Почти сразу ощутив странную сонливость, Пётр смежил веки, а когда открыл глаза, то увидел над собой доброе, морщинистое лицо. На голове склонившегося к нему негра красовалась белая шапочка с бисерными подвесками по околышу, а плечи прикрывал тоже белый меховой жилет.
Мбиа, выглянувший из-за его плеча, тут же подбодрил Шкурина:
— Лежи спокойно, мхашимиува… Это мзее
[19]
Бити… Мганга.
[20]
Старик предостерегающе поднял руку, и Мбиа мгновенно умолк.
— Маджи я мото, маджи я барити,
[21]
— тихо сказал мганга, и Мбиа, сорвавшись с места, исчез.
Тем временем знахарь расставил возле себя маленькие калебасики и начал разматывать тряпку на плече у Петра. Осторожно помассировав воспалённую кожу, мганга чем-то острым вскрыл образовавшийся на ране гнойник. От резкой боли, пронизавшей плечо, Пётр вскрикнул и потерял сознание…
Очнувшись, он увидел, как мганга на уже очищенный разрез посадил большого чёрного муравья, челюсти которого крепко захватили края раны и притянули их друг к другу. Потом, склонившись к самому уху, знахарь, к великому удивлению Петра, заговорил по-арабски:
— Ваши глаза устали… Они закрываются… Вы отдыхаете… Боль исчезает… Боль не вернётся…
Удивительно подобранные по звучанию ласковые слова лились ручейком, и тупая боль во всём теле постепенно слабела. Веки отяжелели и начали слипаться сами собой, речь мганги стала доходить как сквозь вату и, ровно задышав, Шкурин уснул…
Одеяло, крепко привязанное к двум палкам, мягко прогибалось в такт шагу носильщиков. Так же в такт раскачивались ружья за плечами негров, чьи курчавые затылки всё время маячили перед глазами Шкурина. Странным образом сейчас его ничего не беспокоило.
Блаженно откинувшись на изголовье, Пётр бездумно любовался древовидным папоротником, дикорастущими бананами и высокими, стройными деревьями, сверху донизу окутанными толстым слоем зелёного мха с цветущими орхидеями в каждой развилке веток…
— Мхашимиува, проснись… — Мбиа настойчиво тряс Петра за плечо.
Шкурин раскрыл глаза и попробовал приподняться. Голова была на удивление ясной, но во всём теле ощущалась непреодолимая слабость.
— Где мы? — негромко спросил Пётр.
— У брода. Сейчас будем переходить речку.
— А где мы были? — Пётр попробовал поднять левую руку и с удовольствием отметил, что она стала послушной. — Я ничего не помню…
— Ты ходил к бване капитану. Со мной и Селеле…
— Селеле… А!.. — обрадовался Пётр. — Это капитан Деллер. Где он?
— Мы оставили его на поляне. Ты вдруг упал, мхашимиува, — Мбиа старательно проверил, как держится одеяло. — Мы принесли тебя в селение, и ньянга начал кричать, что ты побеждён. Люди больше не боялись тебя и боялись ньянги. Тебе было совсем плохо, и мы понесли тебя в лес, к Бити…
Разговор оборвался, потому что негры, несшие Петра, спустились к самой воде и медленно, ощупывая дно ногами, начали переходить реку вброд. Неожиданно Мбиа, шедший рядом, ухватился за носилки и, остановив их, начал пристально всматриваться в противоположный берег.
Что-то показалось ему подозрительным, и он без колебаний приказал возвращаться, но едва негры понесли Шкурина назад, как на другой стороне началось нечто невообразимое. Оттуда полетели стрелы, затрещали выстрелы, а из-под кустов, нависавших над водой, вырвалась лодка, на носу которой белый в пробковом шлеме командовал и размахивал руками.
Рядом с Петром кто-то вскрикнул, носилки качнулись, но не отходивший ни на шаг Мбиа перехватил их, и негры почти волоком затащили Шкурина назад в чащу. От волнения Пётр потерял сознание, а когда очнулся, то первым увидел старого негра, который внимательно присмотрелся к Шкурину, а потом сказал:
— Да, это он. Несите его за мной, я обещал помочь…
Они снова оказались возле реки, но уже совсем в другом месте, на берегу лежал чёлн, сделанный в виде крокодила. Пасть этого хитрого сооружения была раскрытой и издали лодка действительно походила на хищника.
— Сюда, — негромко приказал старик, а когда Петра начали укладывать внутри странной лодки, густо пахнувшей кожей и пчелиным воском, Шкурин наконец вспомнил, как этот негр, казалось бы совсем недавно, стоя на берегу рядом с вождём, отдавал приказы настоящему крокодилу…
* * *
Лежать было покойно. За лёгкой деревянной стенкой бунгало, казалось, совсем рядом, шумел прибой, и когда Пётр поднимал голову, то видел через окно длинный белый пляж, на песок которого с одной стороны наступали стройные пальмы, а с другой — белопенные волны океана…
Прошло уже немало времени, как Мбиа со своими людьми каким-то чудом доставил Шкурина сюда, на станцию Чимбузи, но непонятная болезнь так и не отпускала Петра. Порой она усиливалась, сознание мутилось, и тогда действительность причудливым образом переплеталась с бредом…
Звуки клавикорда, долетевшие из гостиной, заставили Шкурина улыбнуться. Гостеприимный хозяин бунгало снова принялся за свои музыкальные экзерсисы. Внезапно Шкурин услышал знакомый аккорд, а потом хрипловато-приятный баритон пропел по-русски:
— Я к вам возвращаюсь, бонжур, Натали…
Осторожно держась за стену, Шкурин прошёл в гостиную. Бородатый человек, сидевший за клавикордом, прекратил играть и повернулся к Петру.
— Ну, как вы себя чувствуете?.. Желаете что-нибудь?
— Да нет, просто хотел спросить, откуда вам знакома эта песня?
— От вас, — улыбнулся хозяин. — Вы её как-то пели во время приступа, и это так же верно, как и то, что негры зовут меня Многоволосый или по-ихнему Ньели Минги…
— Тогда понятно… — Пытаясь скрыть разочарование, Пётр опустился в самодельное кресло и внезапно для себя самого спросил: — Скажите, почему вы помогаете мне, человеку, в общем-то, как вы понимаете, небезопасному?..
— А почему нет? — хозяин пробежался пальцами по клавишам. — Разве поэтому туземцы на руках принесли вас сюда? Конечно, мне о вас говорили, но меня это не пугает, и вам, кстати, следует беспокоиться не из-за того, что вас ищут по всему побережью, а потому, что вы, кажется, серьёзно больны…
— Это вам Мбиа сказал? — Пётр отвернулся в сторону.
— Так, бвана Куба, он. А ему сказал тот самый мзунгу, который спас вас в лесу. А вообще вам очень повезло с вашим Мбиа. Он почему-то считает себя вам обязанным и даже сейчас не уходит, а помогает.
— Чем же он может ещё помочь? — вздохнул Пётр. — Он и так сделал всё.
— Нет, уважаемый. Когда вам становится совсем плохо, он куда-то исчезает и приносит коренья, помогающие одолеть приступ.
