Танки двигаются быстро, уже миновали бугор и приближаются к траншее своей пехоты. Я верно рассчитал скорость движения немецких танков и время полета моих снарядов. Телефонист докладывает: «Выстрел!» — значит, снаряды уже в полете. Танков более двадцати. Только они достигли рубежа окопов своей пехоты, на них посыпались мои снаряды. Мчащаяся на нас стальная армада тонет в дыму разрывов и мелкой песчаной пыли. Танки ослеплены. Им ничего не. видно ни спереди, ни с боков. Куда двигаться и во что стрелять — неизвестно, да и невозможно в таком затмении. Поэтому они поворачивают назад. Когда оседают пыль и дым, на опустевшем солончаке сплошь зияют большие воронки и жарко горят два танка. Тяжелые полуторапудовые гаубичные снаряды сделали свое дело.
Но немецким танкистам неймется. У них приказ: заживо закопать в песок нашу пехоту. Поэтому, сманеврировав за бугром, они снова идут на нас, теперь — по лощинке справа. Но и там настигает их неистовый наш огонь! Высокие фонтаны земли вздыбились между танками, снова весь фронт и все пространство, занятое танками и далеко впереди них, окутались пылью и дымом. Танки опять ретировались за бугор. На этот раз им повезло — ни в один танк снаряды не попали. Мы ведь стреляем по ним не прямой наводкой, когда наводчик видит танк и уничтожает его с первого выстрела. Мои снаряды летят из-за рощицы и падают на танки сверху, неприцельно.
Когда танки уходили назад во второй раз, я заметил, как один из них отделился от группы и ушел далеко влево. Симулянт, с неприязнью подумал я, все танки воюют, а он уклоняется от боя. Снова веду огонь по выехавшим танкам и опять загоняю их за бугор. Но на всякий случай время от времени посматриваю на «симулянта». Когда в очередной раз я резко перевел стереотрубу влево и в объективе застыл «симулянт», я увидел, как он шустро рыщет стволом своего орудия по нашим окопам. Чего это он ищет? — подумал я. И сразу же пришла догадка: никакой это не «симулянт», а ас-охотник, задача которого во время боя втихую, со стороны, выискивать наблюдательные пункты, пушки и танки противника, чтобы поражать их невзначай сбоку.
Немецкие танки, боясь моего огня, вынуждены были уйти далеко вправо и попытать счастья в бою с нашими соседями. Но и на этот раз им не повезло: их попытку атаковать первую траншею соседей пресекла выставленная там ночью на прямую наводку пушечная батарея. Немцы не знали о ней, и она внезапным кинжальным огнем сразу же подожгла более десятка фашистских танков. Остальные успели позорно смыться. Теперь сам я уже не стрелял, а с удовольствием наблюдал, как горят танки противника.
И вдруг будто кто в бок меня кольнул: посмотри налево, что там «симулянт»-то делает? Быстро перекинул стереотрубу влево, глянул и обомлел: «симулянт» вел ствол своей пушки в мою сторону, вот уже совсем исчезло орудие, вот уже вместо ствола вижу черный кружок дульного среза… Но я был уверен, что меня он не видит, мы же хорошо замаскированы, и злорадно подумал: если бы немецкий танкист знал, что под дулом его орудия сидит тот, кто беспощадно стрелял по их танкам и два уже спалил, да если бы он знал это и сейчас выстрелил, то мгновенно разнес бы меня на кусочки! Но он этого не знает и не видит меня, поэтому мне ничуть не страшно смотреть в дуло его пушки. Не успела радость отпустить меня, а счастливая улыбка покинуть лицо, еще все мое существо продолжало пребывать в победной эйфории, а перекрестие стереотрубы злорадно покоиться на зловещем жерле нацеленного в меня вражеского орудия, как, к ужасу своему, я вдруг явственно вижу жуткое: танк содрогнулся, упруго дрогнул ствол пушки, брызнув синим дымком! Мгновенно понимаю: случилось самое страшное, что только могло произойти, — пушка выстрелила в меня! Смертельный страх в тысячные доли секунды перевел мое сознание из состояния блаженной веселости в стремительную самозащитную реакцию — хватаю за что попало сидящего рядом ничего не знающего о танке Штанского, стремглав сую его под себя, и мы вместе рухнули на дно окопа. Тут же над нами грохнул разрыв танкового снаряда. Снаряд разорвался в основании сосенки, разнес в клочья стереотрубу вместе с деревцем, на головы сыпануло песком с бруствера, но взрывная волна скользнула по поверхности земли и миновала нас, лишь обрушила песчаные стенки ровика, завалив нас только по колено. Весь окоп окутало дымом. Противный запах тротила ударил в нос. Но медлить не приходится! Пока немецкий танкист рассматривает результаты своей стрельбы, мы в клубах дыма быстро выскальзываем из ровика и прячемся в ближайших кустах. Немец остался доволен своею стрельбой и, наверное, записал в боевой журнал: уничтожил русский наблюдательный пункт. А я, не мешкая, подаю команду на батарею, благо телефонный аппарат упал на дно окопа вместе со Штанским и уцелел. Пока довольный немец делал победную запись, мои снаряды уже летели на его голову. Нацеленные в танк шестнадцать снарядов батареи своими мощными разрывами подняли такой тарарам, что немцы в танке ухватились, наверное, за головы. А когда один снаряд угодил в моторную часть и танк загорелся черно-красным пламенем — не знаю уж, успели ли фашисты выскочить, стереотрубы у меня теперь не было, а в бинокль трудно было сквозь дым что-либо рассмотреть.
Уже после боя, окончательно придя в себя, я прикинул, сколько же у меня было времени с того момента, как я увидел роковой выстрел танка в мой НП, до разрыва снаряда у нас над головой. До «Пантеры» шестьсот метров, скорость ее снаряда — тысяча двести метров в секунду. Значит, снаряд летел всего полсекунды. Но эта половинка секунды дала мне возможность успеть спасти две жизни. Как хорошо, что я вовремя взглянул на танк и, главное, увидел момент выстрела. Ну и быстрота реакции, само собой, необходима. Если бы я не увидел момент выстрела, снаряд разнес бы нас со Штанским в клочья. Но как немец сумел обнаружить наш наблюдательный пункт?! Ведь мы так хорошо были замаскированы! Он бы и не заметил нас — если бы не солнце. Нас выдало солнце. Низкий луч всходившего светила попал под козырек объектива стереотрубы и, отразившись, ударил немецкому танкисту по глазам. Представляю, какой пожар увидел немец, когда взглянул в нашу сторону! Ведь даже маленькая стекляшка костром вспыхивает на солнечной дорожке, а тут в глаза немцу отразили солнце два громадных объектива моей стереотрубы.
Всю жизнь я вспоминаю тот роковой случай, когда вижу отблеск стекляшки на солнечной дороге или мелькание десятых долей секунды в спортивных передачах по телевидению — слова не успеешь сказать, как промелькнет пятерка десятых долей секунды. А я за эти мгновения сумел не только сам нырнуть в ровик, но и связиста своего запихнуть под себя. Наше счастье, что я увидел момент выстрела! Не иначе как ангел-хранитель в нужный момент толкнул меня в бок, чтобы я взглянул на «симулянта».
Невероятные случаи на войне
Немецкая мина, описав невидимую дугу в небе, со страшным свистом приземлилась на нашей позиции. Она угодила прямо в траншею. И не просто попала в узкий окоп, а врезалась в солдата, который бегал по траншее, греясь от холода. Мина как будто специально подкараулила красноармейца, упала в траншею в тот момент, когда он подбежал под нее. От человека не осталось ничего. Разорванное в клочья тело было выброшено из траншеи и на десятки метров разбросано вокруг, на бруствере лежал только штык от карабина, который висел у него за спиной. Не могу без волнения говорить об этом, потому что точно такое же случилось с моим связистом. Мы шли с ним по траншее в противотанковый ров, я уже шагнул в ров и свернул за глиняный угол, а он еще оставался в траншее, буквально в двух шагах сзади меня. Мина угодила в него, а я не пострадал. Если бы мина не долетела всего на один метр, то попала бы в меня, а связист за углом остался бы жив. Недолет мины мог случиться по разным причинам: недосыпали в заряд крупинку пороха или притормозил ее едва заметный встречный ветерок. Да и мы могли чуть побыстрее идти — оба уцелели бы. А чуть медленнее — оба погибли бы.
