Открываю огонь по тому берегу, чтобы воспрепятствовать немцам взорвать мост и подбросить подкрепление. И тут к мосту подбегают с нашей стороны уцелевшие немцы, что бежали с передовой. Открываю по ним огонь картечью — загоняю их в воду и уничтожаю в реке.
Так, не потеряв ни одного человека, мы перебили около полутора сотни фашистов, а главное, захватили мост. Мост — дело великое на войне!
Но где же Абаев с батальоном?! Без пехоты я не удержу мост! Послал на тот берег трех связистов с пулеметом, а сам стал вести беспокоящий огонь из орудий.
Наконец, часам к десяти, появился Абаев с батальоном. Оказалось, ночью, обойдя немецкий пулемет на развилке дорог, он попал в другую прибрежную деревню, двумя километрами выше Сидневки, в темноте не разобрался и радировал мне.
Когда Абаев с батальоном прибыл к нам в деревню, плацдарм на том берегу Ингула уже прочно удерживала разведрота дивизии, ее на машинах прислал комдив, как только ему стало известно от Гордиенко, командира артполка, о захвате моста. Ну а своему командиру я доложил об этом по радио еще когда заканчивался бой по уничтожению немцев на реке.
Вот так и вышло, что наша мгновенная реакция и быстрая стрельба прямо с передков ошеломили фашистов, мы сумели перебить их и захватить село и мост через Ингул. Спрашивается, кто в одно мгновение влил в нас разум, смелость, быстроту и взрывной напор?
Форсирование Южного Буга
22 марта 1944 года передовой отряд 52-й дивизии в составе 1-го батальона 429-го стрелкового полка капитана Абаева и моей батареи достиг Южного Буга в районе Александровки. Используя внезапность, мы с Абаевым решили форсировать реку и захватить плацдарм на том берегу. В соседнем селе из досок, бревен, дощатых дверей и ворот настроили за день плотов для орудий, минометов и станковых пулеметов и с наступлением темноты тихо подвезли в балку метрах в ста от берега. Противник не ожидал нашего появления и вел себя спокойно, лишь редкие ракеты освещали немецкий берег. Дул порывистый северовосточный ветер с дождем. Широко разлившаяся река бурлила и громко плескалась о берега. Когда мы подкатили две гаубицы к берегу и притащили плоты, пехота уже ждала команды на форсирование. И вот, по знаку Абаева, солдаты, поеживаясь от холода, стали медленно и нехотя заходить в ледяную воду. Мы спустили на воду плоты, скатили на них орудия, привязали веревками к доскам, погрузили по пять ящиков снарядов на каждый плот и отчалили от берега. Стоя у орудия, я подавал команды, и расчет принялся большими саперными лопатами грести к противоположному берегу. Справа и слева торчали из воды головы пехотинцев — держась одной рукой за доску или бревно, они подгребали другой и с разной скоростью тоже устремлялись к вражескому берегу.
Вдруг пуск немецких осветительных ракет участился, вся река осветилась, и видно стало как днем. Разом грянули с того берега пулеметные очереди, а сверху посыпались снаряды и мины, со страшным грохотом из реки вырвались многочисленные фонтаны воды, засвистели осколки. Бревна, доски и плоты вздыбились. Люди, лишившись опоры, с дикими криками стали тонуть в стремнине. Бурный поток понес вниз по течению все наши утлые плавсредства, живых и мертвых людей. Под угол нашего плота попал снаряд, плот вздыбило, с мокрых досок скинулись в воду орудие, снаряды и люди. Кто-то успевает ухватиться за доски, а я и другие огневики мгновенно оказываемся далеко от плота. Меня погрузило с головой под воду. Работая изо всех сил руками, кое-как всплываю на поверхность. И в этот момент подоспевшее бревно ударяет меня в затылок, а крутая волна захлестывает и вновь накрывает с головой. Набухшая одежда, автомат за спиной и гранаты в карманах неотвратимо тянут на дно. Из последних сил еще раз выныриваю вверх, и — о счастье! — около меня болтается на волнах бревно. Хватаюсь за него — и уже больше не отпускаю! Страх утонуть и быть убитым заслоняют адский холод ледяной воды, кажется, заморозившей даже кости.
Изо всей силы гребу к берегу. Течением снесло нас на целых полкилометра. Но вот под ногами ощутилось дно, и я выбираюсь на берег. А осветительные ракеты продолжают своим мертвенно-белым всплеском выхватывать на мгновения застывшие и остановившиеся картинки огненно-водяного месива на реке. Когда выбрался на берег, вода полилась из одежды отовсюду, под ногами грязь. Но отряхиваться, выжимать амуницию некогда: из вражеской траншеи уже грянули автоматные очереди. Хорошо, что с нашего берега тут же ударили по траншее пулеметы. Немцы спрятались в окопах, а мы в это время бросились к траншее. Нас на берегу оказалось человек пятнадцать. А немцев, судя по стрельбе, не более пяти. Чтобы не зацепить нас, пулеметы с нашего берега смолкли. Немцы опять высунулись, но мы резанули по ним из автоматов. Немцы пустили в ход гранаты, но они перелетали нас и рвались далеко внизу. Ракеты стали взлетать реже, и больше стояла темнота, чем мы и воспользовались — бросились в траншею. Но в глазах — одна чернота! Упав в траншею, даю очередь вправо, так как слева наш солдат. Когда небо осветилось, я увидел вблизи труп фашиста — не то я, не то пулемет его прикончил, не знаю. А слева рукопашная идет: наш солдат схватился с немцем. Оба орут, пыхтят, барахтаются, и не сразу в темноте различишь, где наш, где немец. В свете ракеты блеснула немецкая каска, даю под нее очередь. Фашист рухнул. А наш никак отдышаться не может. Тут же на траншею посыпались немецкие мины. Значит, немцев здесь больше нет. А к берегу уже прибило плот с нашим вторым орудием. Быстро скатываем его, сбрасываем ящики со снарядами.
— На колеса! — даю команду, и орудие медленно покатилось от берега.
А пехотинцы постреливают из траншеи в темноту, чтобы немцы не вернулись.
До рассвета мы просидели в траншее. Подзамерзли.
Подкрепление к нам не подошло: немцы превратили противоположный берег в огненный кошмар и нашим даже приблизиться к нему было невозможно.
Весь день мы обороняли траншею. С наступлением темноты к нам пробились солдаты 2-го батальона 429-го полка. Они переправились сюда по переправе соседа слева — 58-й Гвардейской стрелковой дивизии. Она не только успешно захватила плацдарм, но и переправу навела. По этой переправе и преодолела Южный Буг вся наша дивизия.
Трофейные орудия
Наступил апрель; продолжая наступление на Кировоградчине, мы форсировали Ингул, Южный Буг, выбили фашистов со станции Веселый Кут и устремились к Днестру. Противник оставлял один рубеж обороны за другим. Вот и сейчас под нашим напором немцы оставляли траншею. А мы, кто остался в живых, настолько были измучены тремя подряд атаками этого рубежа, что не бежали, а устало брели под ярким весенним солнцем к немецкой траншее. Солнце уже к одиннадцати часам пригревало так, что в расстегнутых шинелях нам было жарко. Пехотинцы устало сели на край траншеи, свесили в нее ноги и стали лениво вытирать пилотками пот с лица. Черт с ними, с этими немцами, пусть убегают, нет уже никаких сил снова бежать за ними.
Я по-прежнему с батальоном Абаева, у меня из трех связистов в живых остался только один. Это «неубиваемый» семнадцатилетний Володя Штанский. Я взял его в батарею прошлой осенью по настоянию родителей в одном украинском селе, где мы заночевали.
