Вернувшись в расположение, Коломейцев наткнулся на Ивлева с ФЭДом харьковского производства в руках. Младший лейтенант сбегал за фотоаппаратом в свою машину и теперь увлеченно щелкал затвором, запечатлевая, как он выразился, «для истории» подбитую вражескую технику. Мимо под охраной проводили пленного немца.
— Ну-ка, стой! — скомандовал Ивлев.
Танкисты остановились, немец послушно замер с руками по швам. Ивлев сунул фотоаппарат Коломейцеву в руки, а сам подвел немца к подбитой «тройке», встал рядом с ним и громко крикнул:
— Давай! Фото на память!
Витяй усмехнулся, взвел затвор и нажал на спуск. Младший лейтенант, однако, на этом не успокоился. Потребовав еще несколько снимков с разных ракурсов, он в итоге вытащил из кармана плитку наркомпищепромовского шоколада «Миньон» и протянул ее немцу.
— Давай-давай, снимай! — по-мальчишески задорно крикнул Ивлев Витяю.
Витяй навел объектив, в котором отразились немец со сделавшимся оловянным взглядом и улыбающийся во все тридцать два зуба Ивлев — и в очередной раз щелкнул фотоаппаратом. Вокруг уже, как на представление, собрались танкисты.
— Давай теперь я тебя с ним щелкну, — протянул руку за ФЭДом Ивлев.
— Да ну, — отмахнулся Коломейцев, — не хочу я с ним фотографироваться.
— Ребята, а давайте общую карточку сделаем, — предложил кто-то. И, сам того не ведая, произнес пророческие слова: — Кто знает, когда еще придется…
Они успели сделать общее фото на фоне ближайшего КВ, после чего Ивлев, получив фотоаппарат обратно в руки, объявил:
— Все. Пленка кончилась.
— Товарищ капитан, грузовик! — доложили Барсукову.
И вправду, слева по дороге двигалась полуторка. Барсуков вскинул к глазам бинокль. Разглядел, как машину сначала остановили у высланного в дозор КВ. Потом танкист с башни махнул рукой в сторону основных сил роты, и грузовик попылил напрямую к ним. Около расставленных в поле у дороги КВ полуторка затормозила. В кузове сидели бойцы в полном снаряжении, с винтовками и автоматами в руках. Однако для обещанного пехотного прикрытия их было явно недостаточно. Да и прибыл грузовик, получалось, не из тыла, а от соседей с фланга. Из кабины вышел подтянутый стрелковый капитан, увидев Барсукова, подошел к нему, козырнул и представился. — Мы из 125-й стрелковой дивизии, — пояснил капитан. И, чуть помедлив и понизив голос, произнес: — Дивизия понесла большие потери и отступает.
— Где ваши позиции?
— Остатки дивизии уже отошли. — Капитан поднял глаза на Барсукова. — Мы сами вырывались с боем. Вон, полюбуйтесь.
Капитан указал на расщепленный пулями борт грузовика. После чего сообщил так, чтобы слышал только командир танкистов:
— Перед вами никаких войск нет. Мне приказано уведомлять всех, кого я встречу…
Барсуков сорвал травинку и в задумчивости пожевал ее несколько секунд. Развернулся на каблуках к стрелковому капитану:
— Я должен связаться со своим командованием.
— Разумеется, я понимаю, — кивнул капитан и добавил так же тихо: — Сообщите мою информацию в штаб.
— Конечно, — кивнул Барсуков.
— Мы должны следовать дальше, — взял под козырек капитан. — У меня приказ прибыть в штаб дивизии.
— Доставьте пленного, — попросил Барсуков. — Мне его девать некуда.
— Хорошо, — чуть помедлив, ответил капитан и крикнул в кузов: — Старшина, возьми двоих!
— Есть! — раздалось в ответ. Откинулся задний борт грузовика.
Из полуторки выпрыгнул старшина средних лет с автоматом на груди и двое молодых бойцов с винтовками. Пленного немецкого танкиста без лишних церемоний запихали в кузов.
— Товарищ капитан, разрешите обратиться! — это подбежал Ивлев.
— Обращайтесь.
— При штабе дивизии у вас ведь наверняка есть газета? Передайте пленку. Фотоматериал о наших первых боях и победах, так сказать… — Ивлев смутился. — Ну, для подъема боевого духа…
— Хорошо, передадим, — улыбнулся капитан. — Непременно.
И снова окликнул старшину. Тот принял от Ивлева отснятую катушку с пленкой и положил ее в нагрудный карман гимнастерки, аккуратно застегнув пуговицу.
— Закурить найдется? — окликнул один из танкистов солдата в грузовике.
— Держи. — Из кузова полетела пачка сигарет.
— Ого, трофейные уже!
— Оставь себе, — расщедрились пехотинцы.
— Благодарствуем! — отвечал танкист.
— Нам пора! — снова козырнул стрелковый капитан и забрался в кабину.
— Счастливого пути! — отвечал Барсуков.
Проводив взглядом отъезжающую полуторку, бросил остальным танкистам:
— По местам, ребята. Расслабляться рано.
И направился к своему КВ, приказав радисту вызывать штаб батальона.
5
— В следующий раз я вас расстреляю, Берзиньш, — произнес Кнапке, когда они остановили машину в небольшом перелеске, куда съехали с проселочной дороги.
Берзиньш стоял перед Кнапке навытяжку белый, как полотно.
— Как вы умудрились вопреки моему приказу избавиться от всех — я повторяю, от ВСЕХ — немецких вещей не только оставить у себя немецкие сигареты, но предлагать их русским?!
— Виноват, господин лейтенант!
— Не господин лейтенант, а товарищ капитан! — сквозь зубы с раздражением процедил Кнапке. — Нет, я точно когда-нибудь собственноручно сделаю вам дырку в башке…
— Виноват, товарищ капитан!
— Шлепнуть, пустить в расход, поставить к стенке, — прилежно перечислил Хубе еще выражения, которые отражали угрозу со стороны Кнапке в адрес Берзиньша.
Кнапке повернулся к остальным присутствующим при выволочке.
— Ваша работа, Цойлер?
— Да. Хубе — способный ученик, — спокойно подтвердил Земцов.
— Это еще хорошо, что русский танкист сам озвучил вполне правдоподобную версию появления у вас немецких сигарет, Берзиньш, — вернул разговор к злосчастной пачке Кнапке. — Иначе мы могли быть раскрыты прямо там.
— Спалились бы по полной, — невозмутимо вставил очередную реплику Хубе.
— Достаточно на сегодня жаргонных выражений, Хубе! — с плохо скрываемым раздражением проговорил Кнапке. Хубе прикусил язык и вытянулся во фронт. Кнапке закончил:
— Цойлер ко мне, остальные свободны.
Солдаты вернулись к машине. Советским грузовиком они обзавелись вчера днем, следуя за передовыми подразделениями группы армий «Север». В ходе стремительного продвижения немцев на направлениях главных ударов множество рокадных дорог оказались забиты брошенной техникой — подбитой, сгоревшей, выведенной из строя и совершенно целой. Такого разнообразия танков, бронемашин, грузовиков, легковушек, артиллерийских тягачей, орудий, всевозможных машин снабжения и даже гужевых повозок никому из них еще не приходилось видеть в своей жизни. Думалось, что вряд ли и придется. Причем бо́льшую часть всего этого явно не успели применить по прямому назначению. Успели поднять по тревоге, привести в движение, обозначить маршруты следования (зачастую часто меняющиеся на прямо противоположные), укомплектовать экипажами и расчетами, но не всегда и не везде полными. То же касалось и вопросов снабжения. Дороги с колоннами брошенных танков, в которых не было горючего и боеприпасов, буквально чередовались с дорогами, на которых застыли колонны, состоявшие из заправщиков и грузовиков, доверху забитых боеприпасами. Огромные дивизионные, корпусные, армейские механизмы были приведены в движение, но это движение не успело достичь той точки, с которой весь фронтовой механизм начинал работать более или менее четко и слаженно. Говорить о более мелких подразделениях вообще не приходилось. Следов боев встречалось относительно мало. И от этого картина хаоса вырисовывалась еще более апокалиптической. В одной из таких бесчисленных колонн они и присмотрели грузовик ГАЗ-АА, в новенькой зеленой краске, стоявший с распахнутыми дверями. После тщательного осмотра выяснилось, что машина полностью технически исправна. Лишь боковой борт прошила наискось пулеметная очередь, пущенная, вероятно, с самолета.
