— Не беспокойся, капитан, с батареей как-нибудь справлюсь. В подразделении можешь не появляться, батарея будет в надежных руках! Я любому рога скручу!
— Нет, — твердо возразил я, — батарею на откуп не отдам, буду строго контролировать! — И осторожно поинтересовался: — А за что же вас так резко в звании и должности понизили?
— Да так, с начальством поцапался, — нехотя отмахнулся он.
Я нисколько не обрадовался приходу в дивизион такой загадочной личности. Что-то нехорошее и опасное для дела сразу же почуял я в этом человеке.
В первую неделю, вступив в командование батареей, встретившись в тылах с огневиками у орудий, Щегольков особое внимание уделил старшине батареи и его хозяйству. Отдал распоряжение поварам: что, когда и как ему готовить, куда доставлять пищу. Расположился он на огневой позиции батареи, посадив у входа в блиндаж телефониста, хотя должен был находиться на наблюдательном пункте переднего края, вместе с пехотой. Итак, на передовую идти побоялся: там стреляют.
На территории Югославии мы вели маневренные бои с немцами. Каждая из трех моих батарей поддерживала огнем стрелковый батальон и металась вместе с ним по извилистым дорогам меж высоких гор. Связь с батареями осуществлялась мною по радио и через пехоту. Сам я находился на КП командира стрелкового полка майора Литвиненко. Я был стреляющим командиром дивизиона и, когда требовалась срочная, трудно исполнимая огневая поддержка — немцы ли прорвались, наша ли атака захлебнулась, сам корректировал огонь подручной батареи. Лично наведаться в каждую батарею я не имел возможности и о положении дел в подразделениях узнавал от связистов, которые, общаясь между собой, всегда все знали. Мои батареи умело и дружно вели бои совместно с пехотой. Командир стрелкового полка был доволен нами.
Но вот однажды немцы неожиданно атаковали 2-й батальон, и пехоте пришлось очень туго, так как батарея Щеголькова не поддержала батальон. Узнаю, что Щегольков до сих пор сидит у орудий в трех километрах позади НП, а огнем батареи по телефону неумело управляет рядовой разведчик. Строго выговорил Щеголькову, приказал находиться на наблюдательном пункте и без моего разрешения не покидать его.
Мне некогда было возиться со Щегольковым, я постоянно менял наблюдательные пункты, чтобы все время видеть противника, то одна, то другая батарея отсекались немцами. Звоню своему замполиту Карпову, прошу его посетить 2-ю батарею, поработать со Щегольковым. Батарея — всего в ста метрах от него. Полномочный представитель партии и ухом не повел. Он привык постоянно находиться при штабе дивизиона, в тылах да на кухне и ничего не делать. Вот и сейчас наотрез отказался идти в батарею: побоялся не только обстрелов, хотя все происходило в тылу, но и встречи с опасным собеседником. Это была не первая моя стычка с Карповым, и я махнул рукой, сам управлюсь.
Дня через три фашисты, почувствовав слабость нашей артиллерии, снова атаковали 2-й батальон. Немецкие орудия и минометы безнаказанно обстреляли позиции нашего батальона, потом в атаку пошли автоматчики. Наши пехотинцы надеялись, что с приближением немцев к траншее артиллеристы, как это было всегда, накроют врагов разрывами своих снарядов. Но батарея молчала. Потеряв более двух десятков солдат убитыми, батальон отступил.
Ко мне с претензией обратился комполка Литвиненко:
— Почему батарея не поддержала батальон?!
Вызываю по телефону Щеголькова. Но его снова нет на НП: бесчувственно пьяный, он спит в тылу, на огневой позиции.
Стало ясно, что разжалованный в капитаны Щегольков продолжает пьянствовать и в нашем дивизионе, более того — самовольно покидает наблюдательный пункт и тем самым отдает пехоту на растерзание фашистам. Я встревожился. Но уйти с передовой за три километра в тыл, на позицию 2-й батареи, где пьянствовал Щегольков, я никак не мог: противник проявлял большую активность. Опять звоню Карпову. На этот раз я не попросил, а приказал Карпову как своему заместителю разобраться с пьяницей:
— Вы же старше Щеголькова по должности и по возрасту, и вам с руки повлиять на него. К тому же работа с людьми — это ваша обязанность, и я требую, чтобы вы поговорили со Щегольковым, — резко заканчиваю разговор со своим замполитом.
Дело дошло до скандала, но Карпов снова на батарею не пошел.
Возмущенный бездельем и безответственностью своего замполита, звоню замполиту полка, чтобы он повлиял на Карпова. Майор Устинов посоветовал мне Карпова не беспокоить. То же мне ответили и из политотдела дивизии.
Убедившись, что Карпов в этом деле мне не помощник, а разобраться со Щегольковым надо было обязательно, я, улучив момент, когда немцы поутихли, решаюсь сбегать с передовой напрямую, через взгорки и кустарник, под самым носом у немцев, на батарею и лично разобраться со Щегольковым. Дело было жарким солнечным днем. Прибегаю на огневую позицию к орудиям, спрашиваю:
— Где командир батареи?
Солдаты, боязливо оглядываясь, шепчут:
— Товарищ капитан, командир спит в ровике и не велел будить. Если разбудите, он до стрельбы дойдет.
Ах ты, думаю, барин какой! «Не велел будить»! Там пехота гибнет, батарея молчит, а они, видите ли, отдыхать изволят! Срываю прикрывавшую ровик палатку, вижу спящего Щеголькова, тормошу — не поднимается! Только еще сильнее захрапел! Требую два ведра холодной воды. Старшина отказывается лить воду на командира. Лью холодную воду за ворот капитана сам. Только после второго ведра Щегольков пробудился — вскочил и набросился на меня с кулаками. Но, поняв, что перед ним командир дивизиона, опустил руки. Разбираться с пьяным нет смысла. Приказываю Щеголькову через три часа быть на моем НП.
По прибытии ко мне Щегольков каялся, обещал, клялся. Но я уже знал цену словам алкоголика, поэтому, сделав выволочку, отправил его на наблюдательный пункт. Сказал строго, без обиняков:
— Напьешься еще раз — приду и пристрелю! И чтоб с НП — никуда!
Однако через несколько дней, как я и предполагал, события в батарее повторились. Щегольков снова покинул передовую и напился, пехота вновь понесла неоправданные потери из-за бездействия его батареи.
Пользуясь покровительством высокого начальства, Щегольков никому не подчинялся. Пьянствовать начали и в его батарее, подчиненные Щеголькова, особенно те, кто доставал ему спиртное. Батарея становилась небоеспособной.
Бои шли напряженные, в течение недели меня трижды перебрасывали от одного полка к другому, цацкаться с нерадивым капитаном я физически не имел времени. Доложил обстановку командиру полка майору Рогозе и потребовал:
— Прошу убрать Щеголькова из дивизиона.
А тот:
— Мы же на перевоспитание его к тебе послали.
— Да он же в отцы мне годится и законченный алкоголик! Сколько людей погубит, пока будет перевоспитываться!
— Не трогай его, пусть воюет. Это приказ свыше. Ты понял?! — пригрозил Рогоза.
В ущерб своей боевой работе я еще целую неделю безуспешно возился со Щегольковым. Но следующие два случая переполнили чашу моего терпения.
