И все же комиссар, чье появление мы восприняли кисло, оказал большую помощь. Он договорился с артиллерийскими наблюдателями, что нас прикроет гаубичная батарея с левого берега. Когда стали взрываться снаряды, Шмаков, верно оценив обстановку, изменил план атаки и приказал:
– Мальков, бери своих людей и начинай.
Начинать оказалось непросто. Тяжелые гаубичные снаряды, выпущенные с трехкилометрового расстояния, летели с разбросом в сотню метров. Они заставляли прятаться вражеских солдат, но были смертельно опасны и для нас. Падали они с протяжным свистом, поднимая огромные столбы земли и кирпичного крошева. В сыром воздухе ощущался едкий запах сгоревшей взрывчатки, который проникал в легкие и сразу перехватывал дыхание.
Существовали где-то еще подобные атаки? Сомневаюсь. На площади три-четыре гектара то в одном, то в другом месте взрывались тяжелые снаряды, а мимо них бежала странная группа. Впереди два сержанта – Иван Погода и я, сбоку несколько бойцов во главе с младшим лейтенантом Петром Грицевичем. Замыкал штурмовую группу бывший комиссар, а теперь замполит батальона. Пробиться сквозь взрывы без потерь не удалось. Исчез в облаке дыма один из бойцов, второй пытался отползти, остальные продолжали упрямый и молчаливый бег.
Ценой двух жертв, скрытые завесой дыма и земли, мы сумели добраться до котельной. Риск оправдал себя. В узкие окна кирпичной коробки полетели гранаты. Грицевич со своими бойцами обошел коробку с тыла и напал на минометчиков.
Комиссар тоже несколько раз выстрелил в минометчиков и встретил с наганом в руке фрицев, выбегавших из котельной. Он ни в кого не попал, а перезарядить барабанное оружие в быстротечном бою невозможно. Батальон три месяца не вылезал из боев, а комиссар лишь сегодня столкнулся так близко с врагом. К его чести, в свой последний день он вел себя смело. Перехватил наган за ствол и ударил вражеского солдата рукояткой в лицо.
Хотел ударить и второго, но не успел. Автомат уткнулся ему в грудь, и комиссар легко принял смерть. Гораздо легче, чем переживал непростые служебные отношения с комбатом. Проворный вражеский солдат, уничтожив русского политработника со звездой на рукаве, оказался лицом к лицу с бойцами Грицевича. Следующую очередь он всадил с большой точностью, тяжело ранив двух десантников, но справиться с белорусом не сумел. Грицевич, которому мешал собственный автомат, схватил врага за горло с такой силой, что у того треснула гортань.
Рукопашная схватка длится недолго, но в нее вмещается огромное количество злобы и жестокости. Еще один немецкий солдат, оглушенный взрывами гранат, выскочил без оружия. Ему не дали опомниться, ударили ножом в грудь, а когда тот вырвался, догнали и добили, изрезав в клочья добротную куртку.
Третий солдат, сумевший увернуться от наших гранат, оглушил прикладом бойца из взвода Грицевича и убегал, держа наперевес винтовку с насадкой-гранатометом. Если бы отшвырнул ее, возможно, спас бы свою жизнь, но винтовку он не бросил. Не догадался или выполнял твердо заученное солдатское правило – ни в коем случае не оставлять врагу оружие. Боец с ножом прыгнул на него, как кошка, и вогнал лезвие в бок. Немецкий солдат, имевший опыт и тренировку, не обращал внимания на рану и оказал сопротивление. Два человека возились среди обломков трубы, две пары сапог гребли землю и куски кирпича. Подбежал Петро Грицевич и, выручая бойца, дал короткую очередь. Пули в упор пробили немца насквозь, но боец никак не мог успокоиться и продолжал наносить удары ножом.
Грицевич, не обращая на него внимания, вбежал вместе с нами в задымленную котельную. У окна стоял на треноге пулемет, тот самый, из которого вел огонь Кушнарев, а позже обстреливали наш дом. Немцы смели гильзы в угол, там высилась целая гора. Стояли ящики с боеприпасами, бидон с водой. Несмотря на сырую холодную погоду, в горле пересохло, очень хотелось пить. Пока черпали оловянной кружкой воду, рассматривали знакомую кирпичную коробку.
Мы успели забросить сюда штук восемь гранат, от которых погибли два вражеских солдата. Остальных добил Грицевич со своими бойцами, некоторые минометчики успели скрыться. Занесли двоих тяжело раненных и мертвого комиссара. Комиссара отнесли в угол и накрыли лицо фуражкой, раненых стали перевязывать. Оба не приходили в сознание, все понимали, перевязка ни к чему. Очередь в упор, по существу, уже убила людей, они доживали последние минуты. Грицевич от души жалел бойцов.
– Вася, ты помнишь, они оба из Яблоневого Оврага? Последние в моем взводе…
– Помню.
Яблоневый Овраг и учебный полк остались не только за тысячу верст, но и в другом измерении. Сколько в моем взводе осталось старичков? Сержант Борисюк, ну, может, еще два-три человека, остальные пришли позже. За окном взорвалась мина, за ней вторая. Война продолжалась.
Через развалины вел свой поредевший взвод младший лейтенант из Казани, не успевший понять специфику городского боя, где надо точно ловить выгодные моменты. Он запоздал. Не рискнул двигаться под прикрытием гаубичных взрывов и попал под направленный минометный обстрел. Эта задержка обошлась дорого, погибли и получили ранения человек семь. От взвода остались два неполных отделения.
– Нельзя медлить, – отчитывал его Грицевич. – С кем воевать будешь? Ладно, принимай укрепление, осваивайся.
Младший лейтенант быстро пришел в себя и толково расставлял людей. С любопытством разглядывал трофейный пулемет.
– Что, никогда не видел? – спросил белорус.
– Конечно, нет. Ты глянь, лента металлическая, удобно ведь.
У новичков все вызывало удивление. Пулемет с оптическим прицелом, ящики с ружейными гранатами, разноцветный телефонный провод. Часы, трофейные автоматы и всякие штучки вроде зажигалок успели расхватать наши расторопные бойцы. Отнесли также в угол картонные коробки с консервами, ящик сигарет – то, чего нам не хватало. Откупоренные бутылки с кисловатым вином передавали из рук в руки, пили прямо из горлышек. Младший лейтенант смотрел на вино с опаской.
– Не бойся, не отравлено.
– Я не боюсь, вдруг бойцы напьются.
– Оно как компот, – смеялся Грицевич. – Пей вместо воды.
Повеселиться нам не дали, открыли минометный огонь, который оказался неэффективным – слишком толстыми были стены и потолочное перекрытие котельной. Я попытался разыскать тело Георгия Яковлевича Гая, но вокруг хорошо поработала и наша артиллерия, и немецкая. Исчез пехотный комбат, погибший в сентябре, останки его бойцов забросало землей и кирпичами. Да и не было у нас возможности долго заниматься поисками.
Вечером вернулись в давно уже обжитый дом-крепость. Теперь подступы к нему защищала котельная – еще один островок, отвоеванный у врага.
Наш батальон продолжал удерживать позиции на берегу Волги. Девятого ноября пришла зима, ударили морозы до пятнадцати градусов. По реке шла ледяная каша, замедляя подвоз боеприпасов и пополнения.
В этот период предпринимались атаки с обеих сторон. Одиннадцатого ноября немцы бросили в бой ударные части сразу шести дивизий. Этот день оказался особенно тяжелым. Артиллерийский обстрел сменялся авианалетами. Стокилограммовая бомба обрушила торцовую стену, под развалинами погибли несколько бойцов. Но еще большие потери мы понесли во время немецкой атаки.
