Они были величественны, черные на красном и золотом фоне. Никогда они не были так красивы, никогда они не несли такого грандиозного свидетельства.
Бедные башни Штаргарда, черные мачты пылающего корабля, пять веков они были доблестной опорой христианской Европы.
Эта Европа, сгоревшая заживо, была родной страной каждого из нас. Эти квадратные, мрачные башни востока были сестрами больших башен Сен-Ромбаита-де-Малин и серых дозорных башен Брюгге.
Все наши страны Европы перекликались, как колокола. Я слышал в сердце отзвук этих песней боли.
И я не смог удержаться от слез, один на этом озаренном возвышении, перед лицом этих старых башен, что еще торчали из пучины, такие сильные и такие черно-скорбные в своем горе.
* * *
День 17 февраля 1945 года должен был быть решающим. Поскольку русские с такой дикой скоростью проявили себя в воздухе, то на земле нельзя было терять ни минуты. Или мы используем и тотчас разовьем полууспех, или грянет ответный удар.
Немецкие танки, атаковавшие с озера Меду, тоже продвинулись вперед. По плану наступления, эти танки с северо-запада должны были в первый же вечер обеспечить соединение с танками рейха, двигавшимися с юго-востока. Таким образом, все силы русских, действующие между рекой Иной и озером Меду, должны быть окружены без возможности реагирования.
В действительности же небольшой успех накануне оказался поражением, поскольку маневр по окружению был раскрыт до его завершения. У противника была целая ночь, чтобы поставить заслон в двух направлениях. Запоздалая атака определенно была бы более трудной.
Но партия не была проиграна. Частям был дан приказ любой ценой осуществить соединение двух линий наступления. Едва рассвело, как дуэль достигла наивысшего накала. Десятки танков пылали на поле битвы. «Юнкерсы» целыми эскадрильями пикировали перед нами, как стрелы с небесных высот…
Поражение
По логике развития ситуации, под угрозой двух бронированных лап, что сближались за их спиной, войска и техника Советов должны были бы отступить от уже почти завязанного мешка под Штаргардом. Накануне коридор для выхода русским был сокращен наполовину, его ширина составляла максимум двадцать километров. Эти двадцать километров будут, несомненно, отрезаны с утра второго дня наступления.
Ночью наши разведчики внимательно вслушивались в тишину, чтобы различить признаки отступления врага. Советские танки, задействованные в Крюссове, определенно должны были отступить под покровом темноты, так же как и тяжелая техника.
Действительно, ночные передвижения были интенсивны. Но шум, который мы слышали, прямо указывал на действия, противоположные нашим предположениям и желаниям. Переброска шла с юга к востоку. Таким образом, русские укреплялись в этом псевдомешке, вместо того чтобы удирать!
На немецкую угрозу в своем тылу Советы собирались ответить, угрожая самим немецким тылам. В конце ночи они с яростью атаковали за пятнадцать километров за спиной наступавших дивизий рейха, и именно наш невезучий опорный пункт под Линденбергом должен был получить самый суровый удар.
* * *
Это было понятно. Тот, кто держал хребты Линденберга, держал под контролем многие коммуникации района. Русские, отступившие с этого холма, думали, что он вскоре послужит местом начала второй атаки с целью развязать мешок, как только он закроется на юге.
Обе стороны рисковали максимально, как бы в удовольствие: наступавшие — перенося всю мощь на южный выступ; обороняющиеся — укрепляясь на востоке внутри самого сектора, на три четверти окруженного.
Этот советский ответный ход не мог не понравиться немецкому командованию, если оно было уверено в успехе. Все, что оно хотело, — это уничтожить и захватить максимальное количество живой силы и техники.
На восходе войска и техника Советов были еще на половине своего размаха. Они так хорошо себя чувствовали, что обрушились на нас с воем и грохотом.
И речи быть не могло, чтобы уступить. Русские, как и немцы, весь день должны были выкладываться по максимуму. Победит тот, кто бросит вперед последний танк и последнего солдата.
Немецкое командование в Штаргарде хорошо отдавало себе отчет в том, что участь, ждавшая наших сто семьдесят солдат, оседлавших высоты Линденберга, будет особенно жестокой. Не было ни одного танка, чтобы их поддержать. Все танки, все противотанковые орудия, вся артиллерия были на юге. Оттянуть технику для оборонительных действий на флангах означало уменьшить шансы закрыть мешок и диктовать волю противнику.
17 февраля в моем распоряжении действительно не было никакой тяжелой техники, за исключением двух бронепоездов Люфтваффе. Они не могли продвигаться дальше на юг, так как железнодорожная линия была отрезана. Поэтому их по-царски подарили мне. Они нам эффективно помогали, хотя и были быстро обнаружены и облиты дождем ракет катюш. Но они не смогли помешать неотвратимому.
Советские танки со всех сторон обстреливали наших товарищей. Через несколько часов их снабжение стало невозможным. Ужасное месиво простиралось по их флангам и тылам; редкие проходимые участки полностью контролировались советскими танками. Утром с большим трудом доставили раненых, протащив через месиво под непрерывным обстрелом. Мы попытались послать подкрепления: только полдюжины солдат смогли пройти через пули советских заслонов, остальные были скошены и сгинули в болоте.
Лейтенант Капель сохранил полное хладнокровие. Через каждую четверть часа он сообщал нам по радио краткое изложение ситуации. Русские танки умело держались вне досягаемости фаустпатронов. Метр за метром они сметали огнем наши позиции. Было уже много убитых. Но сопротивление наши товарищей было достойно восхищения.
Капель получил приказ продержаться на высотах двадцать четыре часа, двадцать четыре часа, которые должны были решить победный исход или поражение общей операции по окружению. Советские танки так яростно атаковали его, что волонтерам пришлось покинуть позицию и, вооружившись фаустпатронами, ползти на открытой местности навстречу танкам противника.
Один из наших молодых офицеров показал пример солдатам: дважды раненный, чувствуя, что погибнет, он предпочел пожертвовать собой, чем ждать смерти: истекая кровью, он подполз поближе к танку и выстрелил из фаустпатрона, но его снаряд не пробил броню танка, разорвавшего нашего героя.
Ночью Капель по-прежнему непоколебимо держался. Были подбиты два танка противника, но другие раздавили и заняли много наших позиций.
* * *
На юге немецкие клещи по-прежнему не были сомкнуты. Танки рейха продвинулись вперед, но Т-34 были почти неуязвимыми. Один из них, широкий, как баобаб, загородил дорогу, оставаясь целый час поперек пути на выходе из деревни. Никто не мог его сдвинуть, так как он даже уперся в стену дома.
В такой отчаянной ситуации в дело вступили «Юнкерсы». Весь выход из деревни был изрыт бомбами. Каждый был уверен, что на этот раз все было кончено. Облака пыли осели на землю, и что мы увидели? Из вздрогнувших развалин выполз вражеский танк. С обломками стен и крыши на броне он бросился в атаку. Его обстреляли снарядами. Он невредимый продолжил свой путь и исчез в роще на южной стороне.
