орлов. — Главная распеканция будет дома…
— А домой когда? — с улыбкой спросил старшина.
Орлов отвел взгляд в сторону.
— Когда домой-то? — переспросил Булочка, и другие офицеры озадаченно повернулись к Орлову.
— Чует мое сердце, — медленно сказал Орлов, — что война еще не закончилась…
— Как это? — слабо охнул лейтенант Алешин. Краска бросилась ему в лицо.
— Не понял? — пробубнил в нос лейтенант Моргун.
— Как это не закончилась? — развел руками старшина.
— Согласно поступившим разведанным, — сказал Орлов, — Басир готовится к перемирию. Думаю, в штабе полка решат продолжать операцию. Чтобы дожать этого Басира…
— Как это дожать? — возмутился старшина. — У них что… глаз нету на одном месте? Кем они собираются дожимать? Нами, что ли?.. Они что, не видели наших доходяг?.. Один уже с катушек съехал… Мы все выжаты, как лимоны…
Орлов слабо махнул рукой.
— Решение формально не принято. Но я чувствую, что война продолжается…
Шульгин поднял голову.
— Надо доложить штабу о состоянии личного состава. Воевать же, действительно, некому. Я каждого второго наверх палкой гнал. Многие ползли сюда на карачках. Неужели мало одного Лаптева?
Орлов усмехнулся:
— Думаю, что наш Лаптев для них — слабый аргумент… Им нужен Басир. Если Басир пойдет на перемирие и выкинет белый флаг, наш командир полка может крутить дырку для звездочки.
— Для полковничьей, — ахнул старшина.
— Для звезды Героя Советского Союза…
— Тс-с-с… — тихо свистнул Алешин. — Тогда нам отдых не светит…
Орлов кивнул головой в сторону ящиков с консервами:
— Сколько нам, старшина, завезли сухого пайка?
— На пять дней, — немедленно отозвался Булочка.
— Значит, нам предстоит еще пять дней войны, — пожал плечами Орлов. — Вот вам и ответ…
— Пять дней? — Шульгин ударил ладонью по колену. — Бред какой-то! Да, плевать на этого Басира! Что мы — железные?.. У тебя, Орлов, после желтухи не прошло еще и месяца. Алешина трясет от малярии. Я тоже еле держусь.
Орлов криво усмехнулся:
— Мы солдаты советские. Прикажут, пойдем…
— Офицеров к командиру полка, — раздался вдруг звучный голос посыльного. — Всех офицеров к командирскому блиндажу…
— Ну, вот, — кивнул Орлов. — Зовут получать боевую задачу. Ясно!
— Тьфу ты… — сплюнул Булочка, — ты, командир, как в воду смотришь. Слушать тошно…
— Офицеров к командиру полка…
Офицеры рассаживались возле командирского блиндажа на землю. Многие хлопали Орлова по плечу, приветливо улыбались Шульгину.
— Покорителям Зуба привет!..
— Что?.. Набили мешки золотишком?..
— Набрали лазуриту шапками?..
— Нашли дырку от бублика?..
Начальник политотдела похаживал вдоль блиндажа, заложив руку за борт бушлата.
— Присаживайтесь, товарищи офицеры. Присаживайтесь… Не надо стоять. Садитесь, кто где может…
— Садитесь, ка-ак-же… — эхом отзывалось в дальних рядах. — Сейчас такое скажут, на ногах не устоишь…
— Ага… Обрадуют так, что не встанешь.
Вышел из блиндажа подтянутый Сидорчук, сердито махнул рукой на возглас «товарищи офицеры».
— Всем сидеть. Это не строевой плац. Нечего подбородки тянуть…
Сидорчук расставил ноги в начищенных полусапожках.
— Думаю, многим уже ясно, для чего мы собрались. Думаю, яснее некуда. Я вам скажу так! Приказ приказом, но все мы люди, а не кенгуру какие-нибудь. Поэтому предоставляю слово начальнику политотдела подполковнику Замятину. Он вам скажет по-партийному…
Подполковник Замятин кашлянул, прочищая горло, положил на грудь ладонь.
— Мы приняли важное решение, — сказал он внушительно, — продолжить боевую операцию. Это приказ, — махнул он рукой на глухой ропот, волной окатившийся по рядам, — приказы в армии не обсуждаются… Но я должен объяснить…
