Я пошел в батальон – через свой старый командный пункт – доложить командиру. Унтер-офицер Пауль и его медики были по горло заняты работой. Несколько наших, из тех, кто не успел получить помощь, пошли со мной. Рядом падающие снаряды несколько раз заставляли нас залечь.
Штаб LI АК: 17.55 18 октября 1942 г. Сегодня противник возобновил сопротивление в районах, захваченных 16 и 17.10… Зачистка оврага 73b3 еще не закончена… 18.10. артиллерия противника усилила огонь на северном крыле 100-й егерской дивизии и перед 14-й танковой дивизией…
Когда я прибыл в батальон, то от Шюллера узнал, что по настойчивой просьбе батальонного врача майор доктор Вайгерт был вынужден покинуть батальон. У него – как и у его предшественника, майора доктора Циммермана, – неожиданно открылась желтуха. Черт!
Теперь батальоном командовал адъютант. Моей ротой, или, точнее, жалкими ее остатками, командовал командир группы управления.
Мы общались друг с другом в довольно странной манере. Йохен писал на листке из блокнота ответы на мои вопросы. Когда у него были вопросы, он писал их, а я на них отвечал.
До конца дня оставался час. Хорошо бы к тому времени закончить ликвидацию котла. Каков же теперь наш боевой состав? Суточная сводка скажет нам об этом.
Я сказал Йохену, что переночую в обозе и пусть гауптфельдфебель заберет меня, когда закончит с раздачей пищи. До тех пор я полежу и попробую поспать.
Я проснулся оттого, что меня трясли за плечо. Это был Йохен. Рядом с ним стоял мой гауптфельдфебель.
Сначала я вспоминал, где я, затем все стало ясно. Свист в ушах говорил, что это был не сон. Я проспал четыре часа и выпал из реальности. Теперь она вернулась, жесткая и безжалостная.
На мой вопрос, как на фронте, Йохен написал: «Котел ликвидирован, в 5, 6 и 7-й ротах, вместе взятых, боевой состав 23 человека. Семеро из них – из 7-й роты. В стрелковых ротах III батальона всего 21 человек. В нашем батальоне 8 убитых, 14 тяжелораненых, остальные ранены средне и легко. Лейтенант Вайнгертнер и лейтенант Фукс ранены».
Я был ошеломлен и не мог вымолвить ни слова. Что осталось от нашего полка? Где пополнения? Если придут неопытные и необстрелянные солдаты, что толку от штаба и частей снабжения, а также от частей с тяжелым вооружением? Мы, пехота, входим в тесный контакт с противником. Тяжелые потери дня лишний раз это доказали.
Йохен писал дальше: «Приказ командира полка. Ты вызываешься к нему в 10.00 с рапортом».
Я кивнул, пожал другу руку и пошел за гауптфельдфебелем. Добравшись до обоза, я поел и дальше хотел только одного – спать, спать…
Штаб LI АК: 22.40 18 октября 1942 г.
LI АК с частями 24-й танковой дивизии выполнил задачу по очистке местности… В овраге 73b1—3 противник – сжатый на незначительной площади – продолжает удерживать позиции.
Трофеев и пленных на 18.10.:
537 пленных, включая 10 дезертиров, 19 пулеметов, 2 противотанковые пушки, 32 противотанковых ружья, 2 миномета, 10 автоматов.
19 октября 1942 г.
Я проснулся в 07.00. Снаружи было еще темно. На полевой кухне еще шла раздача. Как всегда, солдаты на передовой уже получили еду. Я взял кружку горячего кофе. Господи, как хорошо!
Повара разговаривали между собой. Я радостно отметил, что могу слышать правым ухом. Звуки еще доносились как будто издали, но я уже мог их слышать. С левым ухом все оставалось без изменений, но я был уверен, что со временем слух вернется и к нему. В любом случае я был в этом уверен.
Гауптфельдфебель рассказал мне, кто остался на фронте: Диттнер, Павеллек, Неметц и три старых солдата из роты, а также один из нового пополнения. Кроме того, санитатс-унтерофицер Пауль и украинец Павел. Я спросил о втором «хиви», Петре. Михель сказал:
– Он был убит по дороге с перевязочного пункта к роте. Павел был так разъярен, что вступил в бой с винтовкой в руках.
Подумав о павших друзьях, я понял, что он чувствовал.
Наш ротный брадобрей Грюнд подстриг и побрил меня. Он также должен был проводить меня на полковой командный пункт. В 10.00 я доложил о прибытии командиру, оберстлейтенанту Мюллеру. Я впервые его видел: он был строен и чуть выше меня. Лицо его было покрыто морщинами. Ему было на вид лет 40. Он серьезно приветствовал меня. Его адъютант, мой друг Руди Крелль, не присутствовал.
– А теперь, мой дорогой Холль, расскажите мне о вчерашнем дне. Крелль уже кое-что о вас рассказал. За последние недели, замещая оберста Гроссе, я кое-что повидал. Вам неоднократно везет. Ничто не действует без удачи.
– Так точно, герр оберстлейтенант, ничто не действует без удачи.
Он внимательно выслушал мой доклад. Я открыто сказал ему, что боевой состав после вчерашнего боя практически равен нулю и ротам срочно нужно пополнение.
– Вы правы, Холль. Я послал адъютанта в дивизию. Крелль лично изложит генералу Пфайферу ситуацию в полку, чтобы нас вывели из подчинения 24-й танковой дивизии и вернули в 94-ю дивизию. Для боевой готовности нам нужно пополнение и отдых. Я сейчас тоже нехорошо себя чувствую, обострился ревматизм.
В блиндаж вошел связной:
– Герр оберстлейтенант, обер-лейтенант из штаба 24-й танковой дивизии хочет с вами поговорить.
– Проводи его.
Вошел обер-лейтенант в форме танкиста, отдал честь и подошел к командиру:
– Обер-лейтенант Еско фон Путкамер, О2 (офицер связи. – Прим. пер. ) 24-й танковой дивизии.
Мой командир представил нас.
– Что привело вас ко мне, герр фон Путкамер?
– Герр оберстлейтенант, поскольку котел у хлебозавода ликвидирован, ваш полк занимает новый сектор. Генерал фон Ленски хотел бы знать, когда ваш полк будет готов выступить.
Я не мог поверить своим ушам. Он сошел с ума или в дивизии не знали, что происходит?
Командир посмотрел на меня, затем обратился к Путкамеру:
– Лейтенант Холль – один из последних уцелевших ротных командиров. Он вчера принимал участие в боях и наполовину оглох. Послушайте, что он вам расскажет, и передайте своему командиру.
Он обернулся ко мне:
– Давайте.
Я повторил свой доклад и указал количество боеготовых солдат (два батальона с 44 пехотинцами). При этом мои мысли были об убитых и раненых. Я закончил со слезами гнева: «И эта горстка тоже должна стать пушечным мясом?»
Фон Путкамер внимательно слушал меня, лицо его было непроницаемо. Затем он сказал: «Да, вижу, здесь ничего не поделать. Я доложу командиру». Он отдал честь и вышел.
Оберстлейтенант Мюллер отпустил меня, пожелав скорейшего выздоровления. Полный горечи, я шел со связным Грюндом обратно в обоз. Так обычно и бывает, когда тебя «одолжат» другой части. Тебя используют до последнего солдата, потом – когда ты послужил своей цели – тебя просто бросают.
