От домов, возле которых были самоходки, хорошо просматривались зажженные немцами постройки в еще не освобожденной нами части села. Из-за пожара дорога до подбитых танков была очень хорошо освещена. Благодаря этому немцам и удалось так точно подбить две наши машины. И если бы комбриг вовремя не узнал от разведчиков об их замысле, еще не один наш танк они бы там спалили. Мой был бы как раз третьим. У меня тогда аж дыхание перехватило, когда я осознал, насколько был близок к смерти.
Наше продвижение временно остановилось. Фрицы отошли за гребень высоты. Было ясно, что у них там заранее подготовлены позиции. Они оттуда могли обстреливать всю близлежащую местность.
А мы ведь двух танков лишились, да и в автоматчиках потери значительные… Пришлось закрепляться на достигнутом рубеже. Комбриг организовал круговую оборону на освобожденной половине села. А нам приказал пополнить боекомплект, дозаправиться и похоронить погибших.
Я оставил своего механика-водителя Удода и радиста-пулеметчика Орлова дозаправлять танк, а сам с заряжающим отправился к подбитым машинам. Не поверите, где-то в глубине души даже жила надежда, что кому-то удалось спастись. Первым мы обследовали танк Лихолитова. В нем все были мертвы. Механик-водитель сжимал обеими руками рычаги, пулеметчик лежал рядом, скрючившись, а на боеукладке, притулившись к моторной перегородке, на корточках сидел заряжающий. Командира в танке не оказалось. Его мы нашли за кормой Т-34, в колее. Но он тоже не спасся. Мы положили Лихолитова на накидку, стали рассматривать тело. Оказалось, что одна из пуль попала ему как раз в сердце. Во втором танке живых тоже не было. Мы выкопали общую могилу справа от дороги, чуть ниже гребня, где стояли подбитые танки.
На следующее утро, еще до рассвета, меня вызвал к себе комбат и приказал мне с моим экипажем идти в разведку боем. Мы должны были выявить огневые средства противника и захватить плацдарм на дороге, пересекающей село, в том месте, где располагались хозяйственные постройки.
Мы начали движение вперед с первыми лучами. Мой танк сопровождали два взвода автоматчиков. Правда, сформированы они были в основном из химиков, саперов и бойцов других подразделений управления бригады.
По нам сразу же открыли огонь немецкие танки и самоходки. Лупили бронебойными снарядами. Причем резко пересеченная местность позволяла им хорошо маневрировать. Сделав несколько выстрелов, они меняли позицию. Плюс к тому, как выяснилось, за ночь фрицы успели вырыть окопы в половину человеческого роста. Из них они открыли такой огонь, что нашим автоматчикам пришлось прижаться к земле. Но я знал, что делать. Мы начали палить осколочными снарядами по немецким окопам. Фрицы стали выскакивать оттуда и короткими перебежками уходить по садам, прятаться за дома. Но и оттуда они продолжали вести огонь. А если танк приближался к строениям, то фрицы с чердаков бросали на нас гранаты. Приходилось каждый чердак обстреливать из спаренного и лобового пулеметов, а потом уже подходить под прикрытие дома.
Бой продолжался часа два. Мы вышли к хозяйственным постройкам. Продвигаться дальше не могли. В пулеметах кончились патроны, да и снарядов осталось считаные единицы. Я доложил по рации комбату. Он приказал удерживаться на занятом рубеже и ждать подвоза боеприпасов.
Мы решили, что, пока будем ждать, всем экипажем постараемся засечь, откуда ведут огонь противотанковые орудия и боевая техника врага. Однако это было непросто. Немецкие автоматчики несколько раз начинали атаку. Мы стреляли по ним осколочными снарядами, и они откатывались к домам. Но танки и самоходки пехоту не сопровождали, а хаотично постреливали из глубины села, где у них были замаскированные позиции. Конечно, благодаря этому нам было легче удерживать рубеж. Но мы не могли узнать, сколько же боевой техники у противника. Нужно было как-то вызвать их ответный огонь на себя. И мы, хотя снаряды и были на исходе, маневрируя среди построек, стреляли по наиболее подозрительным местам в глубине села. Но так и не засекли огневые позиции.
Наконец к нам на танке с разорванной пушкой привезли снаряды с боеприпасами. А мне передали приказ, чтобы я на этом танке явился на КП бригады. Я оставил за себя заряжающего Диамидова, приказал пополнять боекомплект, а сам поехал на КП.
Командный пункт располагался в доме на левой стороне дороги. В комнате, куда меня привел офицер связи, находились командир и начальник штаба бригады, командиры батальонов. Я доложил о ситуации. Комбриг после короткого обсуждения приказал, чтобы на рубеж, занятый моим танком, выдвинулись еще три «тридцатьчетверки». А потом мы должны были с ними вместе атаковать противника. Два танка должны были наступать в направлении гумен, глубоко обойти окраину села и атаковать правый фланг немцев. Еще один танк должен был наступать слева на отдельные дома. А мне на своем танке было приказано наступать по центру села. То есть было задумано, что наши танки, наступающие справа и слева, отвлекут на себя противника, а я с автоматчиками стремительным броском преодолею пространство до домов в садах. И тогда мы вместе должны были овладеть второй половиной села и оседлать Проскуровское шоссе.
На практике получилось, конечно, совсем не так гладко. Когда я выдвинулся из-за хозяйственных построек, то сразу попал под обстрел немецких танков. Мы развили максимальную скорость, какую могли, чтобы побыстрее проскочить до занятых немцами домов. Я, чтобы улучшить обзор, поднялся и уселся на спинку сиденья. Приоткрыл люк над головой и смотрел через получившуюся щель. Мне стало видно, что немецкие танки используют углубленные дороги, пересекающие село. Они выходили к центру дорог и, сделав выстрел, снова скрывались в этих естественных укрытиях. Оттуда же палили и противотанковые орудия.
Я скомандовал заряжающему зарядить пушку бронебойным и стал ждать очередного их выхода. Как только показался первый танк, я сделал по нему два выстрела. Он задымился. Я приказал механику-водителю на большой скорости двигаться вперед. Достигнув садов, около одного из первых домов мы укрылись за погребом, обложенным дерном. Я увидел противотанковое орудие и выстрелил по нему. Оно замолкло. Мы дожидались, пока подойдут наши автоматчики, и вели огонь из пулеметов по немецкой пехоте. Фрицы отходили в глубь садов, где также были дома.
Но вот наши автоматчики подтянулись. Я скомандовал водителю двигаться дальше. И тут по низу башни нашего танка внезапно ударил снаряд. Ее заклинило. Не успели мы опомниться — второй удар. На этот раз по люку механика-водителя. Снаряд пробил его, срезал голову Георгию Удоду и, пройдя меж моих ног, попал в мотор, который сразу заглох.
Наш танк остановился. От моторного отделения потянуло дымом. Мы с заряжающим вытащили механика-водителя на боеукладку и попробовали завести мотор. Однако ни стартер, ни сжатый воздух не проворачивали коленчатый вал. А из-за того, что заклинило башню, у нас не было обзора, и мы не могли вести огонь из пушки и спаренного с ней пулемета.
Немецкие танки продолжали нас расстреливать. Третьим снарядом сорвало люк механика-водителя, четвертый продырявил правую звездочку с гусеницей. Огнетушители, как ни странно, сработали. Хотя срабатывали они далеко не всегда. Но все равно в танке становилось дышать все труднее и вскоре стало невозможно находиться.
