Давление на Карпатский фронт усиливалось. Командование 3-й горнострелковой дивизии старалось, как только могло, обезопасить свой участок фронта и включило соседние румынские части в свою систему обороны. Русские начали штурм через несколько дней после моего возвращения и методично наращивали его интенсивность. 19 августа 1944 года огонь русской артиллерии создал буквально стену огня. За артподготовкой последовало спланированное наступление. Войска русских обошли румынские части в секторе атаки, не встречая практически никакого сопротивления с их стороны, и 138-й горнострелковый полк был окружен, хотя его частям и удалось не оказаться отрезанными друг от друга. Немногочисленные резервы дивизии были быстро брошены на помощь полку, несмотря на то, что это вело к определенному стратегическому риску. После четырех дней кровопролитных боев окружение 138-го полка было прорвано, и линия фронта стабилизировалась. Наша часть практически не принимала участия в этих боях, если не считать перестрелок с русскими патрулями.
Я выходил на разведку за немецкую передовую почти каждую ночь. Я часто наблюдал небольшие скопления вражеских войск, исчезавших среди позиций, удерживаемых соседними румынскими частями. Как ни странно, я при этом не слышал никаких звуков, свидетельствующих о боях. Подозрения мои возрастали при виде того, с какой конспирацией двигались русские. Я доложил о своих наблюдениях капитану Клоссу.
— Вот дерьмо, — сказал Клосс. — Значит, слухи не были такими уж беспочвенными. Теперь это началось. Ты увидишь, румыны еще нанесут удар нам в спину.
Тем не менее, несмотря на доклады командиров с фронта, ОКХ с яростным, беспочвенным оптимизмом, отрицало угрозу того, что румынские союзники могут изменить Германии. За лето подозрительность немцев к своим союзникам периодически возрастала с тем, как все больше мелких улик указывало на переход румын на другую сторону. Их командиры, дружелюбные к немцам, были заменены другими, немцев не любившими. Поток румынских разведданных к Вермахту также сократился, и все чаще поступавшие сведения оказывались противоречивыми. В довершение всего рядовые румынские солдаты выглядели истощенными и уставшими от боев даже сильнее, чем немецкие бойцы. Это было вызвано постоянными крайне высокими потерями среди румын, сражавшихся на Восточном фронте с совершенно неадекватным вооружением. Приближающаяся атака русских на их родную страну ожидалась румынами с уверенностью в бессилии их собственных войск.
Русское наступление на группу армий «Южная Украина» имело конечной целью окружение 6-й немецкой армии. Две румынские армии, которые должны были защищать южный фланг 6-й армии, были разбиты за сутки и начали беспорядочное отступление. Румыния еще после сокрушительного поражения немцев под Сталинградом начала секретные переговоры с Советским Союзом о сепаратном мире. Но изначально эти переговоры зашли в тупик из-за жестких условий мира, предъявленных русскими. В июне 1944 года различные оппозиционные румынские фракции оказались подчинены влиянию румынской коммунистической партии, ими был разработан план свержения румынского фашистского диктатора Иона Антонеску и последующего разрыва с Германией. Здраво оценивая безнадежность ситуации, король Румынии Михай согласился заключить сепаратный мир с СССР и его союзниками и 23 августа перешел на их сторону. В тот же вечер румынская армия получила приказ прекратить военные действия против русских и развернуть свои орудия в сторону немцев.
Приказ был приведен в действие незамедлительно. Согласно условиям нового румыно-русского договора, немецкому послу и Верховному командованию Вермахта в Румынии было изначально предложено без боев вывести свои войска из страны вместе с их вооружением и обеспечением. Гитлер однако отклонил эти предложенные ему условия и провозгласил войну с Румынией. Это было еще одной фатальной ошибкой, которая поставила под угрозу ненадежные позиции 6-й немецкой армии. Соответственно за несколько часов Вермахт был вовлечен в войну на двух фронтах, что привело к огромным потерям в людях и материальной части, которые было нечем восполнить, и полному разрыву немецкого фронта. К 30 августа группа армий «Южная Украина» была практически уничтожена. Верховное командование в Берлине могло следить за событиями, просто перемещая и убирая флажки с карты, а пехотинцам пришлось ощутить последствия «героического решения фюрера» на собственной шкуре.
Для бойцов 3-й горнострелковой дивизии боевая ситуация оказалась особенно сложной. У них было теперь не только два противника, но румыны сами также разделились на тех, кто поддерживал новый альянс их правительства с русскими, и тех солдат и мирных жителей, кто остался предан национал-социализму и поддерживал немцев. Эта неразбериха приводила к многочисленным несчастным случаям и трагическим инцидентам.
Вернемся в 23 августа 1944-го. Это был солнечный летний день, и на участке 144-го полка не наблюдалось интенсивных боевых действий. Несмотря на это, нервы немцев в столь давящей ситуации были на пределе. В середине дня я снова встретил водителя Алоиса, который выполнял в полку функцию связного.
— Как дела, охотник? — спросил Алоис. — Хочешь выпить сегодня ночью? Наши румыны получили свежее спиртное и приглашают нас попробовать его вместе с ними. Не робей, приходи!
Меня охватило любопытство, к тому же глоток алкоголя при моем нервном напряжении явно не был лишним, и я согласился. Алоис описал место встречи, путь к румынской части и, уже прощаясь, прокричал через окно кабины:
— Сегодня вечером около восьми. Не дай пристрелить себя до этого часа!
Около девяти часов вечера этого судьбоносного дня я с винтовкой на плече двигался через лес к месту встречи. Хотя линия фронта была в двух километрах от меня, я, как всегда, был внимателен к тому, что меня окружало, и это уже не раз спасало мне жизнь. На подходе к румынским позициям, которые начинались за следующим поворотом тропинки, меня насторожил странный шум. Вечернюю тишину нарушало неразборчивое, возбужденное разноголосое бормотание. Мгновенно насторожившись, я сошел с тропинки и исчез в подлеске, чтобы отползти к небольшой возвышенности, с которой я надеялся разглядеть румынские позиции. Мои чувства обострились, я полз, как пантера, в направлении гвалта голосов, осторожно прокладывая через густые кустарники свой путь к вершине возвышенности. Оттуда я мог разглядеть долину размером с футбольное поле, в которой располагался лагерь румынских войск. В ста метрах от себя на пересечении лесной тропинки, которую только что оставил, я увидел в бинокль Алоиса и четырех других пехотинцев, окруженных румынами и двумя русскими.
Немецкие бойцы были связаны. Можно было понять, что их допрашивали. Русские что-то говорили румынам, после чего один из румын задавал вопросы пленникам. Было видно, что ответы не удовлетворяли их пленителей, поскольку один из русских отстранил румын и начал избивать немецких стрелков палкой. Большая группа румын смотрела на это, и по их поведению я мог сказать, что они были не в восторге от того, что делал русский. Затем появился офицер и стал отчитывать зрителей происходящего. Но его слова не производили эффекта, пока он наконец не достал пистолет. После этого румыны побрели к своим позициям, подстегиваемые окриками сержантов. Затем офицер заговорил с теми, кто проводил допрос, и они вместе с пленными направились в другое место, очевидно, чтобы продолжить допрос без лишних свидетелей.
