Бои разные в ту пору были. Много летали на сопровождение «илов». 23 февраля я гнался за «пешкой». Самолет наш, а летали на нем немцы без номеров и без звезд. Мне удалось со второй атаки убить стрелка, но «пешка» прижалась к самой земле. Рядом линия фронта, а у меня температура масла 120 градусов. Пришлось ее бросить.
Весной отправили нас в Харьков получать новые машины Як-9Т. На них летали недолго, а уже летом в Багай-Барановке получили Як-3. Дали облетать мне «единичку». Ой, хорошая машина, а мотор не тянет. Что такое? Вызвали с завода испытателя. Он говорит: «Летать не умеете». — «Ну, полетай!» Он сел, полетел, пропал куда-то. Потом глядим — идет он, у него дым сзади. Говорит: «Что-то здесь не так. Мотор действительно не тянет».
А тут пришла телеграмма, что Головатый Еремину купил самолет. Мы эту «единичку» ему и отправили. На нее наверняка мотор новый поставят, и он ее получит в лучшем виде. Мы получили машины в понедельник, 13 июня. Приехал генералитет, заместитель Яковлева. Нас хотели сфотографировать. Мы отворачиваемся все, мол, понедельник, да еще чертова дюжина — примета очень плохая. Так и не стали фотографироваться.
В первые два дня Львовской операции погода была плохая, мы не летали. На третий день нас подняли. Нас вел командир полка Ковалев. Бой завязался нешуточный. 22 наших самолета против 85 немцев. Происходило все на высоте 1500—1700 метров. Бой продолжался минут 40 и неожиданно прекратился. В этом бою я отбивал атаки от своего ведущего. В какой-то момент я сошелся на лобовой с Ме-109, но он не выдержал, отвернул, и мне удалось выйти ему в хвост и сбить.
Я в то время уже старшим летчиком был. Смотрю, а где же Шилов, наш командир звена? Только что же видел его 69-й номер. Он шел ведомым у штурмана полка. Мы сели с Борковым на соседний аэродром — до нашего далеко было. Нас уже и заправили, а Шилова все нет. Я говорю: «Должен прилететь. Я видел его». Так и не дождались мы Шилова. Часа через полтора прилетели на свой аэродром. Шилова по-прежнему нигде нет. Механик предполагает: «Может, он сел на вынужденную». Потом мы уже узнали, что он перелетал линию фронта и попал под зенитный огонь. Его маханули прямым попаданием. Мотор встал. Он подумал, что это передний край, и решил садиться. Выпустил шасси, сел, машина бежала, бежала и встала. Он выскочил, а кругом немцы. Попал в плен.
Переживали мы очень. Я стал командиром звена вместо Шилова. Закончилась Львовская операция.
В тот же период наш полк наградили орденом Богдана Хмельницкого. Целый месяц мы проводили фронтовые испытания Як-3. За каждый вылет мы писали отчет о поведении машины. И знаете, был в ней ряд конструктивных недостатков. Особенно серьезными были проблемы с выпуском и уборкой шасси.
Наша эскадрилья сидела в Дембице, за Вислой. Как-то раз мы сидим, играем в домино, идет дождик небольшой. Подходит девушка. Говорит: «Я вас знаю». — «Откуда?» — «Я сестра Шилова». У него две сестры было на фронте. «Знаете, я бы хотела забрать его вещи, чтобы их не посылали матери, не расстраивали ее». Ребята все замолкли. Я говорю: «Пойдемте». Рассказал ей, что мы только вчера получили письмо от одной медички. Она писала, что в Перемышле, в бывшем лагере для военнопленных, где разместился их санбат, на одной из стен бараков она увидела надпись: «Я, Шилов Степан Михайлович, до конца предан партии Ленина и Сталина, сбит в жестоком бою над городом Тернополем 16 июля 1944 года. Кто прочтет, передайте по такому-то адресу». Так мы узнали, что он был в плену.
Помню, я с замкомэска полетел однажды в соседний БАО. Аэродром, куда мы полетели, был всего в полутора километрах от линии фронта. Поэтому надо было садиться с бреющего, чтобы не демаскировать его. Только сели, глядим — идет командир дивизии Герасимов. Ругается: «Додумались, прилететь в такую погоду! Останетесь здесь до утра. Сегодня годовщина формирования БАО. Ордена дают, концерт, ужин. А вот вам за работу». — Герасимов дает нам спиртик, нашли пиво. Куда его? Я говорю заму комэска: «Толь, давай гимнастерки снимем, завернем и за бронеспинкой положим. Главное, в полете в бой не вступать». — «Давай». На следующий день ветерок поднялся. Пошли мы бреющим. Глядим: немцы сверху, — мы прижались к земле, а тут стадо, я на хвосте привез чуть-чуть шерсти. Приземлились опять в Жешове. Я сел, а Толя мне говорит: «Я не могу, у меня что-то щитки не работают». Пошел он на второй заход. Только тогда сел. Командир наш видит: «Приведите себя в порядок!» — злой такой. Мы тут же пуговички застегнули. Он: «Почему вы вчера не прилетели?» — «Герасимов нас не пустил, такая погода». — «Хоть что-нибудь привезли?» — «Конечно». — «Идите, отдыхайте».
В январе 1945 года мы участвовали в прикрытии войск, ведших бои за Краков. 20-го мы за день по 5—6 вылетов сделали, а под вечер прилетели на аэродром Кракова. Аэродром был заминирован, и нам пришлось садиться правей полосы. «Лавочкины» садились навстречу. Кто как садился, лишь бы только сесть. Город горел. Поселились в пятиэтажном доме, а часов в 10— 11 пришли на аэродром на ужин. Командира полка не было, он на прежней точке остался. Заместитель командира полка посадил нас за П-образный стол, мы подвели итоги. Выпили. Смотрим, что-то нам дали не то. Начпрод говорит: «Товарищи летчики, не беспокойтесь, это спецпаек, все проверено, спасибо вам за работу». Утром встаю, чувствую себя плохо, а три человека лежат, не могут встать. Жрать хочется, а поешь — и тебя выворачивает. Не поймем, что случилось. На обед мы не пошли. Вдруг вечером девушка прибегает: «Товарищи летчики, кто отравлен, срочно в медсанчасть». Бежим туда. Нас проверяют. Глядим, один наш упал, девушка потеряла зрение. 26 летчиков — весь полк отравился! Потом как нас везли, куда везли, понятия не имею. Положили по двое на койках. Монашенки нас обслуживают. Штурман и еще два летчика умерли, несколько человек потеряли зрение. Правда, умер и начпрод. Вот сволочь, напоил нас метиловым спиртом. Я пролежал дней десять, а 2 февраля уже полетел на задание со своим ведомым Васей Куденчуком [Куденчук Василий Назарович, лейтенант. Воевал в составе 91-го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 4 самолета противника].
Погода была весенняя, тепло уже было, все таяло. Мы взяли курс в заданный район — на юго-восток, в местечко Герлец. Задание было прикрывать наши танки. В районе патрулирования было пасмурно, облачность рыхлая, и чувствовалось, что не совсем плотная и нетолстая. Имелись в ней небольшие разрывы, высота ее была примерно 1200—1300 м. Около 35—40 минут мы барражировали в заданном районе. Когда истекло время, развернулись и пошли в сторону своего аэродрома, надеясь по пути отыскать какую-нибудь наземную цель противника и штурмануть ее. Идем, скорость приличная, 500—550 километров в час. Обстановка вроде спокойная. Я говорю ведомому: «Вася, давай что-нибудь найдем, а то неудобно с полным боекомплектом возвращаться». В этот момент я случайно повернул голову влево и вижу, как нам в хвост, выйдя из облачности, на скорости заходит восьмерка Ме-109. Я тут же своему ведомому кричу: «Васька, сзади нас атакуют. Идет восьмерка». В голове мелькнуло — горючего мало; видимо, подкараулили нас немцы.
Чтобы выйти из-под удара, пришлось резко развернуться влево, войти в облачность, чтобы занять более выгодное положение. Хорошо, что скорость была. Я на высоту не пошел, а Вася, оказавшись на внешней стороне разворота, чуть разогнался, идя за мной, и проскочил за облачность. Оттуда он крикнул, что за облачностью восьмерка ФВ-190. Замысел ясен. На пределе горючего загнать нас по «вертикали», а затем сбить или. по крайней мере, добиться, чтобы сами без горючего упали.
