Этот доклад был сразу же испещрен предложениями арестовать Коробкова, что и было вскорости сделано. Генерала вызвали в штаб Западного фронта и сразу же взяли под стражу. Маленков написал в своей резолюции: «Арестовать после замены Коробкова Рокоссовским». Однако дожидаться замены не стали, рекомендованное Маленковым назначение состоялось только 11 июля. С Юго-Западного фронта действительно был вызван командир 9-го мехкорпуса К.К. Рокоссовский. В этот период как раз начинался процесс расформирования мехкорпусов и преобразование их в армейские управления. Впрочем, к моменту приезда Рокоссовского обстановка изменилась, и командующим 4-й армией он так и не стал. Обязанности командующего довольно долго исполнял начальник штаба 4-й армии Л.М. Сандалов.
Что интересно, в ходе следствия фамилия «Сандалов» звучала неоднократно. Бывший комфронта Павлов на допросе называл его в одном ряду с Коробковым. Причем контекст был самый что ни на есть негативный: «Предательской деятельностью считаю действия начальника штаба Сандалова и командующего 4-й армией Коробкова…». Можно было бы предположить, что бывший комфронта оговаривал уже арестованных командиров. Однако уже на первом допросе 7 июля Павлов прямо сказал: «Потеря управления штабом 4-й армии Коробковым и Сандаловым своими частями способствовала быстрому продвижению противника в Бобруйском направлении». В этот день Коробков еще не был арестован, решение об аресте последовало днем позже. Тем не менее Сандалов не был даже отстранен от командования или сослан во внутренний округ. Более того, он последовательно занимал должность начальника штаба ряда армий на ключевом Московском направлении, прошел всю войну. Также Павлов упомянул о невыполнении его приказа командующим 10-й армией Голубевым. Но для последнего эта фраза экс-комфронта также осталась без каких-либо последствий.
Существует версия, что аресты генералов производились по разнарядке, т. е. якобы было решено расстрелять комфронта, одного командующего армией, одного-двух командиров корпусов и двух-трех комдивов. Согласно этой версии, Коробков был единственным командующим армией Западного фронта, оставшимся вне «котла». В начале июля Голубев и Кузнецов еще выходили из окружения. Нельзя отрицать определенную убедительность этой версии. Однако есть несколько фактов, противоречащих ей. Ничто не мешало дождаться возвращения двух оставшихся командармов. Большой спешки с второстепенными фигурантами не было. Комкора Оборина осудили только в середине августа 1941 г. Имелись также прецеденты заочного осуждения. Более того, командарма Качалова осудили заочно как перешедшего к немцам, а в действительности же он погиб в бою. Судьба генерала выяснилась только после войны.
История с Сандаловым также противоречит версии «разнарядки». Если уж арестовывать по разнарядке, то командующего вместе с его начальником штаба. Павлова арестовали вместе с Климовских, что мешало арестовать по той же разнарядке Коробкова вместе с Сандаловым? Более убедительной представляется версия о том, что арестовали тех, на кого был «компромат» той или иной степени весомости. История с оставлением Гродно и взрывом складов там не получила развития в докладах наверх. Хотя в одном из приказов Верховного командования преждевременный подрыв гродненских складов упоминается. Кроме того, оставление города в непосредственной близости от противника неравноценно взрыву склада в Пинске, в стороне от направления главного удара противника. Поэтому командарм-3 В.И. Кузнецов получил возможность закончить войну в Берлине.
Интересно отметить, что обвинение в заговоре в конечном итоге было снято. В окончательной версии обвинения было написано, что арестованные генералы «проявили трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допустили развал управления войсками». На следствии версия заговора присутствовала, но она не получила развития. Это также противоречит версии об арестах по разнарядке. Если уж арестовывали по разнарядке, то и осуждать должны были по разнарядке, используя стандартные формулировки 1937 г.
В сущности, генерал Павлов стал мальчиком для битья. С одной стороны, высшему руководству страны требовалось публичное наказание виновных (или хотя бы «виновных») за казавшийся первым и единственным провал. С другой стороны, был нужен прецедент наказания за военную неудачу, который мог всю войну висеть дамокловым мечом над всем генералитетом.
Цепочка наказаний за события лета 41-го не закончилась на суде над Коробковым и Черных. Попавший в плен командир 4-й танковой дивизии Потатурчев был освобожден из него в 1945 г., но в ходе спецпроверки арестован органами НКВД. Подробности следствия на данный момент неизвестны. Более того, считается, что следственные материалы по делу Потатурчева уничтожены. Однако сохранились материалы допросов генерала немцами в плену. Он давал довольно подробные показания относительно организационной структуры своей дивизии, даже рисовал схемы ее организации. Фактически он дал исчерпывающие сведения о составных частях и вооружении танковой дивизии образца весны 1941 г. Разглашение совершенно секретных сведений, разумеется, неблагоприятно сказалось на результатах спецпроверки НКВД в 1945 г. Что интересно, сами допрашивавшие генерала немцы довольно жестко высказались о его пространных показаниях: «Он [Потатурчев] охотно дает данные о своей дивизии, ее структуре и боевом применении, даже о тактических основах действий русских танковых сил. Ему, по-видимому, совершенно не приходит в голову, что тем самым он, с нашей точки зрения, нарушает священнейший долг офицера. У него отсутствует сознание национальной чести и долга, которое является у нас само собой разумеющимся. Здесь показывает себя отсутствие завершенного воспитания и образования».
Надо сказать, что Потатурчев был в таком поведении не одинок. В отчете отдела 1с (разведки) штаба LVII моторизованного корпуса имеются такие слова: «У всех взятых до сих пор пленных можно установить одно и то же: солдаты очень охотно рассказывают о своих войсках, если информация им известна. От рассказов отказываются только политкомиссары, в то время как даже офицеры, порой самостоятельно, выдают военные данные. У всех пленных велик страх перед жестоким обращением со стороны немцев, о котором им говорили». Именно в этом, скорее всего, следует искать причины не всегда успешного прохождения проверок в НКВД бывшими военнопленными.
Так или иначе, сам по себе арест Потатурчева и его многомесячное содержание в тюрьме имели под собой весьма веские основания. Резкие высказывания в адрес НКВД и существовавших в СССР порядков лишь усугубили ситуацию. В июле 1947 г. Потатурчев умер в тюрьме, поставив тем самым точку в истории наказаний командного состава Западного фронта.
Заключение. Первый блин — комом
Уже в ходе поверхностного анализа событий в Белоруссии в июне и в первые дни июля 1941 г. в глаза бросается одна деталь. Разнообразные «котлы» 1941–1942 гг. всегда собирали обильный урожай пленных из рядов высшего командного состава Красной армии. В уманском «котле» это командующие 6-й и 12-й армиями генералы Музыченко и Понеделин. В киевском «котле» это командующий 5-й армией Потапов. В мелитопольском «котле» погиб командарм-18 Смирнов, Под Вязьмой попали в плен командарм-19 генерал Лукин, командарм-20 генерал Ершаков, командарм-32 Вишневский, погиб командарм-24 генерал Ракутин. Под Харьковом в мае 1942 г. погибли сразу несколько прославленных генералов, включая вырвавшегося из киевского «котла» Костенко. Помимо него погибли командующий 6-й армией генерал Городнянский, командующий 57-й армией Подлас, командующий армейской группой Бобкин. При окружении 2-й ударной армии под Любанью в плен попал небезызвестный генерал Власов. В случае с белостокским и минским «котлами» это правило не работает. Управления 3-й и 10-й армий благополучно избежали и плена, и гибели. При этом дело обошлось без вывоза командующих самолетами. Более того, некоторые попавшие в плен генералы, командовавшие соединениями 3-й и 10-й армий, попали в плен уже много позднее описываемых событий. Например, командир 4-й танковой дивизии Потатурчев попал в плен уже в гражданской одежде аж в августе 1941 г. Из неплотного «котла» под Минском ему удалось ускользнуть. То же можно сказать о командире 21-го стрелкового корпуса генерале Закутном. Уже одно это заставляет задуматься.
