В тот момент, когда в одном из безлюдных тупичков я переоделся в более приличную одежду, начался сильный дождь.
Лаэн ждала меня в самом сердце Гавани, под навесом, где разливали холодный шаф. Крыша над головой оказалась к месту – капли долбили по мостовой как бешеные. Посетителей почти не было. Никто не хотел сидеть в луже. Потоки воды текли прямо под столами с табуретами, и желающих намочить ноги можно было пересчитать по пальцам.
Мое солнце мрачно потягивала из дубовой кружки холодный напиток за одним из самых сухих столов. Заметив меня, облегченно улыбнулась.
Служанка принесла еще один шаф и горячую свиную колбасу. Я ел молча, Лаэн глазела по сторонам, не торопясь начинать разговор. Ее губы были крепко сжаты, а короткие светлые волосы мокры и липли ко лбу. Наконец я закончил с едой, вытер руки и, взявшись за порядком опустевшую кружку, рассказал, что удалось увидеть.
– Он осторожничает. Так просто не возьмешь, – шепотом сказала она.
– Нахрапом не выйдет. До кареты мы не доберемся – изрубят на куски. Можно прикончить стрелой, но даже при условии, что я не промажу, остаются северяне. Они несколько отличаются от обычных людей. Сядут на хвост – не оторвешься. Очень рискованный вариант.
– Значит, придется все сделать, когда Трехпалый сидит дома, – заключила Лаэн.
– Это возможно?
Она задумалась:
– Пожалуй. Но с массой оговорок.
– Каких?
– Наш друг за семь лет успел сменить берлогу. Он купил особняк перед стеной Высокого города. На холмах, в той части, где сплошные сады. Пробраться туда будет очень непросто. Настоящая крепость, да еще и под самым боком казарм гвардии. Главные ворота и калитки для слуг охраняются. Стена тоже под наблюдением. Его люди и еще северяне. Даже не буду думать, сколько их внутри.
– Мы не знаем расписание патрулей. Мы не знаем, сколько у него человек. Мы не знаем, где он спит, где ест и где проводит основное время. У нас нет планов здания. Лезть к нему в дом – почти самоубийство. Мы обязательно на кого-нибудь нарвемся.
– У нас нет выбора. Будь у меня яркая «искра», все бы вышло. С каждым днем она разгорается, но у нас нет этих дней. Или делаем или отказываемся.
– Я не для этого перся в Альсгару, солнышко. Что-нибудь устроим.
– Или Молс. Он вполне может что-то знать. За столько лет, думаю, они с Пнем много раз просчитывали, как достать Трехпалого. Давай навестим их еще раз.
Молс – не самая плохая идея. Он и вправду в состоянии нам помочь, благо это в его интересах.
– Давай, но только после прогулки в порт.
Центральная улица Гавани упиралась в портовые доки и пирсы. Несмотря на плохую погоду, здесь кипела работа. Не скажу, что кораблей на причале оказалось много, но почти со всех сгружали продовольствие. Наместник запасался едой на случай долгой осады.
Толкаться возле пирсов бесполезно и муторно. Поэтому мы пошли в портовый кабак и, бросив трактирщику четверть сорена, задали несколько вопросов. Тот живо сгреб монету, кивнул на столик, где сидели двое мужиков с загорелыми, продубленными всеми морскими ветрами мордами. Судя по черным волосам, высоким скулам и бородам без усов – жители Золотой Марки. Явно контрабандисты или те, кто греет руки на приближающейся войне. Сейчас за продажу продуктов и лекарств можно получить хорошие деньги.
Мы сели за их стол без приглашения. Тот, что постарше, хмыкнул и многозначительно посмотрел на дно опустевшей кружки. Я намек понял и заказал шафа на всех. Когда служанка принесла пенящийся напиток, моряки подняли кружки, и старший сказал, обращаясь к Лаэн:
– За твою улыбку, красавица! Клянусь великим спрутом, она чудесна!
Они выпили. Мы последовали их примеру.
– Я – капитан Даж. Это, – он указал на товарища, – мой первый помощник. Как понимаю, вас направила вон та продажная рожа у стойки? И даже знаю зачем. Вы не первые, кого он к нам посылает.
– Думаю, именно поэтому вы платите ему деньги, – не удержался я.
Даж оскалился, что я решил расценить как улыбку.
– Сообразительный малый, а, Рюк? Люблю таких. Так вот. В последние дни от желающих прокатиться на «Огнерожденном» нет отбоя. Многим захотелось покинуть этот замечательный город.
– Мы именно из таких, – уверил я его.
– Так я и понял. – На тыльной стороне левой ладони капитана были наколоты якорь и спрут. – Беда в том, что, когда люди узнают о цене, они тут же сваливают искать другое корыто. Условимся так. Я называю сумму, вы соглашаетесь или нет. Никакого торга, никаких уговоров, никакого «мы подумаем». Двадцать процентов оплаты вперед.
– Сколько?
Он усмехнулся:
– По сотне соренов с души.
– Высоко в наши суровые времена взлетели цены за морские перевозки. – Я вернул ему усмешку.
– Война благотворно сказывается на наших кошельках, – пожал плечами Даж. Он не собирался оправдываться. – Каков ваш ответ?
Мы с Лаэн переглянулись. Двести соренов – очень приличная сумма. Можно, конечно, поискать и других перевозчиков, но не уверен, что цены там будут ниже.
– Мы согласны.
– Чудесно. – Даж говорил сухо и по-деловому.
– Где гарантия, что, отдав вам сорок соренов, мы не останемся на берегу?
– У меня репутация, и, поверь, она стоит гораздо больше сорока монет. Клянусь великим спрутом, я не обманываю клиентов. Как говорится, слухи по морю летят быстрее, чем шхуны.
– Когда вы уплываете? – поинтересовалась Лаэн.
– Уходим, красавица. Это называется «уходить». Едва покончим с делами. Через пять дней, если считать и этот. Уйдем утром, как только ветер станет подходящим. Так что прошу не задерживать нас и прийти вовремя. Ждать не буду, о чем честно предупреждаю.
– Нам это подходит. – Лаэн протянула кулачок, в котором были зажаты деньги.
Даж подставил мозолистую ладонь, и, прежде чем окружающие успели заметить блеск четырех золотых монет, по десять соренов каждая, деньги перекочевали к новому владельцу.
– Замечательно. Когда Альсгару прижмут, вы будете далеко, клянусь в этом великим спрутом! «Огнерожденный» стоит на тридцать шестом пирсе. Возле новых складов и рыбного рынка. Лучше всего добираться до него с улицы Пеньковых вен. Узнаете сразу – у меня двухмачтовая шхуна. Самая быстрая в Харе. И еще раз напоминаю, не стоит вам опаздывать. Никого ждать не будем. Это, надеюсь, понятно?
– Вполне. – Я был не против подобных условий. – Могу поинтересоваться, что сейчас творится на море?
– Волны и ветер, – хмуро сказал Рюк.
Даж хохотнул:
– Не обращайте внимания на моего помощника. У него беда с чувством юмора. Море пока спокойно. Но все носятся при полных парусах. Так и шмыгают. Пока пути свободны и даже спокойней стало, пираты шалят куда меньше, чем раньше. Набаторский флот торчит у Горла. Содружество купцов
[44]
пока торгуется, но это вопрос времени, денег и силы. Рано или поздно они уступят. Имперцы расположились у Белого мыса. Ждут гостей.
