Ситуацию усложнял тот факт, что венгры больше не были надежными союзниками. Их политические фракции оказались парализованными, а ряд армейских частей перешли на сторону русских, хотя остальные части оставались преданными немцам. Решительная слабость немецкого фронта при этих обстоятельствах была очевидна. С этих пор я и мои товарищи стали встречать на своем пути колонны беженцев из числа гражданского населения, отступавших вместе с частями Вермахта. Среди беженцев были не только люди немецкого происхождения, но также много венгров, находившихся в оппозиции к коммунизму.
Теперь война стала еще более тяжелой для психики бойцов. Гражданское население из этих колонн очень часто оказывалось в эпицентре боев. Немецкие пехотинцы никак не могли им помочь и были вынуждены бессильно смотреть на их страдания и гибель. Видя это, солдаты Вермахта переставали верить в свой долг. Бои свелись для них к простой борьбе за выживание.
На широких венгерских равнинах численно превосходящие немцев русские бронетанковые части развили свое наступление. Для сохранения связи, основными силами отступающей немецкой армии, боевой группе Вохлера, к которой принадлежала и 3-я горнострелковая дивизия, пришлось пробиваться через позиции русских к городу Ньиредьхаза. Разгорались кровопролитные бои, в ходе которых безжалостно уничтожались колонны беженцев. Поскольку переход Венгрии на сторону антигитлеровской коалиции осуществлялся медленно и вынужденно, вторгшиеся в страну русские бойцы не воспринимали венгров как союзников и действовали, как завоеватели. Это порождало у местного населения и отступающих немцев горькие предчувствия того, каким будет их предстоящее поражение. Было много случаев невероятной жестокости русских солдат по отношению к гражданскому населению. А трупы жестоко замученных немецких солдат стали обычным зрелищем.
Глава четырнадцатая ЧАС СНАЙПЕРА
Мы вышли к небольшой деревеньке около Ньиредьхазы. Русские танки, занимавшие ее, уже ушли вперед. Теперь в деревне занимала позиции лишь одна пехотная рота. При приближении горных стрелков завязался жестокий, но короткий бой, который отчаянно сражавшиеся немецкие пехотинцы быстро выиграли. Понеся тяжелые потери, остатки русской роты отступили. Осторожно занимая деревню, стрелки обнаружили, что ее жители спрятались в подвалах своих домов. Когда эти люди поняли, что советские войска выбиты из деревни, они стали выбираться наружу и, громко стеная, подходили к немцам. Обыскивая дома, немцы начали понимать причины такого поведения венгров. Они находили изнасилованных женщин и девушек, а также застреленных или заколотых штыками их родственников, пытавшихся остановить насильников.
Я и двое моих товарищей наткнулись на обезумевшего от горя старика, который указывал нам на вход в погреб. Мы предположили, что там, должно быть, спрятались солдаты врага, и тут же ползком устремились туда. Заняв позиции у входа, мы закричали предполагаемым врагам, чтобы они сдавались. Призыв повторялся несколько раз, но никакой реакции на него не последовало. Тогда один из нас снял с пояса ручную гранату и уже собирался бросить ее через открытую дверь. Но тут старик подбежал и остановил его. Что-то пронзительно крича на венгерском и отчаянно жестикулируя, он подталкивал пехотинца войти в погреб. Едва оказавшись там, немецкий солдат тут же выскочил назад. Его лицо позеленело. Прислонившись к стене, он начал блевать. Я и второй мой товарищ, видя такое, вошли в погреб и сразу начали осматриваться, не продвигаясь вглубь. От увиденного у нас перехватило дыхание. В погребе лежала женщина, находившаяся на последних месяцах беременности. Ее живот был разрезан, пока она была еще живой, а младенец вырван из него. Женщина умерла от потери крови. А младенец, который выглядел почти полностью развившимся, был приколот штыком к стропилу. Я вместе с товарищем сняли убитого ребенка, завернули в плащ-палатку вместе с его матерью и закопали их в саду.
Через два дня полк продвинулся к городку Ньи-редьхаза, так что тот оказался в зоне досягаемости нашего огня. Пока 2-й батальон дожидался приказа к началу атаки, я решил использовать это время для изучения окружающей территории. Поспав несколько часов, я растворился в скрывавшей меня от глаз врага предрассветной тьме. Вскоре я был уже возле первых пригородных домов. Я осторожно полз через сады и руины разрушенных зданий. Пригород выглядел необитаемым, хотя стрелкам было сказано, что он занят русскими. Между тем уже вставало солнце, и мне нужно было подыскать себе хорошо замаскированный наблюдательный пункт. Перескакивая от одного прикрытия к другому, я вдруг услышал, что в моем направлении движутся машины. Было около половины восьмого утра. Мне пора было уже находиться в пути к позициям батальона. Но я не мог заставить себя перестать думать о том, что я вынужден вернуться из разведки ни с чем. Все еще надеясь обнаружить что-нибудь важное, я забрался на кучу обломков и спрятался под коньком крыши разрушенного дома. Бесшумно я расчистил пространство, чтобы иметь широкий обзор перед собой.
Внизу передо мной лежала улица из разграбленных домов и ресторан. Небольшой грузовик и три американских джипа марки "Виллис" с советскими звездами на капотах выехали из-за угла и остановились перед рестораном. Солдаты выпрыгнули из своих машины, раздались громкие приказы, после чего русские бойцы разделились на небольшие группы и устремились в дома.
Я чувствовал, как внутри меня нарастает страх, но русские не проявили никакого интереса к моей куче обломков, а сосредоточили свое внимание на тех из оставленных зданий, которые были более-менее неповрежденными. Русские начали мародерствовать, и вскоре вокруг их машин собралось множество разнообразных вещей, которые могли облегчить солдатскую жизнь: банки с фруктами, овощами и мясом, граммофон вместе с пластинками, подсвечники, пестрые картинки, бутылки с алкоголем. Поскольку еда, алкоголь и ценные вещи попадались солдатам вовсе не в том количестве, в каком они хотели, их настроение становилось все более агрессивным, и они начали крушить все не нужное им, что попадалось в домах. Из окон вылетали обломки мебели, а за ними книги и одежда. Между тем офицер, руководивший остальными, в конце концов решил заняться наиболее лакомой целью — рестораном. Я услышал громкие голоса, раздавшиеся внутри здания. За ними последовал звон стекла и треск ломающейся мебели. После этого вдруг раздалась автоматная очередь. Через открытую дверь ресторана до меня донеслись громкие приказы и тревожные крики. Русские нашли владельца ресторана и его жену, прятавшихся там. Несчастных пинками вытолкнули на улицу.
Я определил, что владельцу ресторана на вид было уже под шестьдесят, а его жена выглядела на двадцать лет моложе. Удивление и испуг отчетливее проступили на их лицах, когда они увидели других русских, которые, постреливая, возвращались к машинам. Я насчитал их двадцать три. Они громко спорили о чем-то. Речь, очевидно, шла о женщине. Владелец ресторана вдруг понял, что должно случиться, и бросился на ближайшего к нему солдата. Но венгр был тут же сбит с ног ударом винтовочного приклада в спину. Двое солдат подтащили его к фонарному столбу и привязали к нему его шею и руки. Остальные русские бойцы тем временем уложили кричащую женщину на капот первого джипа. Один держал ее руки, а другие развели ее ноги. Их командир, который был старшим лейтенантом, воспользовался своим правом первенства. Он вытащил нож из голенища своего сапога и, отпустив несколько пошлых шуточек, которые вызвали среди остальных солдат ужасный хохот, разрезал и сорвал трусы с венгерки. После этого он спустил штаны и под гогот своих товарищей стал насиловать ее, неистово двигая своей задницей.
