— Мне и сдать нечего. Что у нас сопрешь? Противогазы?
— Кто на что учился, — ухмыльнулся Ивантеев.
Гришин вяло пожал ему руку и побрел в казарму. Настроение было окончательно испорчено, и продолжать разговор не хотелось.
И в расположении, лежа на кровати, думал солдат об арбузах. Ну не смешно ли? Вокруг фруктов полным-полно, продаются они по дешевке, кто-то ими обжирается, а они — весь полк — только слюну глотают.
Запрещено было русским покупать у афганцев фрукты. Везли их на машинах или перебрасывали на самолетах из Союза, но все равно ничего из этого до бойцов не доходило. А самим частям, чтобы что-то купить, — ни-ни. Боялись, что подсунут отравленные фрукты. А как они подсунут? Если мужик с соседнего поля их продает, а сам живет рядом и дом его тут же стоит, где детей — орава. Разве будет он этим заниматься? Понимает прекрасно, что за такие шутки шурави-советские в порошок сотрут всю его семью, а от дома камня на камне не оставят. И потом, то ли все это на базар таскать и там продавать по килограмму, то ли сразу — оптом — все сдать. Есть разница? Конечно, есть. А что касается денег, то их в полку полным-полно. Под ногами валяются. Какая свалка битых машин за автопарком! Переводчик Каримов рассказывал, что из кишлака афганцы приходили к командиру полка. Разговаривали о свалке. Предлагали два миллиона афошек, чтобы ее к себе перетащить. Они молодцы. Ребята говорят, что наши сожженные машины афганцы до болтика разбирают. Все у них в дело идет. А здесь такое богатство ржавеет!
Два миллиона! У Гришина перехватывало дыхание, и он судорожно начинал думать, что же на эти деньги можно купить. Выходило так много, что у солдата сдавливало грудь, и он отгонял от себя эти мысли. Еще бы! Видеомагнитофон стоит в дукане сто тысяч. Да за два миллиона всю долину, все поля, наверное, можно купить.
Но кто купит? Гришин прекрасно понимал, что никто не отважится продать этот металлолом: ни командир, ни его заместитель, ни начальник штаба. Дорого им эта сделка обойдется, ведь настучат… А то, что сделает это кто-нибудь, Гришин не сомневался. Зависть да жадность — подружки подлости, все втроем ходят, под ручку. Вон у них два прапора продали машину бензина, да деньги не поделили. Рассорились и в штаб друг на друга стуканули. В итоге — разбирательство, шум и суета.
Горы винограда и сочные, продолговатые арбузы вкупе с ароматными янтарными дынями постепенно исчезали в воображении Гришина и от этого казались ему еще желанней. Настолько, что если бы добрый волшебник на соседние кровати с одной стороны от Гришина положил девушку, а с другой — сочный, аппетитный арбуз, то солдат бы надолго задумался, что выбрать.
До чего дошел Гришин… Девушка и арбуз… Арбуз слаще… Афган гребаный, до чего довел пацана…
По ночам снилась Гришину бахча.
А за колючей проволокой наяву, а не во сне созревали огромные арбузы, уткнувшись огромными мордами в сухую землю.
Однажды после обеда пришел Гришин к Ивантееву. Настроен он был решительно.
— Ну его на хрен, Серега! Пойдем на бахчу.
— Каким образом?
— Да через третий пост, по проходу.
— Прямо сейчас?
— Конечно.
— А ты не того? — Ивантеев покрутил пальцем у виска. — Офицеры сцапают — умрешь, бегая в полной боевой выкладке по плацу.
— Сам ты того, — обиделся Гришин. — Что я, придурок, просто так дело предлагать? Я же все продумал. Сегодня в пять часов в клубе собрание офицеров и прапорщиков полка. Все до одного туда сползутся — это точно. Думаю, что не меньше часа будут заседать. Да мы за двадцать минут все сбацаем. Вещмешки с собой возьмем, гранаты на всякий случай — и всех делов.
Ивантеев задумался.
— А сторож?
Гришин захохотал:
— Да он же одноногий. Прыгает на своей деревяшке еле-еле. Что он нам сделает? А если подойдет, ругаться начнет, то дадим ему в тыкву, и все.
— Вообще-то можно, — неопределенно сказал Ивантеев.
— Не можно, а нужно, — напирал Гришин. — Вещмешки и гранаты я уже приготовил.
И в конце концов Ивантеев согласился.
В начале шестого, проинструктировав ребят на третьем посту и пообещав им парочку спелых арбузов, друзья подались на бахчу.
Солнце скатывалось за горы. Его лучи уже не испепеляли землю, а лишь скользили по ней.
Задыхаясь, солдаты подбежали к бахче и начали торопливо ворочать арбузы, выбирая самые лучшие.
Вещмешки постепенно раздувались. Из шалашика выглянул смуглолицый парнишка, всмотрелся в солдат, а потом приветливо замахал рукой. Друзья переглянулись.
— Подойдем, что ли? — спросил Гришин.
— Давай.
Афганец торопливо скакал навстречу. Он радостно улыбался, показывая мелкие частые крысиные зубки. Протянул немытую руку, зацепился ею за крепкие мозолистые солдатские ладони. Приглашая, ткнул пальцем в сторону шалашика.
— Бийо. Унджа бийо. На таре. Душман нист.
Слова «душман» и «нист» были друзьям знакомы. Гришин кивнул головой.
— Нист так нист. Пойдем, мужик.
«Мужик», как птица с перебитой лапой, запрыгал к шалашу. Солдаты посмотрели на пост, убедились, что знака тревоги нет, и зашагали за пацаном.
В шалаше уселись они на землю треугольником.
— Ангур бухо?
Ивантеев с Гришиным непонимающе переглянулись.
Парнишка потянулся к узелку, развязал его. Там оказались спелые большие грозди винограда.
— Ин ангур аст! — сказал афганец и вложил виноград в руки солдат.
Гришин угостил пацана сигаретой.
Не успел парнишка сделать несколько затяжек, как друзья выбросили пустые кисти.
— Хороший виноградик, — вздохнул Ивантеев. — Вот такого бы набрать.
Мальчишка, казалось, понял, о чем сказал солдат. Он вытащил сигарету изо рта и быстро заговорил, высовываясь из шалаша и указывая на два одиноких дувала, которые стояли почти у самого подножия гор. Расстояние до них — с километр.
— Дар унджа ангур бесийор зияд аст!
Парнишка широко разводил в стороны руки, надувал щеки и качал головой.
Друзья задумались.
— Сходим, что ли? — предложил Гришин. — Гулять так гулять! Я и винограда хочу.
Ивантеев посмотрел в сторону полка:
— А если заметят?
— Тоже верно, — согласился Гришин и повернулся к афганцу: — Понимаешь, бача, мы бы сходили, но нам нельзя. Командор, понимаешь, — Гришин ткнул пальцем в сторону вышек, а затем свел пальцы в кулак и ударил им несколько раз себя по челюсти, — голову оторвет. Сходи лучше ты. А мы тебя подождем здесь.
Гришин показал на пацана и задвигал двумя пальцами, будто шагает тот в сторону дувалов. Парнишка понял, вздохнул и так же выразительно показал на деревяшку.
