К ночи нам оставалось преодолеть еще четыре километра. Только четыре километра! И все. Такие четыре километра!..
Немецкие танки с востока и с запада десять, двадцать раз бросались в атаку. Советские танки, противотанковые орудия, пехота не отступили и своими контратаками не позволили завязать горловину окружения. Пришлось остановиться и перенести завершающий удар на следующий день.
Немецким танкам не суждено было соединиться. День 18 числа прошел в отчаянных усилиях. Вместо преодоления четырех километров, чтобы завершить, наконец, окружение, на рассвете две немецкие наступательные стрелы сдали позиции.
Противник успел подтянуть подкрепления. За сорок восемь часов прибыло множество советских танков и противотанковых орудий, обрушившихся на немцев, изнуренных своими атаками, и отбросивших их за много так дорого доставшихся нам деревень.
Пришлось не только отказаться от мысли о большом наступлении на Ландсберг, но даже и первая стадия, начальная фаза операции не была завершена. Тиски разжимались. С этого момента операция была обречена.
* * *
На своих высотах Линденберга наши горемычные товарищи с яростью выполняли полученный приказ. Никто из них не допускал мысли, чтобы однажды кто-либо мог сказать про них, что они не дошли до самых границ самопожертвования, чтобы дать возможность друзьям-немцам, сражавшимся на юге, использовать свой последний шанс!
Наши раненые сражались как и остальные, обливаясь кровью, предпочитая погибнуть в бою, чем быть добитыми прикладами или лопатками.
У лейтенанта Капеля оставалось еще шестьдесят семь солдат. Они погибли на месте, сражаясь с восхода солнца до трех часов дня.
Капель спокойно доложил нам о последних фазах агонии. Советские танки были повсюду. Люди отчаянно бились малыми очагами сопротивления. Наконец остался один маленький островок командного пункта, окруженный воющей ордой головорезов.
Когда рукопашная подходила к концу, Капель, тяжело раненный, но еще стрелявший из пистолета, распрямился в рост, как смог, перед русскими, бросившимися на него. В полутора метрах от них он застрелился.
Только четверо раненых, по шею увязших в болотной воде, видели последние минуты драмы. Ночью через ужасную топь они добрались до нас. Двое из них умерли от изнеможения в грязи. Двух других, полумертвых, нашел наш патруль.
Это самопожертвование валлонцев у Линденберга вызвало мощный подъем духа среди немецких дивизий в Померании. В сводках новостей сообщили и затем зачитали перед строем во всей армии об этом геройском подвиге. Герои были названы в сообщении ставки Верховного главнокомандования.
Капель посмертно был представлен к Рыцарскому кресту. Скромно, тихо, как и шестьсот героев в истории Бельгии, павших за Честь и Веру.
* * *
На юге поражение казалось неминуемым. Последняя немецкая попытка выпрямить фронт на востоке провалилась. Все же можно было надеяться, что потери боевой техники противника замедлят его наступление на Штаргард.
Эта надежда не оправдалась. Вышедшие из строя советские танки сменили еще более многочисленные новые. Пришлось отступить на наши позиции, затопленные грязью.
Напротив, бронетанковые и моторизованные дивизии рейха отступили так же быстро, как и пришли; поскольку план прорыва в сторону Ландсберга был оставлен, танки и грузовики исчезли следующей ночью. Они были нужны под Кюстрином, а нам они оставили глубокие незакрытые проходы, позиции без артиллерии и открытую угрозу с юга.
Германская сводка едва упомянула об этом неудавшемся наступлении, бывшем последней надеждой Восточного фронта. Оно было обозначено несколькими фразами как локальная контратака местного значения.
Мы отошли к нашим прежним стрелковым гнездам-окопам. За нашей спиной, как разрушенное кладбище в руинах, стоял мрачный, раздолбанный, разодранный Штаргард.
Потоп
От немецкого наступления 16 февраля 1945 года в направлении Ландсберга, от прохода танков, грузовых машин и пушек, что мы наблюдали в течение четырех дней, в качестве всех трофеев осталась лишь скромная деревня Браллентин и несколько хуторов.
Материально война стала невыносимой. На западе крупное наступление Арденны — Эльзас тоже провалилось. На Западном фронте не было больше никакой другой возможности отвоевать приоритет, тем более преимущество.
На востоке аналогичная неудача постигла контрнаступление, задуманное Гиммлером. Стало очевидно, что любая попытка отрезать советские войска была напрасной. Русские были в десять раз сильнее нас в живой силе и особенно в вооружении. С этого момента только волшебное применение нового оружия в последнюю минуту могло отвратить победу Советов, как и англо-американцев.
Рейх держал волка только за уши. Запад был без войск. Восток был совершенно обескровлен. Несколько танковых дивизий еще носились там и сям, что-то предпринимали повсюду от Штеттина до Кюстрина, от Кюстрина до Дрездена. Кроме них, фронт представлял собой отдельные измотанные очаги сопротивления, можно сказать, без танков и боеприпасов.
Один крайне строгий, суровый приказ, переданный по телефону, запрещал мне, равно и как и всем командирам дивизий на фронте в Померании, расходовать в день более шести или десяти снарядов в зависимости от калибра!
Что? Русские шли в наступление?.. Тогда наши пушки стреляли несколько минут и затем молчали до следующего дня!
Армия, разорванная фантастическим свинцовым ливнем, должна была испытывать удар вражеских частей, почти не задетых потерями, в сопровождении танков числом в пять, десять, двадцать раз большим, чем у нас!
На каждом участке дуэль проходила в одинаковых условиях: несколько сотен солдат, лишенных всего, изнуренных усталостью, грязью и тысячами снарядов, должны были противостоять лавине противника, залезшего на броню многочисленных ревущих танков, сметавших все на своем пути.
После провала последнего наступления мы оказались более одинокими, чем когда-либо. Наш участок имел форму длинного рыбьего хребта. Хвост был в Штаргарде, голова у деревень Кремзов и Репплин, на юге. Наш левый бок проходил по реке Ине (основное течение) и по большой трассе Штаргард — Шенеберг. Правым флангом (запад) была линия притока Ины, к деревне Штребелов и через хутор Коллин. Оба последних населенных пункта постоянно обстреливались с того момента, как высоты Линденберга оказались в руках Советов. Крыши были разрушены, последние домашние животные побиты в хлевах.
Пути связи были практически непроходимыми, их обстреливали сотни снарядов. Нам приходилось нестись с сумасшедшей скоростью на наших «Фольксвагенах», как только раздавалась пальба по дороге.
Русские укреплялись все более и более. Мы это видели, мы это чувствовали, но мы ничего не знали точно. Вот уже с неделю не было взято ни одного пленного. Красные, окрыленные успехами, с танками по бокам, были неуязвимы. В последние недели войны на востоке в 1945 году надо было брать больше солдат, чтобы взять одного языка, чем захватить целый район в СССР в 1941 году.
