– Под такую стрельбу только и спать, – сказал Матвей Черных. – Каждую минуту ждешь, ну вот в тебя ахнет. Верите, себя не жалко, а как подумаю о детях, сердце сжимается. Порой нервы не выдерживают. Думаешь, пусть шарахнет, и всем мученьям конец.
Тоскливые рассуждения семейного сержанта не поддержали. Ребята в группе были, в основном, молодые, а в молодости большинство считают себя бессмертными.
– Ты, Андрей, до войны стрелять учился? – спросил Максим Быков.
– Охотился, в кружок ходил. Ну, и по пятиборью за район выступал.
– Говорят, ты фрицев больше десятка на счету имеешь. Правда?
– Наверное.
– У Антохи Глухова их не меньше.
– Поменьше, – отозвался из темноты Глухов. – Когда меня миной контузило, я четыре дня в санчасти пролежал, а ты счет увеличивал.
Глухов был на семь старше Ермакова, работал в Куйбышеве на заводе. Имел броню. Летом, когда на фронтах стало совсем туго, призвали и его. Рассказывал, как отступали ночами через степь. Однажды вдруг проснулись, а вокруг пшеница горит. Заметались, пламя, как в топке, гудит. Попался один опытный мужичок, все мечутся, а он за ветром наблюдает, потом скомандовал: «Вот в эту сторону бежим».
– Ну и побежали. Задыхаемся от дыма. Кто-то упал, так и не поднялся, а мы миновали это поле и без сил свалились. А тут немец на мотоцикле катит. Может, увидел нас, а может, просто по своим делам ехал. Этот фриц нас тоже заметил, остановился, метров ста не доезжая, и спокойно так закурил.
– Они нас тогда за людей не считали, – сказал Макся, – когда мы от Харькова драпали.
– Ну, вот, – продолжал Антон. – Сидит в своем мотоцикле, курит, автомат на коленях лежит. И видно, что ни черта он нас не боится, а раздумывает, что дальше делать: или резануть из автомата, или подождать, пока мы на задних лапках приползем.
– Много вас было? – спросил лейтенант Чумак.
– Человек двенадцать. А что толку? Кто обожженный, кто контуженый. Пока из пожара выбирались, половина винтовки повыбрасывали. Ну, ребята стоят, смурные, кому в плен охота?
– А стрельнуть кишка тонка? – подковырнул конопатый Быков, мелкий и худой в противовес своей фамилии. – Винтовок штук пять у вас оставалось? Не так?
– Так или не так, – отмахнулся Антон. – Я на заводе с четырнадцати лет работал, каждый год грамоты получал, а на премии костюм и часы купил. В бюро комсомола состоял, с директором вместе на собраниях сидел, а здесь себя такой сявкой почувствовал. Мы ведь только и делали, что две недели убегали да прятались. Зерно сырое жрали, а из хуторов нас гнали, хлеба не давали. Убирайтесь, пока немцы не увидели.
– Что, все такие сволочи? – спросил Андрей.
– Не все. Иногда молоком поили, картошку ели, а в других местах гнали, как собак. Конец вам, москалям, пришел. Морально мы подломленные были, – горячился неглупый и честный парень Антоха Глухов. – Как тут не сломишься? Сколько наших побитых да гусеницами подавленных в степи валялось – не сосчитать.
– Ну, а дальше, что с тем фрицем?
– Может, и погнал бы он нас в плен или пострелял. Только один из наших руки поднял и говорит: «Сталин капут!» И лыбится во всю морду, подлизывается, сволочь. А фриц улыбается, ближе нас пальцем манит и показывает: «Оружие бросайте». Я винтарь вскинул, патрон всегда в стволе держал, и навскидку ему в грудь. Живучий оказался, давай мотоцикл разворачивать. Я его второй пулей прикончил.
– Ну, а дальше что? – спросил Чумак.
– Все молчат, степь, немцы кругом. Если поймают возле убитого, живьем на куски порежут. В общем, потихоньку, потихоньку половина разбежалась, а со мной человек пять остались. Взяли автомат, жратву забрали, а мотоцикл подожгли.
– У меня почти такая же история, – сказал Андрей. – Я тоже фрица на мотоцикле уделал.
– Ну, держи тогда мосол! Друзьями будем.
– Смелые вы, ребята, – вздохнул Макся Быков. – И фрицев постреляли, и людей за собой вели. Вам вся статья снайперами быть. А я кто? Колхозник.
– Какая разница. Воевать всем придется.
– Смотря где, – кутаясь в шинель, сказал Максим. – Я в пехоте с февраля по июль пробыл. Считай, полгода. Три взвода за это время сменил. Два раза ранило и бомбой контузило. Если бы в госпитале три месяца не отвалялся, давно бы в земле гнил. Я и войны толком не видел, каждый раз либо в первом бою, либо во втором доставалось.
Андрей молчал, думая о своем, а Максим продолжал:
– Под Миллерово в атаку сходили, половина роты в степи осталась. На следующее утро наливают водку и приказывают по сигналу ракеты снова вперед. Со штыками против пулеметов. Один заартачился. Водка в другую сторону подействовала: «Не побегу и все тут!». Не побежишь? Здесь и останешься. Политрук ему из ТТ в лоб как дал, только брызги из затылка полетели. А я шагов семьдесят успел пробежать. По ногам, как оглоблей, шарахнуло, очухался в госпитале.
– Думаешь, в снайперах легче будет?
– Может, и легче. Как скотину на убой не погонят. Вся надежда только на себя.
– Не надейся, отсиживаться не дадут, – хмуро предупредил лейтенант Чумак. – Каждый день отчет: чем занимался, в кого стрелял. Если кишка тонка, лучше сразу отказывайся.
– Ничего не тонка, – обиделся Макся, – стреляю я не хуже других.
– Ну, это мы еще посмотрим.
Занятия продолжались одиннадцать дней. За это время привезли снайперские винтовки с трехкратными оптическими прицелами. Всем не хватило, обещали подвезти позже. Если Максим Быков рассчитывал, что будущая снайперская работа будет полегче, чем служба в пехотном взводе, то это оказалось не так.
Лейтенант Чумак приучал неподвижно лежать часов по пять подряд. От такого лежания нестерпимо ныли суставы. Не разрешали даже шевелиться, чтобы справить малую нужду, а про большую и говорить нечего.
– Не нажирайтесь перед выходом, – с досадой повторял лейтенант. – Во-первых, лежать тяжело, а во-вторых, все же знают, если пуля кишки пробьет, содержимое в брюхо выливается. Если через пару часов операцию не сделают, готово дело – перитонит. Нагляделся я, как такие бедолаги перед смертью мучаются.
А как не нажираться? Привезут кашу часа в четыре утра, а перед этим сутки не ел. Не удержался, прибрал котелок, полбуханки хлеба и литром волжской воды запил. Вот и начинают кишки играть. Выдавали для улучшения зрения сахар. Кусочки советовали грызть, когда сильно устают глаза. Тоже не выдерживали, пихали в рот всю суточную норму.
Условия для учебы были совсем неподходящими. С теорией еще туда-сюда, а со стрельбой целая проблема. Вокруг люди, свободного расстояния в 300–500 метров не найти, а планировались тренировки и до восьмисот метров. Выход нашел конопатый Максим Быков. Показал на одну-другую песчаную косу.
На каждой валялись какие-то предметы. Начали стрелять по обломкам досок, размочаленным спасательным кругам и прочему хламу. Расстояние определяли на глаз, так как дальномера не было. Стреляли ребята в основном неплохо.
