Красные, снова понеся тяжелые потери, откатились обратно в лес на запад и юго-запад. Они больше не рисковали вступать в рукопашную в этом секторе, усеянном трупами их товарищей.
Несколько отвратительных свиней шатались перед советскими постами и пожирали вонючие трупы, быстро разлагавшиеся на солнце. Красные мрачно следили за этими трупоедами, чавкавшими буквально в 20 метрах от них. Судя по всему, они сильно хотели уволочь этих животных к себе в тыл. Наконец они сумели схватить одну свинью. Мы услышали крики радости. Вот так в Третьякове русские занялись людоедством при промежуточном звене в виде свиньи.
* * *
Мы сумели получить все сведения, которые нам требовались, от этих гурманов, любителей свиного мяса.
Один из наших врачей попал в плен, когда пытался спасти раненого, лежавшего на берегу речки. Русские таскали его с одного поста на другой.
Как и большое число наших солдат, он немного выучил русский язык. Врач оказался на удивление изобретательным. Он весело трепался с врагами, пока его не решили отправить в тыл. У него было достаточно времени, чтобы осмотреть вражеские позиции и оценить их силы. Когда его повели, было уже темно. Тропа проходила вдоль глубокого оврага. Врач неожиданно прыгнул и кувырком скатился вниз. Предоставив русским бесноваться, сколько хотят, врач пустился наутек!
Раз десять он сбивался с пути. Но на рассвете мы увидели голову, высунувшуюся из болота в 50 метрах от нас. Это был наш отважный товарищ. Он осторожно пополз и благополучно добрался до наших позиций, весь грязный и зеленый, как нильский бегемот. С этого момента красные на западе потеряли покой, так как наши противотанковые орудия расстреливали их, выбивая из лесных убежищ.
Оставались еще дубовые рощи, которые нависали над нами с юго-востока, и откуда советские минометы вели постоянный огонь. С рассвета и до заката мы были вынуждены прятаться в убежищах, вырытых в меловой почве или под избами. Наш командир, попытавшийся отправиться с обходом, едва не погиб, когда три мины разорвались поблизости.
Нам нужно было зачистить высоты и вышвырнуть дьявольские приспособления подальше. Одна из наших рот обошла красных и обрушилась на них всей своей мощью.
Но мы дорого заплатили за эту контратаку. Национальный лидер «Молодых рексистов» профос Йон Хагеманс, бывший студент-коммунист из университета Брюсселя, который воспринял наши идеи и стал их глашатаем в Нидерландах, был убит разрывом мины,
* * *
Но Третьяков был освобожден лишь частично. Каждый день наши вылазки отгоняли противника все дальше, но едва наши солдаты поворачивали обратно к избам, как за спиной у них снова вспыхивала стрельба. Они еле успевали добежать до блиндажей. Противник складывался, а потом обратно разжимался, как упрямая пружина. Элитные советские снайперы карабкались на деревья, словно ягуары. Иногда нам удавалось подстрелить кого-нибудь из них, если мы целились очень тщательно. Тело падало на землю, ломая по дороге ветки.
Но большинство большевистских древолазов оставались незамеченными. Десятки снайперов мешали нашим передвижениям. Третьяков был окружен снайперами, которые берегли патроны и стреляли очень метко.
Но все это никак не могло скрыть очевидное — мы удержали Третьяков. Красные не сумели захватить проход, который им был крайне нужен для контратак.
Мы остались единственными, кто сумел удержать передовые позиции в кавказских лесах на юго-западе. Повсюду наши войска начали отход. Третьяков остался клином, вбитым в советские позиции. Именно отсюда в октябре мы начали наше последнее наступление на Западном Кавказе.
Наша дивизия проскользнула еще дальше на юг. После того как нас сменили подразделения дивизии СС «Викинг», мы приняли участие в этом маневре. Жарким вечером в конце августа мы оставили могилы наших мертвых и осторожно ушли лесами на запад, так как там все еще патрулировали отряды неприятеля. Наша группа почти пересекла путь длинной колонне советских солдат. Их было в семь или восемь раз больше нас. Они прошли по гребню в нескольких метрах у нас над головой, даже не догадываясь о нашем присутствии. Мы в это время затаились в кустах, держа пальцы на курках.
После двухчасового перехода мы добрались до маленькой деревушки, которая затерялась среди высоких голубых пиков. Она называлась Кубано-Армянская, и ее построили еще в царские времена армянские беженцы.
Армения
Сентябрь 1942 года стал месяцем отдыха для дивизий на Западном Кавказе. Немецкое наступление второй половины августа провалилось, так как не хватило войск для прорыва обороны и контроля над лесными районами. Войска, отправленные вперед, добились бы успеха, если бы, как в июле, наступали по открытой местности. Однако легкие дороги закончились. Противник терпеливо ждал, пока мы пройдем еще 200 километров и увязнем в джунглях. Затем, когда мы застряли в проходах и долинах, он отрезал нас с тыла в лесных районах, где партизаны наносили удары, часто оставаясь незамеченными, удары жестокие и смертоносные.
Во многих местах нам пришлось отойти. Более того, нам пришлось дожидаться прибытия подкреплений. Без новых дивизий дальнейшее наступление было невозможно.
Поэтому мы ждали.
Армянская деревня Кубано-Армянская была захвачена одной из наших рот в тот самый день, когда мы штурмом взяли Третьяков. Противник не ответил, а просто отошел подальше за открытое пространство. Фронт стабилизировался на опушке леса.
Мы никогда не видели подобной деревни. Это не были избы, построенные на земле, как в степи. Нет, они были подняты на прочных столбах из опасения диких зверей, которые зимой могли выйти из леса на поиски пропитания в маленькой долине. Конюшни находились на высоте четыре или даже пять метров. Люди принимали меры предосторожности для сохранения своего скота даже больше, чем для защиты своих жен и детей. Вероятно, они прикладывали массу усилий, чтобы загнать скот на эти насесты, где ему предстояло провести несколько месяцев, пока не растает снег, а внизу носятся стаи голодных волков.
* * *
Жители тщательно хранили обычаи Малой Азии. Женщины имели миндалевидные угольно-черные глаза, какие можно видеть на древнекритских вазах. Они жили среди миллионов мух, долгими часами качая ногами небольшие бочки с молоком, которые были подвешены к потолку на веревках. Примерно через полдня этого труда из бочки можно было достать полужидкое масло. Молоко было буйволиным, от медленных спутниц огромных черных быков, чей подгрудок свисал до самой земли, как у кабанов.
Вокруг деревни росла неизбежная кукуруза, чьи золотые початки крестьянские женщины сушили на земле, предварительно освободив от шелковистой пленки.
Местность вокруг была даже еще более потрясающей, чем в Третьякове. Когда мы вечером возвращались из патруля, то по двадцать раз останавливались, чтобы полюбоваться величественными пиками и небом. Горы поднимались вдали, каждая отбрасывала свою тень, переходящую от золотого и красного в пурпурный и фиолетовый. Огромные каменные лица, подсвеченные сзади зарей, всегда оставались темными. Кубано-Армянская, которая лежала в узкой долине, тонула в темно-синих сумерках, лишь над печными трубами мелькали тонкие белые шлейфики дыма.
