– Возьмите. Вам нужнее. Будете со своими сверять.
Дело в том, что у Швыдко имелись часы, а у Сани не было. Решил отдать демонстративно. Бери, крохобор, если одних мало! Но Швыдко, внимательно оглядев младшего лейтенанта, который не выглядел простачком, небрежно отмахнулся:
– Оставь себе. Обойдусь.
И снова заговорил с Петром Сенченко. Затем подтянулась пехота, заняли позиции. Удивлялись толщине стен приземистого дота и с уважением поглядывали на самоходку с ее массивным орудием.
– Хорошо лейтенант сработал.
– Стены полтора метра, а он их насквозь!
– С такой пушкой можно воевать.
И тоже полезли за трофеями. Пехота, не настолько избалованная, как танкисты, довольствовалась малым и не искала чего-то особенного. Порылись в капонирах, нашли несколько удобных котелков с плотными крышками, подобрали ножевые штыки, уцелевшие гранаты. Некоторые сменили ботинки на добротные немецкие сапоги, забрали прорезиненные плащ-палатки – незаменимая вещь, когда идет дождь.
Получилось, что позиция возле дота стала местом сосредоточения пехотного и артиллерийского полков, танкового батальона. Вот-вот должен был приехать командир дивизии, чтобы принять решение, что делать дальше. Подошла самоходка капитана Пантелеева. Саня обрадовался ему, как родному, едва не кинулся обнимать. В последнюю секунду сконфуженно опустил руки, но капитан хорошо понимал его состояние.
Обнял Чистякова сам, хлопнул по спине.
– Молодцы, ребята! Рассказывай, как воевали.
Саня торопливо доложился. Сказал, что машина классная, а пушка проламывает эти бетонные гробины, только брызги летят. От души похвалил механика:
– От фрицевских снарядов на виражах, как на мотоцикле, уходили. Две штуки поймали, но броню они не пробили. Во, гляньте, какие щербины остались!
Спохватившись, младший лейтенант похвалил и наводчика Колю Серова, а заодно и остальных. Потом спросил, что случилось с третьей самоходкой.
– Подкалиберным врезали, – коротко отозвался Пантелеев. – Наводчик погиб, пожар потушили. Заряжающий сильные ожоги получил, в санбат отправили. Ремонтников ждут. Так что мы с тобой пока двумя машинами действовать будем.
Подошел майор Швыдко.
– Маленько повоевали, – небрежно подвел он итог. – Первую линию прорвали, но потери большие. На артподготовку столько снарядов извели, а немецкую артиллерию подавить не сумели. Мои орлы их пушки добивали. Твоя самоходка тоже малость помогла.
Про уничтоженные доты не сказал ни слова. Пантелеев странно посмотрел на толстого комбата, двинул челюстью.
– Значит, и Чистяков пострелял? Я ему задание давал доты из строя вывести. Попал хоть в цель?
– Попал, кажись, – после паузы отозвался майор.
– Слава богу, что хоть сейчас это заметил. А то я думал, наши самоходки никуда не годятся.
– Ничего машины, и пушки у них сильные.
– И ребята в них неплохие, – оставил за собой последнее слово капитан Пантелеев. – Не хуже твоих орлов.
Подъехал на джипе командир дивизии, все вытянулись, козырнули. Подполковник лет тридцати пяти, командир пехотного полка как старший по должности доложил обстановку.
– Людей в строю сколько осталось? – спросил комдив.
– Триста семьдесят активных штыков. Убитыми почти две сотни потеряли и триста с лишним раненых отправлены в санбат. Много тяжелых от минометного огня.
– Пополняй роты за счет тыловиков. Хватит им отсиживаться. А у тебя, Швыдко, как дела?
– Пять машин сгорели, шесть подбиты. С ними зампотех с ремонтниками занимается. В ротах осталось девять танков.
– Почему только девять? – въедливо спросил полковник-комдив, по возрасту старше всех других. Наверное, еще в Первую мировую воевал. – А свой танк забыл? Или ты в атаку не ходишь? Вроде запасного игрока.
– Десять, – поправился Швыдко. – В атаке всегда вместе с батальоном. За ночь постараемся часть машин восстановить.
– Думаю, что наступать придется вечером, пока немцы не опомнились. Впрочем, надо еще связаться с артиллерией.
Затем полковник пошел к доту. Командиры следовали за ним. Осмотрел рваное отверстие. Спросил Пантелеева:
– Ваша работа?
– Так точно. Командир СУ-152 Чистяков постарался. Отличился парень. Два дота во взаимодействии с танкистами разбил.
– Значит, берут ваши снаряды эти укрепления?
– Берут. Только бить надо с малого расстояния. Метров с пятисот, не больше.
Комдив посмотрел на младшего лейтенанта Чистякова.
– Не страшно было?
– Страшновато. А куда деваться? Их пушки 88-миллиметров за километр наши танки выбивают.
– Бывает и за полтора, – поправил его полковник. – Нормально сработали.
Потом командиры удалились на совещание. Связывались с более высоким начальством, что-то решали.
– Неужели снова вперед погонят, – уныло рассуждал заряжающий Вася Манихин. – Посмотрите, что внизу творится?
Все невольно оглянулись. Застыли подбитые и сгоревшие танки, полевые пушки, сопровождавшие пехоту. Воронки, большие и мелкие, испятнали землю, как язвы. Горел березовый перелесок, что-то густо дымило в овраге. И множество мертвых тел: россыпью, поодиночке, а на открытых полянах и буграх навалены пулеметным огнем едва ли не грудами, вплотную друг к другу.
– Командир полка сказал, что они двести человек потеряли, – рассуждал Вася Манихин. – А здесь раза в два больше лежит… если не в три.
– Так кроме полка саперы наступали, – объяснял Коля Серов, – десантники из танковой бригады, связисты. Да мало ли кто еще.
– Этому командиру полка и сбрехать недолго, – сказал Тимофей Лученок, не любивший всякое начальство.
– Не похож он на болтуна, – возразил Саня Чистяков. – Мужику лет под сорок, наверное, с рядовых начинал. Да и какой смысл обманывать?
– А какой смысл всю войну людей на пулеметы в лобовую гнать? Чтобы звезд побольше нахватать?
– Ладно, помолчи, Тимофей. Пойдем получше самоходку осмотрим. А ты, Костя, связывайся с тыловиками. Снарядов почти не осталось.
День близился к вечеру, и все мечтали лишь об одном. Хоть бы дали спокойно прожить эту ночь. После долгих согласований наступление перенесли на утро. Оказалось, попал под бомбежку артиллерийский полк и понес большие потери. Требовалось пополнить людьми и переформировать роты пехотного полка, в котором, по существу, остался один полноценный батальон. Срочно ремонтировали поврежденные танки.
– Слава богу, – вздыхал заряжающий Манихин. – Хоть пожрем по-человечески да поспим. А завтра…
– С утра опять под снаряды, – усмехался Тимофей Лученок. – Ох, и в заваруху мы попали…
