— Что верно, то верно. А майор этот для нас — находка, — полковник весело покрутил головой. — Решено. И-эх, поехали!..
Он послал лошадь вперед и, пригибаясь к гриве, чтоб шальная ветка не хлестнула по глазам, карьером вылетел с опушки на полевую дорогу. Чуть замешкашись, Усенко поскакал следом и, отпуская поводья, услышал, как с гиканьем и свистом за ними несутся конники взвода охраны…
Усадьба Лечицкого встретила всадников молчанием и тишиной, нарушенной лошадиным храпом, звоном амуниции и веселыми выкриками. Привязывая поводья к резной балясине, полковник заметил человека, вышедшего на лестницу, и спросил Усенко:
— Слышь, капитан, никак сам хозяин встречает, а?
— Он самый, — подтвердил Усенко. — Пошли знакомиться…
Полковник, одетый по такому случаю в китель с золотыми погонами, предстал перед Лечицким во всем блеске военного мундира. Окинув одобрительным взглядом статную фигуру гостя, Лечицкий с достоинством наклонил голову.
— Господин полковник, прошу…
Проводив офицеров к себе в кабинет, Лечицкий усадил гостей в кресла, сел сам и только тогда с усмешкой сказал:
— Насколько я понимаю, из Москвы прибыло новое начальство?
— Именно так…
— Я полагаю, вам обо мне рассказали достаточно. А вот могу ли я вас кой о чем спросить?
— Спрашивайте… — полковник кивнул и насторожился.
— Скажите, полковник, а почему так сложилось приграничное сражение 41-го года? Ведь в русский военный план всегда вкладывалась идея «развертывания назад». Запланированное отступление до линии Вильно — Белосток — Брест — Каменец-Подольский. Что мешало посадить гарнизоны в Ковеле, Сарнах и блокировать железные дороги? Почему, наконец, вы не поставили в окопы свои «ворошиловские танки» и не создали временные линии обороны?
Полковник, никак не ожидавший такой тирады, на какой-то момент растерялся, но потом, с усмешкой, задал встречный вопрос.
— Ну а что мешало вам послать «муромцы» и разбомбить станции железной дороги на пути ХI корпуса, чтоб избежать Танненберга? Создать ударный кулак из броневиков? Наконец, правильно задействовать авиацию, хотя бы для связи? А?
— Ясно! — рассмеялся Лечицкий. — А что, пожалуй, можно было…
— Вот видите, и пришли к согласию. — Полковник наклонился вперед. — Признаться, не ожидал от вас такой горячности…
— Вас это удивляет? — Лечицкий блеснул стеклышками пенсне. — Противоборство с Германией началось не сегодня. Еще в 1882 году «Белый генерал» говорил в Париже, что наш главный враг — немец.
— Ну, стоит ли уходить так далеко? — заметил полковник.
— Стоит!.. — Лечицкий неожиданно вскочил и забегал вдоль низкого подоконника. — Стоит… Извините, господа, но это у вас от молодости. Вы смотрите на мир через узкую временную рамку, а я вот этими самыми пальцами дергал за усы участника Бородинского боя!
Полковник недовольно сморщился и, решив, что Лечицкий нарочно уводит разговор в сторону, медленно, отделяя слова, спросил:
— Скажите, а как вы относитесь к нам?
— К вам? — Лечицкий мгновенно остановился. — Ну, начнем с того, что ваши погоны нравятся мне гораздо больше, чем «шпалы» комиссара Малевича…
— Да? Кстати, он так и говорил, что мои погоны вам понравятся.
— Вот видите, он человек неглупый и мне доверяет… — Лечицкий опустился в кресло и совсем другим будничным тоном договорил: — А посему, оставим ненужные разговоры и уточним, какое у вас дело?
— Да вот… Хотим вас познакомить с одним человеком.
— И кто же он?
— Польский майор… — Полковник выждал секунду и пояснил: — Видите ли, он попал в трудную ситуацию. Не знаю даже, как у него со здоровьем. Вот мы и хотим помочь ему, а условия у нас сами понимаете…
— Хитро задумано, — Лечицкий криво улыбнулся. — Я вроде ваш, вроде не ваш, а паче чаяния, ему немцы понравились, то и тут сгожусь?
— Да нет, майор этот сам по себе… Ему сейчас спокойствие надо, а уж если ваша добрая воля будет, то, как я догадался, имя фон Бернгарди вам хорошо знакомо, вот и поговорите о нем при случае…
— Ну что ж, о крахе молниеносной войны поговорить очень даже можно… — Лечицкий вдруг хитро прищурился. — Послушайте, господа, а не выпить ли нам чаю?..
— Так кто же от настоящего чая отказывается?
Полковник, пряча довольную усмешку, наклонился и оттуда, снизу, так чтоб не видел хозяин, задорно подмигнул Усенко…
* * *
Меланюк в упор смотрел на жалобно-тупое лицо полицианта, не зная, как поступить. Нажрись этот толстый «сплюх» поганых грибов в иное время, Петро ровным счетом бы ничего не заподозрил. Но теперь, когда до намеченной атаки тюрьмы оставалось меньше часа, слезные просьбы пожирателя мухоморов настораживали.
Сейчас, напряженно размышляя, Петро решал, кто этот полицай. То ли он что-то заподозривший осведомитель, то ли дикое везенье и впрямь подвалило «бовдуру», то ли поляки, на свой страх и риск, подстраховались, и предупрежденный ими любитель грибов отчаянно спасает собственную шкуру.
Пораскинув мозгами, Петро пришел к выводу, что в любом случае ему это выгодно. С одной стороны, возле камеры майора, вместо двух дежурных останется один, а с другой, если полицай что и пронюхал, он все равно никого не успеет предупредить. Так что черт с ним, и пусть катится подобру-поздорову…
Петро со злостью плюнул на серый цементный пол и выругался:
— Ну хай тоби бис! Вали до дому, но шоб на ту змину був!
— Авжеж, авжеж, дякую, дай вам Бог здоровья…
Полициант сморщился еще жалостнее и, толкнув задом дверь, торопливо загупал сапогами по ступенькам.
Выждав время, Меланюк не спеша обошел тюремные коридоры и вышел во двор. Мощеный прямоугольник был чисто выметен и даже, для порядка, побрызган водой. Все, как прежде. Выход в караулку, проходная, взятая поверх ворот двумя рядами колючей проволоки, угол стены с пулеметной вышкой и дальше, в глубине, бетонный куб мусорника.
Петро поправил ремень, наискось пересек двор и, небрежно пнув сапогом дверь, вошел в проходную. Дежурившие там полицаи враз вскочили и дружно осклабились. Им всем на зависть пан Меланюк регулярнейшим образом и ежедневно наведывается то в ресторан, то просто на ближайший хутор за самогоном.
Поочередно посмотрев на их рожи, Меланюк выглянул на улицу и, увидав подъезжающую фуру, распорядился:
— А ну скочь, зупыни, мени тут подъехать треба…
Полицай тотчас выскочил на дорогу, и когда Петро вышел из проходной, он уже держал под уздцы добротную пароконную запряжку, одновременно грозя кулаком вознице, криво напялившему на голову рваную конфедератку.
Петро подошел вплотную, сердито посмотрел на жавшихся в задке брички двух пассажиров и, не говоря ни слова, уселся в середину, свесив через борт ноги. Возница сбил конфедератку на затылок и осторожно тронул Меланюка за рукав.
