В «Волчьем логове» я находился три дня. Гитлер удивил меня необыкновенной памятью, чутьем политической и военной ситуации, а также возможностью ее развития и связанных с этим проблем. Генерал-полковник Йодль знакомил с военной ситуацией; когда же после него брал слово Гитлер, все становилось более простым и понятным.
Я убежден, что если бы фюреру достоверно и точно с августа 1941 года сообщали о положении на фронтах, нам удалось бы избежать многих катастроф, а особенно под Сталинградом. Во второй части книги я говорил, как фюрер разозлился, когда ему стала известна действительная сила некоторых дивизий. Хотелось бы еще добавить, что во время моего пребывания в «Волчьем логове» от него скрывали правду о восстании, организованном в Варшаве Армией Краевой генерала Тадеуша Бора-Коморовского, об ужасе уличных боев и ненадежном положении некоторых наших частей, находившихся в южной части города.
Что касается ситуации в Болгарии, Румынии, Югославии и Венгрии, то все шло к катастрофе. Гитлер очень хорошо отдавал себе отчет в этом. Румынская нефть определенно была потеряна, а после занятия мостов на Дунае румынскими подразделениями, которые подчинялись Советам, мы потеряли в котле пятнадцать дивизий. Болгария перешла на сторону неприятеля вместе с танками и легкими орудиями, недавно поставленными ей Германией. В Югославии рвущиеся на север партизаны Тито были близки к налаживанию связи с советскими войсками.
Оставалась Венгрия. Еще в конце августа Гитлер послал генерала Гудериана со специальной миссией к регенту Хорти. Генерал, имевший личное письмо Гитлера, был принят вежливо, но от встречи у него осталось плохое впечатление.
На третий день после вечернего совещания генерал Йодль попросил меня остаться в зале. Кроме меня Гитлер вызвал на это чрезвычайное собрание Кейтеля, Йодля, Риббентропа и Гиммлера.
Фюрер сказал, что адмирал-регент, без сомнения, готовится к переговорам не только с западными союзниками, но, вероятно, также и со Сталиным. Фронт с трудом стабилизировался вдоль венгерской границы. Если «хонведы» нас покинут, тридцать наших дивизий — примерно 400 000 солдат — попадут в западню. В трудной ситуации оказались бы также солдаты, сражающиеся в Италии, так как Советская армия могла бы начать наступление с Южной Венгрии через Югославию в направлении Триеста и Удине.
— Этого не произойдет! — сказал решительно Гитлер. — Регент думает, что он является великим политиком, не отдавая себе отчета в том, что подобным поведением он готовит почву для возвращения некого Каролыи.
[214]
Мне кажется, что в Будапеште имеют короткую память! Они, наверное, забыли, что 25 ноября 1941 года мы восстановили на пять лет антикоминтерновский пакт. Можно ли забыть, что 29 августа 1940 года вы огласили, — он обратился к Риббентропу, — определенное произвольное решение?
[215]
Это дало возможность Венгрии вернуть себе большую часть Трансильвании, отнятой у нее согласно решению трактата в Трианон, — 45 000 квадратных километров и 2 380 000 жителей, находящихся сегодня под угрозой большевизма.
Иоахим фон Риббентроп сказал, что ситуация в Будапеште ухудшается с каждым днем. Вынуждены были уйти с постов верные друзья Третьего рейха — заместитель премьер-министра Рац и министр хозяйства фон Имреди. Власть взял в свои руки новый кабинет, руководимый генералом Гезой Лакатоша.
Гитлер прервал его:
— Власть! Сталин захватит ее в Будапеште, если по злосчастному предначертанию судьбы мы будем вынуждены оставить Венгрию! Неужели регент забыл свои собственные слова, сказанные им 16 апреля: «Мы будем сражаться плечом к плечу с немецкой армией до победного конца этой военной грозы»? Сейчас он лукаво говорит Гудериану: «Дорогой коллега, в политике всегда надо играть на нескольких роялях». Это язык регента, язык вероломного союзника, человека, которому кажется, что он может менять направление и безнаказанно нарушать торжественную присягу! Я не потерплю этого, так как наши солдаты защищают и венгерскую землю!
Он повернулся ко мне и сказал:
— Я вас просил, Скорцени, чтобы вы следили за совещаниями, касающимися ситуации на Юго-Восточном фронте.
Вы знаете Венгрию, особенно Будапешт. Я ни за какие сокровища не хочу иметь венгерского Бадольо. Если регент предаст нас, вы должны окружить и захватить Замковую Гору и всех людей, находящихся в королевском замке и министерствах. Пожалуйста, немедленно начинайте готовиться к этому, координируя свои действия с генерал-полковником Йодлем. У вас могут возникнуть проблемы с другими военными властями… Вы получите неограниченные полномочия, благодаря приказу, который я сейчас подпишу. Предполагается проведение операции силами стрелков-парашютистов или же воздушно-десантной, однако окончательное решение будет принадлежать вам.
У меня уже нет приказа, подписанного Гитлером для меня, но я приблизительно запомнил его формулировку: «Штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени выполняет мой личный приказ, совершенно секретный и имеющий огромное значение. Я призываю гражданские и военные власти оказывать Скорцени помощь при различных обстоятельствах и удовлетворять все его просьбы».
В следующей части книги я расскажу, как использовал этот приказ. Собственно говоря, это полномочие Гитлера было оформлено на бланке. Этот документ впоследствии украли у меня вместе с часами, подаренными дуче, во время моего ареста американскими войсками. Приказ Гитлера выписан на мою фамилию. Впрочем, уже никто не сможет им воспользоваться, я тоже. Несмотря на все это, я не осмеливаюсь никому предложить награду за возвращение этого приказа, но могу гарантировать сохранение тайны.
Я направился в Будапешт через Вену в гражданском платье в качестве мнимого доктора Вольфа. Меня с Радлом принял один из наших настоящих друзей, немецкий венгр, предоставивший в наше распоряжение свою квартиру вместе с лакеем, горничной и поварихой. Немного неловко в этом признаться, но мне никогда не жилось так хорошо, как во время трехнедельного пребывания в Будапеште.
Перед операцией Радла срочно вызвали во Фриденталь, но со мной остался Адриан фон Фелкерсам, а также большинство товарищей из Гран-Сассо.
Гостеприимно принимавший нас хозяин был отлично осведомлен обо всем, что творилось при дворе и в окружении регента.
Адмирал без флота, каким был Хорти, а к тому же регент без короля и королевы, резко воспротивился в 1920 году возвращению Габсбургов в Венгрию. Он, конечно же, имел династические претензии. 19 февраля 1942 года он оказал давление на парламент, чтобы тот утвердил его старшего сына, Иштвана Хорти, в качестве вице-регента с правом наследования. Этот сын, впрочем, достаточно способный, воевал против Советов. Будучи офицером истребительной авиации, он погиб на Восточном фронте 19 августа 1942 года. Его младший брат, Миклош Хорти (младший), был иным человеком.
