Но теперь – к моим людям. Первым делом я встретился с казначеем, унтер-офицером Хольмом. Тихий и убедительный человек, он служил в роте с самого дня формирования. Его дружеское приветствие было теплым и искренним. Вскоре пришел фуражир Грегулетц, за ним ефрейтор Фишер, возница фургона на конной тяге, то есть транспорта, принадлежащего помощнику оружейника и всем обозным. У каждого было свое назначение – как у гайки в машине, – и без них мы не могли действовать. И так со всеми частями, будь они на лошадиной тяге или моторизованные, сухопутные, воздушные или военно-морские.
Я задал множество вопросов, но и много о чем поговорил сам. Грегулетц отвел меня к лошадям. Несколько четвероногих ветеранов еще оставались с нами, включая моего коня Мумпица. Все они видели лучшие дни, и сейчас они стояли на краю очередной суровой зимы. Конюхи делали все от них зависящее – уверен в этом, – но они не могли совершить чуда. Если продлится хорошая погода, завтра или послезавтра прокачусь на Мумпице. Я уже ждал этого и хотел посмотреть, поймет ли он, что снова несет своего старого наездника.
Штаб LI АК: 22.10 21 октября 1942 г. 276-й пехотный полк возвращен в 94-ю пехотную дивизию…
25 октября 1942 г.
Уже четыре дня как я в обозе. В холода сильнее чувствуется разница между сравнительно спокойной жизнью в десяти километрах от фронта и боевыми действиями во фронтовых частях, когда ты непрерывно в деле.
22 октября мы видели, как шесть бомбардировщиков летят через нас на Сталинград. Чуть позже до обоза донеслись звуки разрывов.
Вчера я смог пообщаться с батальонным казначеем, оберцальмейстером Кноппом. Он уезжал на несколько дней и привез припасы, патроны и почту, в которой были письма от жены от 3 и 15 октября.
В обед я прокатился на Мумпице. После такого долгого перерыва было чудесно снова сидеть на лошади, в солнечный день оглядывая мир сверху. На миг я забыл, где я, забыл о серьезности момента и вспомнил о счастливых днях в Оберлаузице, где я первый раз проехал на этом крепко сбитом белом мерине. Мы скоро подружились, и в августе 1941-го, когда я принял роту, в которой был командиром взвода, Мумпиц стал моей ездовой лошадью. Он сполна заслуживал свою кличку. Даже теперь я должен был приглядывать за ним и показать, что я здесь хозяин. Мы вернулись через час. Счастливый час закончился. Если хорошая погода продлится, завтра я снова на нем покатаюсь.
28 октября 1942 г.
Слава богу, дни безделья позади. Вчера вечером я получил приказ доложиться сегодня на полковом КП. Я собирался поехать к командиру на Мумпице, прихватив конюха. Затем пришло сообщение, что командир сам приедет на машине, у него какие-то дела в обозе.
Я был рад, что последние два дня имел возможность покататься. Мой четвероногий друг тоже развеялся. Он явно повеселел и взбодрился. Кто знает, когда я еще раз на нем проедусь?
Оберст Гроссе приехал в полдень. Через полчаса – торопливо поев у полевой кухни – мы ехали на полковой командный пункт, который находился в небольшом дубовом лесу у Спартаковки.
Спартаковка и Рынок были двумя деревушками к северу от Сталинграда, отделенные от города ручьем Орловка. Дубы в так называемом «лесу» были очень молоды, всего метров пять в высоту. Они уже почти облетели. Тем не менее блиндажи были хорошо скрыты. Весь район занимал 100 на 400 метров и по форме напоминал зубную щетку. На КП сидел единственный офицер, лейтенант доктор Хорст Хоффман. По профессии он был судьей в городе Плауэн, в Фогтланде, а до перевода в полковой штаб командовал взводом в 13-й стрелковой роте. Полковой адъютант, обер-лейтенант Кельц, был еще в отпуску, но со дня на день ожидался обратно. До тех пор крепость удерживал лейтенант Хоффман. Я должен был ему помогать.
Мы с Хоффманом должны были спать в одном трехметровом блиндаже. Я быстро разбросал по местам немногие вещи, которые носил каждый пехотинец. Я собирался найти тихий момент и прочесть почту, которую я забрал перед отбытием из обоза, но лейтенант Хоффман вошел в комнату и попросил меня пойти к командиру. Последний уже ждал меня, и, после того как я доложил о прибытии, он посмотрел на меня и сказал: «Мой представитель, оберстлейтенант Мюллер, наградил вас Значком за ранение в золоте за вашу седьмую рану и травмы, нанесенные вражеским огнем. Он хотел бы лично вручить эту награду. В полку не было золотых значков за ранение, пришлось запрашивать в дивизии. Вчера мы его получили, так что теперь я могу приколоть его вам на мундир. Желаю вам, Холль, солдатской удачи и в дальнейшем – и всего самого лучшего».
Я искренне ответил на рукопожатие. Я был убежден, что моя судьба лежит в руках высшего существа, без которого мы все ничто. Не было смысла воображать, что можно избежать ответственности за то и это. Когда Господь назначает последний твой миг, бесполезно умолять или молиться, так что нужно быть готовым. Присяга, которую я принес фюреру, народу и Фатерлянду, всегда останется священной, особенно с тех пор, как я добровольно принес ее в 18 лет.
В тот вечер я ответил на письмо из дома. Ночью снова слышался звук моторов «швейных машинок».
Штаб XIV танкового корпуса: 17.45 28 октября 1942 г. Штурмовые группы 276-го гренадерского полка еще имеют связь с северным крылом штурмовых полков, обезопасили северный фланг и очистили изрытую снарядами территорию вдоль железной дороги в районе северо-западного угла квадрата 54…
29 октября 1942 г.
29 октября обещало быть ясным днем. Солнце появилось на востоке, и, несмотря на то что ночи были уже холодные, можно было – насколько возможно – согреться в его лучах. Я часто обращался мыслями к своей роте.
На прогулке у блиндажа я увидел лежащие там и сям небольшие мины. Они были круглыми, примерно десять сантиметров в диаметре, и из них выступали проволочные стержни. Задень эти стержни – и мина взорвется. Я доложил об увиденном командиру, который распорядился искать эти опасные сюрпризы.
Когда я с должной осторожностью осматривал эти штуки, обер-ефрейтор из штаба полка спросил меня:
– Герр лейтенант, что это?
– Это небольшие мины, которые «Иван» сбросил прошлой ночью со «швейной машинки» (непонятно, что это было. В СССР не производилось ничего подобного, устанавливать мины с самолета придумали как раз немцы – бомбы SD-2 можно было установить на подрыв в воздухе, при падении или когда на нее наступит солдат противника. Да и взрыватель с проволочными усиками скорее похож на немецкий Z-35, от мины-лягушки. – Прим. пер. ).
– Они опасны? С виду ничего страшного.
– Еще как опасны! Обходи их подальше! Все, что мы не знаем и что исходит от «Ивана», – опасно.
– Ну, вряд ли они столь опасны.
– Предупреждаю: держи лапы подальше от них.
Он ушел, но явно не был убежден моим предупреждением.
В полдень пришел и доложил полковнику об отбытии в «особый отпуск» первый кавалер Рыцарского креста в полку, капитан третьего батальона гауптман Артур Риттнер. Риттнер особо отличился в боях за Южный Сталинград. Мы были рады за него. Гауптман Риттнер был «двенадцатником» (солдатом, подписавшим 12-летний контракт) и прошел подготовку в рейхсвере.
