— Это хорошо! И мы искать будем… Но вообще-то такое дело обмозговать надо. Только не здесь бы, а?
— Это мы мигом! — Петро оживился и, высунувшись в окно, крикнул: — Эгей, не позасыпали там, сволото? Бричку мени, живо!
Малевич понял, что постоянное цуканье полицаев для Меланюка всего лишь способ снять напряжение и, усмехнувшись, попросил:
— Петре, все равно бричкой едем, а у нас патронов маловато, так, может, хоть цинку дашь, а?
— Да об чем речь, дядьку? Да я для вас все!.. — и, рванувшись навстречу, Меланюк крепко сжал руку Малевича…
* * *
Придержав коней перед спуском, Петро покосился на сидевшего рядом Кобзу и с трудом сдержал душившее его раздражение. С появлением Малевича дел у Петра было по горло, и внезапное появление «пана референта» было весьма некстати…
Пилюк свалился Петру на голову неожиданно. Путано объяснив, что имеет свободное время, он попросил Меланюка подбросить его «до титки». Прекрасно понимая, о «якой титке мова», Меланюк про себя выругался, но отказывать Пилюку не стал.
Постаравшись сделать вид, что ужасно рад видеть старого приятеля, Петро тут же отдал нужные распоряжения и был очень удивлен, когда Пилюк настоятельно попросил Меланюка самого ехать с ним и даже не брать с собой фурмана. До этого Меланюк был уверен, что речь идет о хорошей пьянке, и отбрыкивался, как мог. Однако просьба убрать с облучка полицая могла означать что угодно, и потому Петро, хоть и стремился поскорее «здыхаться Пилюка», все-таки решил ехать с ним.
Всю дорогу он ждал, когда Пилюк выложит, зачем он ему понадобился, но тот, где-то уже выпивший, нес околесицу, сначала воспринимавшуюся Меланюком довольно спокойно, но по мере приближения к хутору «титки», раздражавшую его все сильнее.
С горы лошади пошли шибче, пыль, поднятая копытами, закурилась вокруг сиденья, но, не доезжая крайних хат, Петро свернул под вербы к старой запруде. Колеса начали грузнуть, лошади сбились с шага и на берегу стали сами.
Здесь было прохладно, и с наслаждением бросив вожжи, Петро откинулся на спинку сиденья. Не понимая, почему остановка, Пилюк пьяно качнулся и, уставившись на резко прочерченные по воде тени деревьев, начал возмущаться:
— Ну, чого ты тут став? Я ж говорыв, до титки идьмо, а ты що не поняв, что до коханки?
— До кубеты ще встигнешь… Я тебе щось спытати хочу, а поки… — Петро вытащил из-за спинки четверть с самогоном. — Хильнем ще по чарчыни, бачишь, як тут у холодку файно!
Покосившись на почти полную четверть, Пилюк недовольно пробурчал:
— Тю, знайшов болото, и хиба в кобеты самогону нема?
— Такого, може, й нема. — Петро поглядел бутылку на свет. — Через уголь чищена, смак…
Не дожидаясь Пилюкова согласия, Петро, взяв лежавшую в ногах торбочку, вытащил из нее пару стаканчиков и свежий селянский хлеб. Положив каравай на колени, он налил стаканы и, сунув один Пилюку, коротко хмыкнул:
— Ну, друже Кобза, будь-мо!..
Пилюк сначала недоверчиво поднес стакан к носу, но потом, не отрываясь, высосал все до капли. Довольно жмурясь, отломил краюху, зажевал самогон и лениво поинтересовался:
— Так що ты там спытаты хотив?
— А, спытаты… — Петро не спеша понюхал корочку. — Та ось ганяють нас по лисах, а навищо? Мени здається, зараз одни жиды по кущах ховаються, а чи е в тому лиси парашютисты, чи нема, то бис його знає…
— Скориш за все що нема. Там дали, де бульбаши, кажуть нибы то е, а в нас ще точно немае. Так, свои вештаються, кого не зловили…
— Та про своих я знаю… А от чого нас нимци ганяють, не пойму…
— А ты не здогадуешься? — Пилюк хмыкнул и подставил стакн. — Плесни-но ще. Самогон и вправду добрячий!
Пилюк выпил и, к удивлению Петра, охмелел как-то сразу. Похоже, за дорогу по жаре он так и не протрезвел, а тут его совсем развезло. Грузно осев на сиденьи и глядя на Петра мутноватым взглядом, с едва заметной пьяной запинкой, Пилюк сказал:
— Вийськ нимцям замало, от що… За наши спины хоронытись почалы. У них в армии резерва вже понад двисти тысяч не вистачае, так що, право слово, ци паны пыхати ще до нас на поклон прийдуть…
Едва до Петра дошел смысл сказанного, как его раздражение мгновенно улетучилось. Он нутром чуял, что Пилюк говорит правду, и ради этого стоило везти его куда угодно. Стремясь вызвать «пана референта» на еще большую откровенность, Петро с жаром воскликнул:
— А чого ж воны нас того лита за нищо малы?
— Правду кажешь, друже. Хочешь, розповим як я з тим паном Хюртгеном вперше зустрився?
Раньше Пилюк никогда об этом не упоминал и, не ожидая для себя ничего интересного, Петро пожал плечами. Тем временем Кобза понюхал стакан, пожевал губами и начал:
— Мы тоди у Радзивилловом маєтку нашу полицию формували. Шинели российськи далы, а замисть пилоток мациювки пошили. Голубеньки, з тризубом! А той нимець приехав и до тризуба пальцем тыче, що то воно? Йому старший каже, що то е герб украинський, а вин й слухать не хоче, мациювки хапає, ногами топче и кричит як скаженый: «Аллес райх! Нихт Украинише!..»
— Ногами, кажешь, топтал? — Петро разобрал вожжи.
— Ага, топтал! И я цього не забуду… И не я один!
— Ну то ставь свичку, що то тильки я тебе чув…
Встряхнув вожжами, Меланюк тронул коней, колеса хлюпнули береговой грязью, и бричка, выкатившись из прохладной тени, затряслась по пыльной, расползающейся вширь, колее. Некоторое время Пилюк молча качался на сиденьи, потом до него дошел смысл сказанного, и он, повернувшись, начал трясти Петра за рукав.
— Петре, це тильки тоби, як другу… Вич на вич…
— Як другу… — Меланюк отстранился. — Я його крыю, а вин, нема щоб ранише сказаты, а так, вид самогону языка розпустыв! Ой, дывись, Кобза, через ти пьяни балачки й сам нарвешься и мене пидведешь…
— Все, на цьому все! Слово чести… — Чуть не вывалившись из брички, Пилюк едва успел схватиться за край сиденья. — Не буду вид тебе ничого ховати. Ты мени край потрибен! Йдьмо разом, не втече твоя служба!
— Не можу, — коротко возразил Петро. — Вертатысь треба…
Опасаясь, что Пилюк опять сунется под колеса, он поехал тише. Нет, с появлением отряда Малевича «друг Кобза» мог еще пригодиться…
* * *
Владиславовка, село наполовину польское, наполовину украинское, началось незаметно. Просто сначала гуще пошли хутора, а затем, с очередного взгорбка, открылся вид на центральный майдан, окруженный беспорядочной толпой соломенных крыш.
Дорога, почти до конца видимая сверху, мягким изгибом спускалась вниз, и только на самом въезде ее частично закрывал здоровенный общественный амбар, сложенный из потемневших от времени дубовых бревен.
Село это стояло на самом краю Меланюковой «территории», и он появлялся здесь изредка, наездами. Здесь не было ни крупных хозяйств, ни панской усадьбы и вообще ничего интересующего «лянддинст», так что Петро заезжал сюда просто «для порядка».
