– Он у меня винтовку выбил и уже примерился штык всадить. А я борьбой три года занимался. Дернул за ствол, с ног сшиб и, как куренку, шею раздавил… как куренку! И еще буду давить, тем более снайперскую винтовку получил.
Парня, отдавшего в общий котел тельняшку, звали Александр Приходько, а если проще – Саня. Он сразу получил прозвище Матрос. Жилистый, худощавый, Саня рассказал, что до войны плавал на сейнере. Сейнер утопили, когда шли караваном из Астрахани, везли пополнение в Сталинград, ну, а Саню зачислили в пехоту.
– Штанов и гимнастерок не хватало, ходили первые дни во всяком рванье, – рассказывал Саня, – Выдали пилотки со звездочками, винтовки и по десять патронов. Все дружки либо погибли, либо тяжелые раны получили. Ну, кто думал, что такая война будет? Хвалились, песни пели, а как до дела дошло, поперли нас по всем фронтам. Но здесь мы их остановили, правда, Андрей?
– Пока держимся. Да и некуда отходить. Волга-то вон она под ногами.
– Ты меня в свою роту возьми. Я слышал, ты уже десяток фрицев перебил. Возьмешь?
– Возьму, если смогу, – отозвался Ермаков, чтобы прекратить бесполезный разговор.
Еще неизвестно, куда сам попадет. Курсы дивизионные, обещали, что выпускники будут проходить службу в своих батальонах и ротах. Только обстановка каждый день меняется. Что там завтра решат?
Хорошо посидели, выспались, несмотря на холод, а утром посыпались несчастья. Люди на берегу гибли часто. Налетали немецкие самолеты, с холмов били гаубицы. От снарядов неплохо защищал обрыв. Но иногда точно выпущенный под нужным углом гаубичный заряд переваливался через край обрыва и взрывался на кромке берега. Сюда же немцы постоянно сыпали мины.
Народу толчется много, не одна, так другая цель найдется. Но когда немцы сильно распоясывались, из-за Волги начинала работать наша тяжелая артиллерия, и немцы замолкали.
В тот день, как всегда, проводили тренировочные стрельбы. Парень из Ростова выцеливал доску от шлюпки, торчавшую из песка. Пуля взметнула фонтанчик песка чуть ниже.
– Бери повыше, – сказал Чумак. – Над водой траектория снижается.
– Ну вот, тренируемся на воде, а стрелять на суше будем.
– Ничего, привыкнешь. Главное, твердо держи прицел.
Из-за облаков вывалился в крутое пике «Юнкерс-87» с выпущенными, как когти, шасси. Сбросил две бомбы на пришвартовавшийся баркас, а выходя из пикирования, обстрелял берег из спаренного пулемета в кормовой части кабины.
Ростовчанин сунулся лицом в песок, вокруг расплывалось пятно крови. Когда подбежали остальные ребята, увидели, что он убит наповал несколькими пулями. Снимая пилотку, кто-то сказал:
– Как знал парень, что погибнет. И водки на помин души вчера достал.
Молча разошлись, а через день новая беда. Немецкие самолеты с утра бомбили берег. Налетели две тройки «Юнкерсов-87» в сопровождении истребителей. Сбрасывали тяжелые бомбы. Стоял вой сирен, взрывы поднимали фонтаны воды и песка, люди метались по берегу, некоторые не догадались спрятаться в щелях-укрытиях.
Трое курсантов бежали к обрыву. Чумак, словно предчувствуя беду, кричал вслед:
– Ложитесь, ребята!
Ермаков поднял голову и стал свидетелем страшной сцены, которая надолго запечатлелась в памяти. Курсанты добежали до крутого обрыва, у подножия которого лежали еще десятки человек: беженцы и военные.
Бомба рванула на мелководье, разбив в щепки бревенчатый причал. Счетверенную пулеметную установку, которая до последней минуты вела огонь, разнесло вместе с расчетом. Тело одного из пулеметчиков с оторванными ногами, подбросив, ударило о песок. Взрывная волна раскидала груду ящиков и бочек с продовольствием, осколки выбивали из обрыва комки глины.
Люди, лежавшие у подножия, наверное, считали, что они спасены. Но очередной стокилограммовый фугас врезался в верхнюю часть берега метрах в десяти от края обрыва. Огромный пласт глины и песка с негромким шелестом сползал вниз.
Потом раздался хлопок, и сотни тонн земли накрыли то место, где люди пытались найти убежище. В воздухе повисла рыжая пелена глинистой пыли, ручьи песка струились, засыпая и заживо хороня спрятавшихся под обрывом людей.
Когда налет закончился, принялись раскапывать обвалившийся берег. Но спасти удалось не более десятка человек. Лихорадочно работая лопатами, извлекли еще несколько тел, смятых, сплющенных тяжестью песка и глины, обрушившихся на них. Капитан-сапер, руководивший раскопками, смахнул пот и достал из кармана папиросы.
– Шабаш! Живых больше здесь нет. И чего бежали? Сколько раз предупреждал – ловушка под стеной.
Этому событию предшествовали жестокие бои в северной части города. Пятнадцатого октября 1942 года немцы объявили, что Тракторный завод (целый небольшой город), бои за который шли с конца августа, захвачен войсками вермахта.
Однако немцы в очередной раз принимали желаемое за действительное. Бои за Тракторный завод и прилегающую территорию продолжались. Об их масштабах говорит хотя бы следующий факт. Только за одну ночь 15 октября на левый берег были переправлены три с половиной тысячи раненых.
А сколько их умерло на берегу, затонуло в потопленных артиллерийским огнем баржах, сейнерах, катерах? Но и немцы несли в боях такие потери, о которых не могли предполагать, вышагивая к берегу Волги в жаркий день 23 августа, когда немецкие танки вышли к Сталинграду.
В некоторых батальонах оставалось по 50–70 солдат, а выносить своих убитых похоронные команды просто не успевали.
Немецкий майор, командир батальона устало рассматривал гулкий пустой цех огромного завода. Уцелевшие после боя солдаты занимали оборону, устанавливали пулеметы. Санитары собирали раненых. Пахло горелым железом, кислой гарью взрывчатки, но все перебивал запах разлагающихся тел. Многие убитые лежали здесь уже несколько недель. Сегодня прибавились новые трупы.
Майор обратил внимание, что некоторые мертвые русские были одеты в гражданскую одежду: ватные пальто, грубые башмаки и даже спортивные туфли. Рядом валялись винтовки и множество стреляных гильз.
Красноармейцы в рыжих шинелях, ботинках и несуразных обмотках лежали едва не грудами, их было очень много. Немецкие потери были меньше. Но серо-голубых шинелей тоже хватало.
Майору уже доложили, что выбыли убитыми и ранеными едва не половина личного состава. Погиб один из командиров рот, прошедший войну от Польши, маршировавший на торжественном параде в Париже. Погибли несколько молодых взводных командиров. С тяжелой контузией увезли в тыл начальника штаба батальона, опытного и хладнокровного офицера. Кем его заменять, если почти все ротные лишь недавно заняли свои должности?
Гибель его людей дорого обошлась большевикам, но легче от этого не становилось. До недавнего времени, несмотря на потери, армия двигалась вперед, как заведенный механизм. Сейчас механизм давал сбои.
Майор помнил времена, когда, не ставя ни во что врага, с самолетов сбрасывали листовки с сообщениями, что такого-то числа будет взят очередной город, за ним следующий – обороняться бесполезно, лучше сдавайтесь или отступайте. Зловещие обещания почти всегда сбывались. Это действовало русским на нервы, они порой не верили в собственные силы, торопливо отступали, а многие сдавались в плен. Майор хорошо помнил бесконечные колонны красноармейцев, понуро шагавших по дорогам, колонны трофейных грузовиков, сгоревшие русские танки.
