Командир располагавшейся там роты Барков встретил нас приветливо, с искренним сочувствием и повышенным вниманием, как смертников, понимая, что идем мы на верную погибель — из всех групп, которые он ранее провожал к немцам, не вернулась ни одна. Пообещал не спать, пока мы не вернемся. После позднего ужина пехотинцы отправились в блиндажики на отдых. Наша группа обеспечения осталась в траншее с дежурными пулеметчиками, а мы выпрыгнули из окопов, как в небытие, и поползли к немцам. Я впереди, остальные пятеро по моему следу, каждый задний постоянно касается валенка впереди ползущего, в случае чего я молча, движением ноги, подам команды разведчикам.
Хлынул сильный дождь. Наши белоснежные халаты быстро превратились в грязные рубища. Внезапно немцы перестали пускать осветительные ракеты. Дождь, темнота обрадовали нас. Ползем дальше. И вдруг вижу: впереди что-то колышется. И рядом тоже. И слева… справа… и в стороне… Да это же немцы! Ползут нам навстречу! Растянулись цепью, их уймища — не менее сотни! Целая рота решила втихую ворваться в наши окопы! Даю сигнал ногой сзади ползущему, и вся группа разом поворачивает назад. Быстро ползем к своим. Вваливаемся в траншею. Ротный недоумевает:
— Почему так быстро, где «язык»?
— Какой «язык»?! Туча немцев ползет к траншее, поднимай роту!
Полминуты — и все на ногах. Немцев еще не видно. Они ползут осторожно, рассчитывают на внезапность, считая, что по такой погоде в траншее никого нет, русские все в блиндажах спят.
— Лейтенант, — просит меня Барков, — возьми на себя правый отсек траншеи, а то у меня людей маловато. — А своим приказывает: — Не стрелять! Подпустить к самой траншее.
Дождь все усиливался, потоки воды и мокрого снега уже по колено наводнили траншею, бруствер и стенки окопов осклизли, под ногами месиво. Пока расставлял разведчиков по местам — немцы уж тут как тут! Над бруствером прямо передо мной внезапно возникает огромная фигура немца! Даю очередь из автомата. Он замертво падает в окоп. Но разом поднимаются еще двое. Стреляю в первого, левого, он падает. Правый с растопыренными руками, целясь мне в шею, прыгает на меня, я увертываюсь влево, и он не успевает схватить меня за горло, зато я успеваю преднамеренно опустить плечо, его правая рука с автоматом скользит по моему мокрому в грязи плечу, он, потеряв равновесие, сваливается в окоп, для верности бью его прикладом по затылку, и он скрывается в воде. Смотрю в растерянности на пустой бруствер и слышу крик моих разведчиков:
— Наши все целы, только двое легко ранены!
— Ну и счастливый ты, лейтенант! — восклицает и командир роты.
— Конечно, счастливый, ни одного человека не потерял!
— Да не в том дело! Мы пленных взяли!
Только теперь я вспомнил, зачем мы сюда пришли. Обрадованный удачным исходом боя, я совсем забыл про «языка».
Воистину счастливый случай! Не будь вылазки немцев и не заметь мы их первыми, вся наша группа погибла бы около их окопов.
Бегу к ротному. Разведчики бегут следом за мной, они тоже ухитрились перебить всех немцев, которые атаковали их участок траншеи. Вся траншея завалена немецкими трупами, но воды набралось столько, что она покрыла тела целиком, только кое-где торчат из воды руки и ноги. Понесла потери и рота Баркова, наши убитые пехотинцы тоже под водой лежат. Идти по траншее и наступать на что-то скользкое и мягкое очень неприятно. Но, что поделаешь, иного пути нет.
Барков передал нам восемь пленных. Мы отвели их в штаб дивизиона. Гордиенко был несказанно рад: сдержал слово, данное начальству! Не знаю, как уж он представил начальству наш поиск, но по его результатам орденом Красной Звезды были награждены только сам Гордиенко — за поимку пленных и начальник разведки полка Копецкий, этот получил медаль «За боевые заслуги» — якобы за организацию поиска.
Мы же остались довольны тем, что не потеряли ни одного человека. Для солдат и командира это выше любой награды.
Глава четвертая
«Я убит подо Ржевом…»
Ржевское великое противостояние
За три года на фронте мне пришлось участвовать во многих боях, но снова и снова мысль и боль воспоминаний возвращают меня к ржевским боям. Страшно вспомнить, сколько там людей полегло! Ржевская битва — это была бойня, и Ржев был центром этой бойни. Такого я не видал потом за всю войну. А для меня, как и для многих моих однополчан, это была еще и суровая школа войны.
Мой рассказ о боях на Ржевской земле лишь чуть-чуть обнажает подводную часть айсберга ржевской трагедии. Это лишь то, что видел и пережил я сам. Однако мою «окопную» правду подтверждают не только историки и живые свидетели-ветераны, уцелевшие в тех боях, но и книга немецкого генерала Хорста Гроссмана «Ржев — краеугольный камень Восточного фронта» — название книги говорит само за себя. По стратегической важности, по продолжительности борьбы, по напряженности усилий, по удовлетворенности своей гордыни стойкостью солдат вермахта и мнимым полководческим талантом немецкого генералитета, которому удавалось парировать все наши маневры, Ржевская битва памятна и для немцев.
Но советские солдаты превосходили своим мужеством немецкую стойкость. Немцы удерживали город за счет выгодности своих позиций, превосходства в воздухе, вооружении и материальном обеспечении: они лучше нашего были вооружены, занимали заранее оборудованные позиции на высотах, а мы под бомбами и снарядами лезли на их пулеметы снизу, из болот. Горько и обидно было нашим солдатам терпеть неуспехи по не зависящим от них причинам, страдать от необеспеченности в вооружении, от неопытности командования, компенсировать все эти нехватки своими жилами, нервами, желудками, муками, кровью и жизнями. Немцы ведь не делали нам скидок на нашу бедность.
Более шестидесяти лет прошло с окончания Ржевской битвы. Но, несмотря на ее грандиозность, не уступающую по масштабам ни Сталинградской, ни Курской битвам, о ней мало кто знает. Разве что ветеран войны, побывавший в той мясорубке, никогда ее не забудет. Да Александр Твардовский не мог не вспомнить о ней после войны в своем стихотворении «Я убит подо Ржевом». Больше никто! — ни полководцы, ни власти, ни военные историки, ни писатели, ни даже журналисты — никто! не обмолвился о ней КАК О БИТВЕ ни словом.
Наши потери убитыми и ранеными в Ржевской битве приближались К ДВУМ С ПОЛОВИНОЙ МИЛЛИОНАМ ЧЕЛОВЕК. Это превышает суммарные потери наших войск в Сталинградской и Курской битвах, вместе взятых.
Но Ржев так и не был взят.
А потому официально до сих пор ВЕЛИЧАЙШЕЕ РЖЕВСКОЕ СРАЖЕНИЕ не называется БИТВОЙ, числится в ранге «боев местного значения». Спросите любого из трех встреченных фронтовиков, и вы убедитесь, что один из них воевал подо Ржевом. Сколько же побывало там наших войск!
Возникает вопрос: откуда это умаление и замалчивание? Ведь на самом-то деле В ИСТОРИИ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ НЕ БЫЛО БОЛЕЕ ГРАНДИОЗНОГО И БОЛЕЕ МАСШТАБНОГО СРАЖЕНИЯ, ЧЕМ РЖЕВСКАЯ БИТВА — ни по количеству задействованных войск — ОКОЛО ДЕСЯТИ МИЛЛИОНОВ С ОБЕИХ СТОРОН, ни по охватываемой территории — ВОСЕМЬ ОБЛАСТЕЙ, ни по длительности боев — 17 МЕСЯЦЕВ, ни по КОЛИЧЕСТВУ ОПЕРАЦИЙ и изощренности маневров, ни по хитроумности конфигураций обходов, обводов, «котлов» и контрударов, да и по СТРАТЕГИЧЕСКОЙ ЗНАЧИМОСТИ ДЛЯ ОБЕИХ ВОЮЮЩИХ СТОРОН эта битва была КЛЮЧЕВОЙ.
