Немец со своей длинноствольной пушкой оставался пока на месте. Смелые, гады! Забыли про Сталинград, снова башку подняли. Что бы ни говорили политработники, а наступление идет пока со скрипом.
– Надо кончать фрица, – заявил Чистяков, и Сенченко снова с ним согласился.
Даже предложил план действий, где главная роль отводилась самоходной установке.
– Шарахни пару раз из своей гаубицы, пугни его, а мы добьем.
– Не получится, Петро, – решительно отверг предложение старшего лейтенанта Чистяков. – Мы для немца с его оптикой и нашими габаритами слишком хорошая мишень. Я успею лишь раз стрельнуть, да и то наугад. Больше он мне не позволит. Продырявит первым же снарядом и второй успеет добавить, у него скорострельность гораздо выше моей.
Немного поспорив, пришли к общему решению. Две «тридцатьчетверки» с наскоку будут бить фугасными снарядами в то место, где укрывается Т-4, и сразу откатываться назад. Когда Т-4 не выдержит и огрызнется, то ударит «зверобой».
– Сам буду стрелять, – пообещал Чистяков. – Помоги только расшевелить его.
– Сам или наводчик, какая разница? – кисло оценил Сенченко мастерство младшего лейтенанта, но согласился. – Был бы «Тигр» или «Фердинанд», а то сраная «четверка».
– Не такая она и сраная, – встрял в разговор командиров Лученок. – Бьет посильнее, чем твои коробочки. Да еще снаряды кумулятивные. А у тебя небось и подкалиберных нет.
– Выдали по три штуки под расписку, – неохотно отозвался старший лейтенант.
– Ладно, начинаем, – поторопил Чистяков.
Из командирского Т-34 высунулся радист и позвал ротного.
– Майор Швыдко опять вас требует.
Сенченко лишь отмахнулся:
– Передай товарищу, мать его, что я от прицела не могу оторваться. Ведем бой, наступаем.
Две «тридцатьчетверки» выскочили из укрытия и ударили одновременно. В перелеске ухнул сдвоенный взрыв, взлетело облако земли, дыма, мелких и крупных веток. Через минуту, сменив место, они снова выпустили по снаряду, затем сделали еще один рывок.
Т-4 ответил единственным выстрелом (снаряд с воем прошел в метре от «тридцатьчетверки») и начал спешно отходить в сторону деревни. Танкисты сработали неплохо, вложили свои фугасы рядом с Т-4, заставив его уйти. Но и немец, хорошо разглядев накануне новую русскую самоходку, уходил чащей, не торопясь подставляться под гаубичный калибр.
– Уйдет, – шептал наводчик Серов.
– Тимофей, доверни машину правее, – скомандовал Чистяков, сидевший за прицелом.
В лесу продолжали трещать деревья, изредка мелькало что-то темное. Сейчас будет прогалина. Ее ты никак не минуешь. Но фрицы хотели жить и на прогалину не пошли. Слышно было, как ревел двигатель, разворачивая утяжеленную броневыми плитами машину. Она упорно двигалась лесом, ломая древесные стволы. Затем на пути встали слишком толстые деревья, и вражеский танк был вынужден выскочить на открытое место.
Ему бы побольше скорости, этому модифицированному Т-4, который нередко принимали за «Тигр» из-за длинноствольной пушки с набалдашником. Но больше тридцати километров по кочкам он выжать не мог, а расстояние в четыреста метров позволило Чистякову, бывшему артиллеристу-гаубичнику, взять верный прицел.
Фугасный снаряд взорвался рядом с правой гусеницей. Выбило заднее колесо, согнуло, разломив толстый броневой лист, защищавший борт. Т-4 все же выполз из-под оседающей завесы дыма и земляного крошева, но искореженная гусеница мгновенно погасила ход, расстелившись смятой лентой.
Экипаж, видно, крепко встряхнуло, башня начала свой разворот с опозданием. Заряжающий Вася Манихин, сопя, загнал в казенник новый заряд. Одна из «тридцатьчетверок», желая доказать свое участие в уничтожении вражеского танка, ударила тоже, пробив отверстие в броневой плите.
Плоская массивная башня продолжала разворачивать длинноствольную пушку, но младший лейтенант Чистяков не желал делиться победой ни с кем. Второй фугас врезался в верхнюю часть броневого экрана, состоящего из трех плит, и взорвался у основания башни, сорвав ее с погона.
Броневой экран от сильного удара развалился на три части, центральную плиту разорвало и согнуло, а из широкой щели под башней выбился скрученный жгут пламени. Танк разгорался быстро, с треском, как поленница дров. Затем сдетонировал боезапас, сбросив башню на землю. Кажется, вылезти из горящего танка никто не успел.
«Тридцатьчетверки», следуя за своим командиром, перемахнули через речку в том месте, где старший сержант нашел мелкое место. СУ-152 шла следом, снаряд уже был в стволе.
– Как мы его! – старался перекричать рев шестисотсильного двигателя Вася Манихин.
– Вдрызг! – орал в ответ Коля Серов.
Механик-водитель никаких эмоций не выразил. Ну, раздолбали вражеский танк, что теперь из штанов выпрыгивать? Его больше волновала атака на укрепленную деревню и та минута, когда навстречу полетят снаряды. Дважды горев в таких атаках, успевая кое-как выбраться из разбитых машин, он снова чувствовал себя неуютно.
Вначале шли кустарником, затем путь перегородил довольно густой подлесок. Пришлось выйти на проселочную, хорошо укатанную дорогу. Справа остался горящий Т-4, скорее груда искореженного металла и лежавшая рядом башня. Из-под нее торчали ноги в дымящихся от жара ботинках. Все пятеро из экипажа накрылись, – понял Тимофей Лученок. Радости от горящих вражеских обломков он не испытывал, не раз видел и наши сапоги, торчавшие из-под башен танков.
«Тридцатьчетверки» шли на скорости полста километров, самоходка отставала. Впрочем, ей и по правилам полагалось идти позади, выдвигаясь для поражения сложных целей и укреплений. Десятка четыре десантников густо облепили танки, прижимаясь плотнее к броне.
Чистяков напряженно ждал первого выстрела, а может, сразу двух или трех. Самые поганые минуты. Возможно, какая-то из машин вспыхнет и будет гореть так же, как немецкий Т-4. До деревни оставалось метров семьсот. Танкисты, тоже нервничая, невольно прижимались к телеграфным столбам и редкому кустарнику с правой стороны.
На окраине застучал пулемет, а на дороге начали рваться мины. Десантники, как по команде, спрыгнули на ходу. Кое-кто, не удержав равновесия, катился по земле. Значит, началось. Отсекают пехоту, а сейчас ударят «гадюки». Местонахождение одной из них Чистяков и остальные командиры машин знали, но вряд ли видели ее с дороги.
Самоходка шла в облаке пыли, и механика Лученка это устраивало. Младший лейтенант собрался было дать команду свернуть на межу, откуда было бы лучше видно, но именно в этот момент ударили две пушки. «Тридцатьчетверки», словно пришпоренные, увеличили ход, выписывая зигзаги.
Точность стрельбы, почти незаметных в траве 75-миллиметровых «гадюк», высокая. Уйти из-под их снарядов тяжело. Пока выручали расстояние и поднятая пыль. Главное, не снижать скорость и глушить немецкие расчеты непрерывным огнем. Все пять танков вели беглую стрельбу. Трассирующий снаряд, пробивая завесу пыли, прошел рядом с самоходкой, хотя целились наверняка в головные танки.
