— Какую Вы изучали материальную часть?
— И-16, И-15бис, И-153, СБ, Р-5. Двигатели, планер. Более того, на территории нашего училища находились экспонаты, в том числе «Юнкерс-52», «Сталь-3», цельнометаллический самолет конструкции Туполева, моноплан с верхним расположением крыла. Ну и другие самолеты были в качестве экспонатов и учебных пособий. И что интересно, перекрытие щелей, которые нам приказали выкопать, сделали, отстыковав плоскости от «Юнкерса». Еще смеялись, что от бомб «Юнкерса» мы спасаемся под крылом «Юнкерса». Во время бомбежек стали выделять наряд на патрулирование улиц и важных объектов. Мы боролись с «зажигалками», следили, чтобы везде соблюдалась светомаскировка, чтобы не было праздношатающихся людей. Короче говоря, патрулировали в городе Москве и Тушино.
— Из Вас готовили механиков широкого профиля?
— Я был механиком по авиационному электрооборудованию, это более узкая специальность. Мы стали учиться по 10–12 часов в день, без выходных, и ускоренный курс окончили 31 июля. 1 августа 1941 года меня в группе выпускников этой школы из 6 человек направили на Ленинградский фронт. Попали мы в 428-й истребительный полк, который дислоцировался на аэродроме Гатчина — старинном аэродроме, который был еще до Октябрьской революции. Но, к сожалению, полк не успел сформироваться полностью, когда фашисты, прорвав оборонительные сооружения под Лугой, подошли к самой Гатчине. Под Ленинградом оказалось очень много наших поврежденных самолетов, — и тогда собрали несколько бригад, и приказом Военного совета Ленинградского фронта были организованы ремонтные авиационные базы. Нас направили в город Ленинград во 2-ю ремонтную авиационную базу, которая находилась на территории авиационного завода № 47. Этот завод был крупным, у него было свое летное поле, и там мы ремонтировали наши поврежденные самолеты. Мне пришлось в основном ремонтировать истребители. На бомбардировщиках я работал мало.
— С точки зрения электрооборудования, что выходило из строя, что приходилось больше всего ремонтировать?
— Приходилось менять кабельную сеть, электрооборудование, аккумуляторы, генераторы и другие бортовые приборы, мы делали пробную зарядку аккумуляторов, пробные пуски генераторов и наладку этого оборудования на самолете. Территория завода обстреливалась дальнобойными артиллерийскими орудиями противника. Ведь враг подошел уже к Пулковским высотам, а наш завод находился в пределах видимости. У нас были, конечно, потери — и среди военных, и среди гражданских, — рабочих завода. Очень печально, что среди погибших были женщины. Когда обстрел и бомбежки усилились (это было примерно в конце сентября 1941 года), нас перебросили на территорию авиационного завода № 21. Находился он на северо-востоке Ленинграда. Там мы продолжили ремонтировать самолеты. В конце октября, когда уже нечего было ремонтировать, когда оставались буквально считаные экземпляры наших действующих самолетов, нас, авиационных механиков, техников, инженеров, собрали под крыло 439-го истребительного авиационного полка и направили на станцию Ладожское Озеро. Мы ждали погрузки на корабли Ладожской военной флотилии, чтобы плыть на Большую землю, но перед нами две баржи с эвакуированными из Ленинграда стариками и детьми были потоплены фашистской авиацией, и нас задержали до тех пор, пока не испортится погода в этом районе. И вот в конце октября — начале ноября нас погрузили на канонерскую лодку «Норе» из состава Ладожской военной флотилии, и мы поплыли на противоположный берег озера. Был шторм, корабль бросало, как щепку. Наш состав в основном был технический, все лежали на палубе, чтобы удержаться при этой штормовой погоде. Моряки ходили между нами и смеялись: «Эх, вы, летчики, даже морской качки не выдерживаете!» Многие были в плачевном состоянии — рвало страшно! Ну, наконец, мы доплыли до Новой Ладоги, нас выгрузили и на машинах довезли до железнодорожной станции. Оттуда поездом поехали в город Череповец. Там нас переформировали и в январе 1942 года направили на Карельский фронт.
На Карельский фронт я прибыл в начале февраля. Попал я под Мурманск, в 147-й истребительный полк, на аэродром Мурмаши. Полк защищал Мурманск. Фашисты бомбили Мурманск так нещадно, что он горел и день и ночь. Громады фашистских бомбардировщиков летели на Мурманск эшелонами. Наш истребительный полк был вооружен истребителями И-16, американскими истребителями «Томагавк» и «Киттихаук». И вот на этих самолетах наши летчики делали чудеса. Они, невзирая на численное преимущество противника, отражали атаки фашистских самолетов и очень часто вступали в бой, когда у фашистов было большое преимущество. Многие шли на таран, когда заканчивались боеприпасы. Летчик нашего полка старший лейтенант Алексей Хлобыстов совершил 3 тарана в воздушном бою: в том числе 2 тарана в одном воздушном бою. Капитан Поздняков, командир эскадрильи, тоже сделал таран. За мужество и стойкость, которые проявил наш полк, в марте 1942 года ему было присвоено звание Гвардейский: он стал 20-м гвардейским истребительным полком.
— Вы так и были механиком электрооборудования?
— Да, я так и был механиком электрооборудования. Это должность эскадрильного подчинения: один механик на эскадрилью.
— Радиооборудование входило в Вашу компетенцию?
— Нет, был радиотехник. Спецслужбы на самолетах в истребительной авиации, так же как и в штурмовой, состояли из трех специалистов: механик по электрооборудованию, механик по радиооборудованию и механик по приборам. Отдельно была служба вооружения. И отдельно были мотористы и механики самолетов, объединенные тоже в звенья и эскадрильи.
— Ваша эскадрилья на каких самолетах была?
— «Томагавк».
— Как Вам электрооборудование «Томагавков» после И-16?
— Электрооборудование на «Томагавках», конечно, было более сложным, но кое-кто из нас, техников, знал английский язык, а кое о чем мы догадывались, как говорится, «на практике».
— У Вас в полку не было представителя от фирмы-производителя?
— Нет, только инструкции на английском языке. Технику эту мы освоили без американских специалистов. Самим приходилось осваивать, но освоили — и эксплуатировали «Томагавки» и «Киттихауки» вполне нормально, без осложнений. Техника прибывала в деревянных ящиках.
— Какое у Вас было звание?
— Тогда я имел звание сержант. В июле — августе 1942 года Верховным главнокомандующим было принято решение о формировании дополнительных авиационных частей на фронтах, в том числе и на Карельском фронте. На Карельском фронте началось формирование истребительных полков, номера которых начинались на «800». На формирование 837-го истребительного полка в составе бригады я был направлен в город Мончегорск, на аэродром Мончегорск: это немножко южнее Мурманска. И там мы начали получать английские истребители «Харрикейн». В Мончегорске мы освоили этот истребитель. Кстати, истребитель этот очень неважный. Вооружение у него было слабое — 12 мелкокалиберных (калибром 7,6 миллиметра) пулеметов. Это для современных в то время немецких истребителей был горох, который не мог нанести никакого ущерба. Поэтому нашим техническим службам, в том числе и мне, пришлось перевооружать эти истребители на наше вооружение: две 20-миллиметровые пушки и два пулемета калибра 12,7 миллиметра; кроме того, подвешивали 4 реактивных снаряда под крылья.
