Опытный боец из девятой роты, один из тех, которыми усилили взвод Чурюмова, бил с колена, лихорадочно передергивая затвор. Свалил автоматчика, достал пулей еще одного солдата. Но тот убегал, волоча перебитую ногу. Красноармеец выпустил в него последнюю пулю и снова попал. Стремящийся изо всех сил выжить, немец продолжал ковылять, не отставая от других, и вывалился из громыхающего выстрелами задымленного барака наружу.
Преследовать огрызающуюся огнем группу немногие оставшиеся бойцы из взвода Чурюмова не решились – слишком густо летели пули. Стреляли вслед, изредка попадали, но чаще мазали в суматохе.
– Выбили сволочей, – орал здоровяк Грошевой, который спорил с Чурюмовым, а в бою уложил двоих немцев.
Вооружившись трофейной винтовкой, он посылал пули вслед бегущим. Выпустив обойму, сгоряча кинулся догонять убегавших, но поскользнулся и упал. Подумал, что под ногами грязь, но среди мертвых тел расползлась лужа густой липкой крови.
Комбат Логунов, от которого требовали закрепиться на занятых позициях, собрал, какой мог, резерв, передал им станковый пулемет и приказал начальнику штаба Орлову:
– Выбить оставшихся фрицев, организовать оборону и через час доложить об исполнении.
Старший лейтенант не был трусом, но, догадываясь, какие потери несет его бывшая рота, угрюмо заметил:
– Стояли развалины и никому не нужны были, а сейчас людей пачками кладем.
– Радуйся, дурак, что полтораста метров берега отвоюем и повыше сидеть будем. Хоть что-то увидим.
– Зато и мы, как вошь на пупке, окажемся. Там даже от мин прятаться негде.
Зря орденоносец Орлов произнес слова «прятаться». Логунов вытаращил обожженные давним взрывом глаза с россыпью черных точек вокруг и заорал, заикаясь от злости:
– Я тебе покажу прятаться! Ты начальник штаба батальона или старший писарь? Сводки мне без тебя напишут и набрешут складнее, чем ты. Воюй, Юра, добывай славу. Волга недели через три первым льдом покроется, подвоз прекратится. Считай, мы в ловушке без патронов окажемся, если удары наносить не будем и берег за собой не удержим.
Орлов вскочил как ошпаренный и, построив свое войско, дал неуставную команду:
– Пошли, что ли… видно, не обойдутся там без нас.
Хотел добавить еще что-нибудь едкое, но раздумал. С комбатом лучше не ссориться. А бой возле барака, кажется, затихает. Отойдя от штаба, он обронил как бы между прочим:
– Да не спешите вы так. Вон пулемет в грязи вязнет.
Штабные подчиненные дружно замедлили шаг, может, и правда без них обойдутся.
Бой, действительно, заканчивался. Придя в себя, Палеха отдавал быстрые команды. Иван Шабанов и еще трое бойцов добрались до дзота и забросали его бутылками с горючей смесью. Просмоленные шпалы горели с ревом, выбрасывая рваные языки пламени. В огне трещали патроны, потом ухнули сразу несколько сдетонировавших гранат, вниз провалилась крыша, подняв сноп искр.
Двое уцелевших немцев кое-как сорвали с себя горящие шинели, но убежать далеко не смогли. Одного уложил выстрелом Максим Быков, во второго стреляли несколько человек сразу. Он упал, попытался подняться и застыл в луже, по краям которой еще не растаял снег.
Орлов оказался прав. Когда он пришел со своей группой, все было кончено.
– Справились, значит, без нас. Вот уж не ожидал, – не скрывая облегчения, брякнул он. – А мы вам «максим» притащили.
Василий Палеха расставлял людей, организуя оборону, не обращая на Орлова внимания. Начальник штаба потоптался, не зная, что делать дальше, увидел у окна мелкого конопатого снайпера, следившего за подходами.
– Ну, как тут?
– Наших много погибло, – ответил Быков. – Но фрицев выбили.
– И ты выбивал?
– А что, я хуже других? – обиделся Макся. – У меня уже шесть фрицев на счету.
– Построй своих людей, – прервал пустой разговор Палеха. – Сколько вас, штабных?
– Десять человек.
– Пятеро со мной остаются, остальные пусть возвращаются в штаб. Заберите с собой раненых, а пулемет я у себя оставляю. Боеприпасы и гранаты тоже оставьте здесь… В штабе они не нужны.
– Слишком резво ты командуешь, – начал было Орлов, но Василий Палеха, с перевязанной головой и в прожженной телогрейке, зло сощурился.
– Командиров у меня тоже не хватает. Может, останешься? Немцы, наверняка, скоро атакуют.
– Логунов меня искать будет.
– С ним я договорюсь, – уже открыто издевался над бывшим ротным Палеха.
– Мне в штаб надо…
– Ладно, иди к черту, дописывай свои бумаги.
Никогда в жизни Орлов не чувствовал себя таким униженным, да еще со стороны бывшего подчиненного. Ему безжалостно мстили за высокомерие, пресмыкание перед начальством, непродуманные команды, которые унесли жизни многих бойцов роты.
Но, проходя мимо застывших, облепленных грязью мертвых тел, невольно заглядывая в тусклые невидящие глаза, бурые лужи дождя, смешанного с кровью, зло успокаивал себя: «Это ничего… обнаглел Палеха, но он свое получит». Главное, сам, Орлов, остался в живых, а ведь мог вот так же лежать, и никому не было бы дела, что вот лежит геройский старший лейтенант. Себя не обманешь, в роте его не любили и равнодушно проходили бы мимо. А погибшими займутся похоронщики, снимая шинели, обувь и складывая тела в общую яму – братскую могилу.
Глава 5 Охота за минометчиками
Немцы не прекращали наносить удары весь октябрь. Перенимая тактику 62-й армии Василия Чуйкова, они зачастую пытались прорвать оборону штурмовыми группами, с тем, чтобы развить в дальнейшем успех более крупными силами.
Кое-где отдельные вражеские роты и батальоны продвигались вперед, но вскоре останавливались, неся большие потери. Снайперы из батальона Логунова выходили на свою охоту обычно до рассвета, и требование оставалось прежним – без результатов не возвращаться.
Все понимали, что подступающий ноябрь и зима решат обстановку в какую-то определенную сторону. Если немцы по-прежнему не прекращали попыток сбросить русских в Волгу, то с нашей стороны продолжалась тактика изматывания врага.
В один из первых ноябрьских дней Андрей Ермаков вместе с Максимом Быковым заняли позиции в разваленном почти до основания бывшем жилом доме. Оба снайпера уже сработались, понимая друг друга с полуслова. В прошлое ушел шнурок, которым они подавали сигналы друг другу.
Андрей лежал на принесенном вчера старом бушлате в одной из комнат второго этажа. Третьего и четвертого этажа в этом месте не было. Их смахнуло взрывом авиабомбы с месяц назад.
Дом был когда-то хорошо отделан, кое-где валялись куски лепнины, остатки фигурных барельефов. Остатки дома делила на две части огромная воронка, заполненная до половины мутной водой.
В застоявшейся гнилой воде плавали два раздувшихся трупа. Третий лежал на камнях, поперек смятой металлической решетки. Бойцы были наши. Территорию занимали немцы, своих они торопились быстрее похоронить.
