Право, жаль, что самая близкая подруга Сориты мертва. Она-то нашла бы способ пробраться в Высокий город. Рыжая бестия знала все тайные входы и выходы в Альсгаре. А Тиф остается лишь наблюдать за ведущими на Скалу воротами. Это не сложно: в тридцати ярдах от них располагается большой трактир, окнами выходящий как раз туда, куда нужно.
Денег у Проклятой было достаточно, так что она без труда сняла комнату с надлежащим видом, и стала ждать.
Но на исходе второй недели терпение Скачущей на Урагане подошло к концу.
Неизвестность выводила ее из себя, а руки так и чесались свернуть кому-нибудь шею вместе с пустой головой, благо с последним не было никаких проблем — пустых голов в трактире хватало. Все, начиная с мелкого мальчишки-полотера и заканчивая пронырливым трактирщиком, явно желали испытать ее доброту на прочность, которая того и гляди, пойдет трещинами и лопнет, словно одно из «любимых» зеркал Аленари.
К тому же, Порк вновь решил отвоевать свое тело и, несмотря на суровые наказания, дважды «взбрыкивал», причем в не самые подходящие моменты — когда поблизости оказывались чужие глаза и уши. Вне всякого сомнения, дурак делал это ей назло, и лишь опыт Тиф позволял ей вырывать у духа пастуха, оказавшегося таким сильным, вожжи по управлению плотью. Но, несмотря на то, что Тиа каждый раз обретала контроль над оболочкой, слуги все-таки заметили странное поведение постояльца. И если бы не полновесные сорены, перекочевавшие в карман жадного трактирщика, Проклятую, как жалкого котенка, выставили бы на улицу.
С каждым днем ожидания Дочь Ночи все больше ненавидела тех, кто лишил ее тела и превратил в жалкое подобие живого человека. Ее дух требовал мести. Хотелось плюнуть на недвусмысленный приказ Тальки и убить всю троицу. Еще сильнее было желание, забыв об осторожности, пройти через ворота, ведущие в Высокий город.
Если потребуется — с боем.
Она понимала, насколько это глупо, но ничего не могла с собой поделать. Постоянное сидение в четырех стенах приводило Проклятую в состояние бешеного безумия. Еще пару дней — и она вылезет из берлоги, чтобы всеми правдами и неправдами добраться до Целителя и тех, кого он поймал.
Призыв настиг ее как нельзя вовремя. В тот самый момент, когда Тиф собиралась устроить головомойку трактирщику, подавшему к обеду непрожаренную говядину. Она с яростью захлопнула дверь перед мордой пронырливого хорька и подлетела к столу, ощущая, как по позвоночнику разливается болезненное жжение.
Рован, перемели его Бездна! Его Призыв ни с каким другим не спутаешь!
Она не желала вести беседу с братцем Ретара, но знала Чахотку не первый год и понимала, что тот не успокоится до тех пор, пока не получит желаемое. Поэтому решила не упрямиться. В нынешнем состоянии Тиа не могла разорвать плетение вызова и отмахнуться от Рована, точно от назойливой навозной мухи. Пока придется играть по чужим правилам.
Тиф пришлось рисковать, открывая «серебряное окно» в непосредственной близости от Ходящих. Единственная надежда была на то, что заклинание требовало на удивление мало жара «искры», и с улицы его было тяжело заметить. К тому же, удерживать плетение будет тот, кто послал призыв. То есть — не она. А почувствовать находящегося за десятки лиг от Альсгары Чахотку с теми возможностями, которые есть у местных магов, сложно.
Тиа взяла со стола стакан, плеснула на стену вином, и оно повисло в воздухе, превратившись в тонкое, немного подрагивающее по краям зеркало. Через несколько ун его поверхность помутнела, и появилось изображение.
Рован Ней — Владыка Смерча, Сын Вечера, Топор Запада — по прозвищу Чахотка. На этот раз он был облачен в начищенные до блеска, сверкающие на солнце доспехи. В них, точно в зеркале, отражался кусочек неба с облаками и усеянное трупами поле битвы. Тиф разглядела, что за спиной Проклятого, на утесе, возвышается крепость. Две из трех ее башен оказались разрушены и горели, отравляя безупречную голубизну неба черными столбами густого дыма.
— Делаешь успехи, — сухо сказала Тиа устами Порка, наблюдая за пожаром. — Твоя идея — все сжечь?
— Ну что ты! Я бы никогда на такое не решился. Все-таки работа Скульптора. Памятник старины. Достояние страны. Это, так сказать, каприз войны, и ничего более. Моей вины в этом нет. Здравствуй, Тиа.
— Ты, по-прежнему, изворотлив, — она пропустила его приветствие мимо ушей.
— А ты, как я посмотрю, по-прежнему, неприветлива с друзьями, — не остался он в долгу и нехорошо ухмыльнулся в светлую бороду. — Но, тем не менее, позволь сообщить тебе, что Воронье Гнездо пало.
— Представь себе, я не слепая и прекрасно вижу, что происходит. Несмотря на славу этой крепости, я не сомневалась, что ты найдешь ключик к ее воротам. Всегда держишь обещания, да? Достойная победа.
Чахотка отвесил безупречный полупоклон:
— Услышать от тебя комплимент — не меньшая победа, Дочь Ночи, — он был очень доволен собой.
— Интересно, — продолжила Тиа. — Как ты это провернул? Подсыпал в кашу гарнизона яду или подкупил кого-то из тех бедолаг, что сейчас вешают на стенах? Я не сомневаюсь в твоих полководческих талантах, но даже ты никогда бы не расщелкал такой орешек столь быстро, если бы штурмовал цитадель в лоб. В чем заключалась хитрость, скорпион?
Теперь Рован улыбался не столь приветливо.
— С чего это ты так решила?
— Дай подумать… — Проклятая состроила задумчивую физиономию. — Э-э-э… Ну, например с того, что Воронье Гнездо создавал Скульптор, а он никогда ничего не строил спустя рукава. А также потому, что наши армии и союзнички-набаторцы не пошли мимо Орлиного Гнезда и Кабана, братьев этой цитадели, а отчего-то решили добраться до Лестницы Висельника через Перешейки Лины, потеряв в боях несколько тысяч солдат и четыре десятка избранных. Большая плата, не находишь? Ну и, наконец, потому, что только благодаря хитрости Тальки и расторопности Митифы удалось взять Врата Шести Башен. Так что позволь повторить вопрос — в чем хитрость?
— Пусть это останется моей маленькой тайной, — процедил Чахотка, и его пальцы сжали рукоять меча — первый признак начинавшегося гнева. — Я не за этим вызвал тебя.
— Как тебе будет угодно. Тайна, так тайна, — пожала плечами Тиа, решившая, что не стоит выводить его из себя. — Только если ты не ждал, что я разделю с тобой радость от победы, то к чему затеял сегодняшний разговор, Рован? Неужели еще что-то заботит твои думы, кроме нашей маленькой победоносной войны? Разве не ради этого ты пришел в Империю?
Он нахмурил светлые брови, и карие глаза почернели. Тиф видела, что собеседник сдерживается с трудом. Больше пяти сотен лет они были врагами, не ладя с тех самых пор, как веселый и улыбчивый Ретар подарил Тиа свою любовь. Рован этого ей не простил, но угроза ссоры с братом заставила его молчать и ненавидеть тихо. Когда Лихорадка погиб, спасая Тиф от смерти, Чахотка счел, что больше не стоит скрывать свою ненависть. Она сжигала его, превращая в выжженную злобную пустышку, но он так и не решился бросить вызов — Тальки и Гинора были против этого поединка. К тому же, даже такой урод, как Рован не мог не понимать, что с Тиф так просто не справиться.
