— Когда начнете думать, что больше не можете держаться, — сказал сержант медслужбы, — проглотите одну из пилюль, и к вам вернется решимость и силы. Но не принимайте слишком много, иначе свалитесь с ног раньше, чем успеете пикнуть. Одной пилюли вполне достаточно. Итак, удачного боя!
С этими словами он развернулся, направившись осматривать принесенных раненых.
Оставалось лишь несколько часов на отдых и коматозный сон, после чего стрелки снова были на ногах и получили приказ проглотить одну из пилюль. К ней впервые за долгое время они получили чашку горячего кофе. И даже по кругу пошло несколько бутылок спиртного, так что каждый смог сделать по хорошему глотку. Но появление кофе и алкоголя всегда означало, что вскоре последуют плохие новости. Так было и на этот раз. Всего через полчаса они были перемещены на участок, подвергшийся новой атаке русских, где они должны были поддержать обескровленную пехотную дивизию.
Глава шестая. ГОСПОДИН ПРОФЕССОР И ЕГО КАРБОЛОВАЯ МЫШЬ
Началась оттепель, и стрелкам пришлось идти к месту назначения через грязь, доходившую до колена. Их ботинки и штаны настолько пропитались водой и набились грязью, что им было тяжело переставлять ноги. Физически истощенные немецкие пехотинцы тем не менее старались настойчиво идти вперед. Многие из них были настолько измотаны, что их шаги становились все медленнее и, остановившись, они засыпали стоя. Их товарищи хватали их за руку и вели за собой. Через несколько минут они, вздрогнув, просыпались и даже не могли вспомнить, как прошли этот отрезок пути. Марш был столь подавляюще напряженным, что даже пилюли, которые горные стрелки съедали в значительных количествах, оказывали лишь минимальный эффект.
Моя винтовка висела у меня за спиной, ее оптический прицел, чтобы на него не попала грязь, был завернут в куски плащ-палатки. На шее у меня на случай неожиданной перестрелки висел пистолет-пулемет МР40. Усталость и чувство голода я к этому времени уже привык заглушать, жуя галеты, которые всегда, когда была возможность, старался выменивать у товарищей на входившие в мой паек сигареты.
За перемещениями русских стояло нечто большее, чем простое изменение главного направления атаки. Их операция развилась в широкомасштабное наступление, которое нанесло серьезный урон немецким позициям 30 января 1944 года. В районе впадения в Днепр реки Базавлук две немецкие армии неожиданно оказались под угрозой окружения. Как и много раз прежде, на упорные запросы о сокращении протяженности немецкого фронта армейский штаб отвечал отказом столь долго, что когда разрешение, наконец, поступило, то было уже почти поздно. Их спасла только неуклюжесть русского командования, которое в решающий момент разделило свои войска вместо того, чтобы сохранить их концентрацию, и немецкие командиры получили возможность переместить достаточное количество частей в угрожающий сектор, чтобы расстроить атаку.
Изнеможенные горные стрелки утомленно брели через грязь. Важность цели, ради которой мы подвергались столь суровым испытаниям, не была нам ясна. Теперь мы сражались и маршировали, скорее даже не думая вообще, нежели руководствуясь желанием уцелеть. Мы стали воинами, которых прочно связало чувство товарищества и постоянный страх смерти.
Перерывов больше не было. Стрелки стали походить на зомби. В своих промокших насквозь зимних боевых костюмах, с лицами, в которых ясно читались голод и усталость, мы просто позволяли тащить себя урагану страшных событий, разворачивавшихся вокруг нас.
Я в конце концов заболел. То, что я постоянно рисковал своей головой, в сочетании с питьем воды из воронок от взорвавшихся бомб вызвало у меня несколько приступов гастроэнтерита. Во время них я начинал дрожать всем телом и не знал, что в следующую минуту сделаю в первую очередь — справлю большую нужду или проблююсь. Командир батальона капитан Клосс нашел меня в углу блиндажа, дрожавшим и извивающимся, как раненый зверь.
Капитан Макс Клосс принял командование батальоном после того, как 2-й батальон перебазировался на Никопольский плацдарм. Движимый решимостью служить земле отцов там, где это наиболее необходимо, он оказался в числе добровольцев, перемещенных с Северного фронта на Восточный. Его дух поддерживала твердая вера в идеи национал-социализма. Подчеркивая свои убеждения, он носил на своей униформе значок организации Гитлерюгенд, в которой некогда состоял. При этом он скорее был отважным и исполнительным солдатом, нежели горячим сторонником партии. Когда он увидел меня в моем незавидном положении, то спросил у командира роты, кто это такой. Тот объяснил ему, что это снайпер 7-й роты, который очень хорошо справляется со своей работой.
— Нам необходим каждый специалист, — сказал Клосс. — Этот боец должен снова встать на ноги. Он последний снайпер, который остался у нас в этом бардаке. Мы не можем себе позволить потерять еще и его.
Клосс приказал мне отправляться на командный пункт батальона и там разыскать батальонных связных.
— Скажи ребятам, что они должны позаботиться о тебе.
Затем он повернулся к командиру роты и спросил:
— Я надеюсь, вы не возражаете, лейтенант?
Последний только пожал плечами. Продолжая дрожать, я отправился к командному пункту батальона. До него было всего около километра, но мне приходилось останавливаться по пути, чтобы снова и снова облегчать желудок. Наконец, я оказался в блиндаже связных. Изнеможенный, я подошел к их импровизированному месту для отдыха и простонал:
— Старик сказал, что вы должны позаботиться обо мне. В частности, мне нужно новое нижнее белье.
— Конечно, мисс Оллерберг, — раздался елейный голос из глубины походившей на пещеру комнаты. — Господин профессор и его карболовая мышь обязательно придут, чтобы припудрить вашу страдающую задницу.
Однако связные по-настоящему хорошо заботились обо мне, несмотря на то, что встретили с такой иронией. Они давали мне черный чай и нашли высокоэффективное средство от диареи под названием «Долантин», который производила компания «Хехст». Это средство имело не только болеутоляющий эффект, но также оказывало антиспазматическое действие. Оно значительно снижало боли при диарейном расстройстве. Однако «Долантин» нашел свое истинное применение как обезболивающее, после того, как в начале 40-х годов XX века химики «Хехста» смогли усилить его эффективность в двадцать раз. Усиленный вариант получил название «Поламидон». Только в 1944 году этого препарата было выпущено 650 тонн, что свидетельствовало о громадных нуждах военной машины Германии в обезболивающих средствах.
«Долантин», отдых и соответствующая пища ослабили мои кишечные судороги и диарею. Благодаря феноменальной заботе со стороны связных я восстановился всего за несколько дней. Капитан Клосс захаживал ко мне, чтобы узнать о моем состоянии здоровья, и мы с ним неплохо сошлись.
Мои ноги еще немного дрожали, когда Клосс сказал мне:
— Тебе пора сделать одну работенку. У нас есть четыре новых сержанта, направленных в твою роту. Я думаю, ты можешь позаботиться о них, сопроводить их до позиций роты и показать им, что нужно делать. Мой шофер заберет тебя.
