Один из нас молча развернулся и ушел в одиночку… Сдаваться?..
Уже по ту сторону старой границы зашли в поселок под названием Великое село. Попросили поесть. Женщины сказали, что на другом краю поселка стоят немцы, вынесли кое-что из гражданской одежды, дали по куску хлеба и завели на колхозную молочную ферму. Прибежал заведующий фермой, и стал нас прогонять. „Сталинские выродки, — кричал он нам, — комсомольцы поганые! Суки! Житья от вас не было! Не дам вам молока, лучше немцам все отдам!“ Я только спросил его: „За что ты на нас, на красноармейцев, так орешь? Мы же с тобой советские люди! Как тебе не совестно?! Опомнись!“. Мужик схватил косу и кинулся на меня. Но его дочь набросилась на него, повалила на землю, и держала, изрыгающего брань и проклятия, бешеного от ненависти, родного папашу.
Я только произнес: „Мы с тобой, сволочь, еще встретимся!“
На что я тогда надеялся, ведь война только разгоралась, и где тут было уцелеть в немецком окружении. Но ведь довелось свидеться! В 1947 г. я служил в Белоруссии, и меня командировали в Дзержинск, это недалеко от этих мест. Приехал в это село, зашел в дом к этой сволочи. Жена говорит: „Нет его, уехал. А вам он зачем?“ — „Да мы с ним давние знакомые, вот заехал проведать да старый должок отдать“. — „Ну тогда подождите, сейчас как раз вернуться должен“. Приходит. Меня не узнал. Да и где узнать в офицере Советской Армии оборванного окруженца сорок первого года. Я издалека начал: „Есть сведения, что во время оккупации, в сорок первом году, вы, вместо того чтобы оказывать помощь нашим красноармейцам, гнали их, обзывали, оскорбляли и грозились выдать немцам“. Он все отрицает. И тут я не выдержал: „А как с косой на меня бросался, помнишь?!“ Мужик весь в лице переменился. Говорю ему: „Садись и пиши свою биографию, все пиши, что при оккупантах делал и как наших солдат предать собирался“.
Взял написанные листки у этого подонка, пришел в Минское отделение КГБ, написал заявление. Мне отвечают: „Нам сельское хозяйство подымать надо. Трогать его не будем, пусть дальше работает“. Я все понял…»
Рядом со 184-м сражался 213-й стрелковый полк 56-й дивизии: «Его командир майор Яковлев Тимофей Яковлевич предложил совместно [с подразделениями 9-го Отдельного пулеметного батальона и 10-го Отдельного пулеметного батальона] форсировать Неман у селения Гожа, а потом, двигаясь лесами в северо-восточном направлении, пробиваться к линии фронта. В ходе жестокого боя 26 июня 1941 г. остатки полка и батальона форсировали Неман, продвигаясь в направлении на Друскеники. При этом под Друскениками выдержали ожесточенную схватку с врагом, разгромив часть его сил. Бывший курсант учебной роты полка, учитель Султан Аскерханов сообщил, что это был 142-й пехотный полк противника. При этом, пишет он, было взято 180 пленных, 15 машин, повозки, оружие, знамя. „Я хорошо помню, — заключает он, — что знамя взял старший сержант Комиссаров, родом из Орехово-Зуева под Москвой“. Движение на восток, к фронту, продолжалось. В нескольких боях и стычках с преследовавшими остатки полка и батальона гитлеровцами погибли многие бойцы и командиры, среди них комиссар полка Черных, политрук Репало, младший лейтенант Тибилов. Раненым был схвачен врагом командир 213-го стрелкового полка майор Т. Я. Яковлев. О его последних часах жизни рассказывает встретивший Яковлева во вражеском концлагере Сувалки бывший писарь первого батальона, однофамилец своего командира полка красноармеец Л. Ф. Яковлев: „Он был худ, избит, в порванной одежде, ранен, но в своей форме. На прощание уверил нас в неизбежной победе над фашистами. „Не гнитесь перед врагом, сражайтесь и боритесь кто и где как сможет“ — это было его последнее к нам обращение, нас уже пинками гнали дальше. А позднее мы услышали, что майора Яковлева враги застрелили. При его ненависти к врагу этому нельзя было не поверить“».
Обороняющиеся советские части могли рассчитывать только на то, чтобы сдержать на некоторое время продвижение противника. Особое упорство было проявлено гарнизонами дотов Гродненского укрепрайона. Командир 28-й пехотной дивизии в донесении о боях в районе Сопоцкина писал: «На участке укреплений от Сопоцкино и севернее… речь идет прежде всего о противнике, который твердо решил держаться любой ценой и выполнил это. Наступление по действующим в настоящее время основным принципам не давало здесь успеха… Только с помощью мощных подрывных средств можно было уничтожить один дот за другим… Для захвата многочисленных сооружений средств дивизии было недостаточно». Советская тактика обороны в отчете описывалась следующим образом: «Гарнизоны укрывались при атаке в нижние этажи. Там их невозможно было захватить… Как только штурмовые группы откатывались, противник снова оживал и занимал амбразуры, насколько они были еще невредимы». Сопротивление отдельных дотов продолжалось несколько дней, когда линия фронта далеко откатилась от границы.
Развал обороны 56-й стрелковой дивизии под нажимом противника заставил командующего 3-й армией принимать срочные меры по восстановлению целостности фронта. Подвижным резервом в руках командующего армией был 11-й механизированный корпус. В первый день войны, с момента налета немецких самолетов на Волковыск в 4:00, связи со штабом 3-й армии и штабом округа не было, и части корпуса выступили самостоятельно в район Гродно, Соколки, Индура согласно плану прикрытия. Это выдвижение вполне соответствовало идее командования по использованию мехкорпуса для латания фронта.
Если под Алитусом состоялось первое танковое сражение Великой Отечественной войны, то под Гродно вкус встречи с танками Т-34 ощутила немецкая пехота. Советская 29-я танковая дивизия полковника Н. П. Студнева располагалась до войны в районе Гродно и естественным образом оказалась на пути наступления VIII армейского корпуса немцев. К началу войны она насчитывала всего 66 танков, в том числе 2 KB и 26 Т-34. Остальной танковый парк составляли танки Т-26 разных модификаций.
29-я танковая дивизия выводилась в район сосредоточения под ударами авиации противника, при первом же воздушном налете подверглись бомбардировке казармы 59-го танкового полка и штаб дивизии. Исходные районы части заняли к 8:00 утра, в сторону границы к Августовскому каналу был выслан разведывательный батальон. После сосредоточения 29-й танковой дивизии в роще юго-западнее Гродно командир дивизии получил лично от генерала В. И. Кузнецова указание: «Противник с целью спровоцировать конфликт и втянуть Советский Союз в войну перебросил на отдельных участках государственной границы крупные диверсионно-подрывные банды и подверг бомбардировке наши некоторые города. Приказываю: 29-й танковой дивизии во взаимодействии с 4-м стрелковым корпусом ударом в направлении Сопоцкин — Калеты уничтожить противника; границу не переходить. Об исполнении донести». Характерная формулировка приказа — «с целью спровоцировать конфликт». Возможно, В. И. Кузнецов не хотел верить, что началась война. Силы, которыми противник пересек границу, были еще неизвестны и их скоропалительно назвали «бандами», хотя на самом деле границу уже пересекли регулярные части вермахта.
Спустя некоторое время, 29-я танковая дивизия получила уточненную задачу уже от командира 11-го мехкорпуса, в которой требовалось «уничтожить наступающего противника и выйти на фронт Сопоцкйн-Липск». Тогда же получил задачу и командир 33-й танковой дивизии полковник М. Ф. Панов: наступать в направлении Липск — Августов. Вводом механизированного соединения советским войскам удалось приостановить наступление противника и даже отбросить передовые части противника назад. В результате встречного сражения 29-я танковая дивизия с боями продвинулась до 7 км. В этих боях дивизия Студнева потеряла почти всю технику. Согласно донесениям штаба 9-й армии вермахта только 8-я пехотная дивизия подбила 22 июня под Гродно 80 танков. Вводом подвижного резерва В. И. Кузнецову удалось приостановить продвижение немецкой пехоты. В последующие дни в бой под Гродно был введен мощнейший 6-й мехкорпус и пехотные дивизии противника были вынуждены перейти к обороне. Катастрофа Западного фронта последовала в результате глубокого обхода 3-й танковой группы со стороны Вильнюса.
