Наконец мы ступили на твердь острова. Замаскировались на нашем берегу протоки, то есть уже в немецком тылу, в двух километрах от своих. Прислушались, всмотрелись в темноту того берега. Все было мертво. Ни шороха, ни звука, ни огонька. Значит, охраны на берегу нет. С рассветом увидели тот берег: крутой, лесистый, метрах в пятидесяти от воды параллельно реке по скату натянута колючая проволока — значит, перед нею минное поле, в бинокль различались и проволочные растяжки. Пустынность берега и радовала, и тревожила: где же немцы? Ждем. И едва взошло солнце, в кустах среди деревьев мелькнули два белых колпака. Преодолев проходы в колючке и минах, два повара с автоматами на шеях и ведрами в руках шумно сбежали к воде. Они деловито и осторожно осмотрелись, особенно внимательно оглядев наш берег: нет ли там русских, затем бросили в воду несколько гранат, подобрали оглушенную рыбу, набрали в ведра воды и отправились восвояси. Вот этих голубчиков мы завтра и сцапаем, обрадовались мы с Коренным.
Больше за целый день на том берегу не появилось ни души. Лишь изредка из глубины леса доносились отдаленные голоса. С наступлением темноты мы пустились в обратный путь. В траншее нас уже ждали в полном снаряжении и с лодкой десять моих разведчиков. Взвалив лодку на плечи, не теряя времени, мы двинулись разведанным путем к острову.
Снова вода, трава, зигзаги. Лодку едва дотащили до старицы, дальше нести ее на плечах не было никаких сил. Коренной сел в лодку и погнал ее в основное русло реки, чтобы подняться по течению вверх и причалить к тому месту, где мы сидели с ним целый день.
Вышли по острову на место — а Яшки с лодкой нет! Страшная тревога пронзила сердце: неужели поймали немцы?! И Яшку жалко, и поиск сорвется! Успокоились, когда лодка Коренного въехала в траву берега.
Напомнил разведчикам об их действиях в различных ситуациях. Оставил группу обеспечения на нашем берегу, приказав сразу же отрыть в кустах траншею, а сам с группой захвата переправился на тот берег. Предварительно к корме и носу лодки привязали по длинному концу немецкого сталистого кабеля, носовой конец я прицепил под водой у немецкого берега, и группа обеспечения, потянув за кормовой конец, возвратила лодку к своему берегу, чтобы спрятать там в высокой траве; немецкий берег был песчаный и совершенно голый — лодку не спрячешь.
Расположились мы в кустах недалеко от воды, рядом с поварской тропой. С рассветом стали ждать поваров. А их все нет и нет. Уже и солнце поднялось, к обеду дело — их нет. Вот уже солнце за гору переместилось, а немцев нет как нет. Обеспокоенные, вконец искусанные комарами, голодные и злые, мы приуныли. Неужели не придут? Тогда придется ночью лезть через мины и проволоку наверх, искать блиндаж и блокировать его, а это очень рискованно и ненадежно: и сами можем не вернуться, и «языка» не добудем.
Весь план наших действий был рассчитан исключительно на появление немцев на берегу, что они войдут в воду. Соответственно и роли были заранее распределены: я с напарником уничтожаю левого, могучий Захаренко с разведчиком берет в плен правого, пятый с автоматом прикрывает тропу, а шестой бежит в воду, находит кабель и тянет лодку к нам.
Мы уже и ждать перестали немецких поваров, как вдруг наверху дзинькнули пустые канистры. И радость: идут! И тревога: как-то все получится?! — рассчитывали-то брать на рассвете, когда все еще спят, а тут конец дня, все на ногах, да и наши на том берегу не ждут нас, считают, что дело на ночь откладывается. Взглянули наверх: у колючей проволоки стоят два немца. Молодые блондины в черных кителях, без головных уборов, с автоматами на шеях и канистрами в руках. Это не повара, а танкисты. Они очарованы красотой нашего луга: освещенный заходящим солнцем, он изумрудно сиял… Но время-то идет! Немцы любуются, а нам не терпится, так и хочется крикнуть: ну, чего стоите, бегите скорей к реке! Наконец немцы пробежали мимо нас. Вошли в воду, нагнулись, вдавили пустые канистры в реку и, вытянув шеи, стали пристально смотреть на наш берег. Булькая и брызгаясь, канистры медленно наполнялись, я молча поднял и резко опустил правую руку. Это был сигнал к действию. В два прыжка оказался у левого немца и уже занес для удара финку, как он резко шагнул дальше в воду, бросил канистры, схватился за автомат и повернулся ко мне лицом. Наши прыжки по песку были бесшумны, немец едва ли что уловил, скорее сработал какой-то инстинкт или интуиция. Используя инерцию, я завалил его на спину и ухватился левой рукой за автомат, правой же стал наносить удары финкой в грудь. Перемещая автомат перед грудью, немец парировал мои удары, одновременно пытаясь развернуть оружие. Все же я нанес решающий удар, немец обмяк. В этот миг, как резаный, а он и в самом деле был резаным, заорал правый немец. Я поручил своего немца напарнику, который до этого бездействовал у меня за спиной, чтобы тот добил немца и обшарил его карманы, а сам бросился к Захаренко — не зарезал бы он «языка»! Свернув блином пилотку, я сунул ее в рот фашисту, он замолчал. Оказалось, завалив немца, Захаренко хотел затолкнуть ему в рот кляп, но запутался в прорези маскхалата, не нашел приготовленный в кармане брюк кляп, схватил горсть гальки с песком и всыпал немцу в рот, а немец схватил большой палец разведчика зубами и ударил его сапогом в лоб, от пальца осталась косточка, и под действием дикой боли разведчик всадил немцу в бок финку — вот тут-то немец и заорал.
Сразу же послышались тревожные крики наверху. Стреляя на ходу, к нам по лесу уже бежали немцы. Наш лодочный никак не мог найти в воде конец кабеля, чтобы притянуть к себе лодку, со страху бросился в воду и поплыл к нашему берегу, хотя после говорил, что поплыл за лодкой. Сколько промашек совершили мы из-за своей профессиональной неподготовленности! Я вбежал поглубже в воду, наткнулся на кабель и подтянул к себе лодку, раненого немца бросили на спину в лодку, я оседлал его, и ребята с того берега потянули нас за свой конец. Пятеро разведчиков, находясь в воде, ухватились за борта лодки. Кабель натянулся как струна! Вот-вот лопнет! Пятерка державшихся за лодку оказывала ей в воде громадное сопротивление. С неимоверным страхом всматривался я в вибрирующий трос, ежесекундно ожидая разрыва, уже представляя, как понесет нас по течению под пули дзотов… Но кабель выдержал. А разведчики, как только ощутили дно реки, стали толкать лодку к берегу. Наконец, торопя «языка», мы перебежали в готовую траншею. Я успокаивал ребят, перевязывал немца, а сам тревожно думал: сейчас немцы переплывут реку, захватят брошенную нами лодку, переправятся с подмогой на этот берег, завяжут бой, и останемся мы навечно на этом острове вместе с «языком».
Немцы открыли огонь по нашему берегу из всех видов оружия. Этот яростный обстрел мы переждали в траншее. Снаряды и мины рвались близко, но никто из нас не пострадал: спасал глубокий окоп. А вскоре немцы медленно покатили огневой вал к болоту, предполагая, что как раз там мы и ползем по высокой траве. Мы же отсиделись в траншее, а потом поползли по высокой траве вслед за огневым валом. Ползли мы снова зигзагами, долго и трудно. Но одолели и болото.
В свою траншею мы ввалились еле живыми, уже было темно. О нашем успехе по телефонам сразу же узнала вся дивизия. И вся дивизия неимоверно ликовала, ведь все знали, как дорого обошлись нам все ранее произведенные попытки. И вот он, долгожданный пленный! На нашей передовой! Удаче радовалось и все начальство, вплоть до штаба армии. Заранее присланный комдивом переводчик уже ждал нас в блиндаже, он сразу же приступил к допросу пленного: все боялись, как бы раненый немец не умер. Фашист, в надежде на сохранение жизни и медицинскую помощь, сказал правду: он из танковой дивизии «Великая Германия», прибыла она из Франции.
