Среди советских танков выделялись великолепные Т-34, которые впервые были введены в бой в конце 1941 года под Ельней. В 1942–1943 годы появились другие, неизвестные нашей разведке «чудовища»: танки весом 43 и 52 тонны типа КБ (Климент Ворошилов),
[75]
а также в 1944 году — 63-тонные танки ИС (Иосиф Сталин). Вначале мы натолкнулись на иные сюрпризы, например, на известные «органы Сталина»
[76]
или же на техническое оснащение саперных батальонов советских танковых дивизий, позволяющее соорудить шестидесятиметровый мост, делающий возможным переправу машин весом 60 тонн.
На рассвете в воскресенье 22 июня 1941 года мы двинулись на восток против того же противника, которого 22 июня 1812 года атаковала наполеоновская Великая Армада.
План «Барбаросса» (с которым, как мы увидим далее, Сталин был ознакомлен) определял следующие группировки войск:
В состав группы армий «Север» под командованием фельдмаршала Вильгельма фон Лееба входили две армии (16-я и 18-я) и одна бронетанковая группа (4-я). Цель: захватить государства Балтии и город Ленинград.
Группа армий «Юг» фельдмаршала фон Рундштедта состояла из трех немецких армий (6-й, 11-й, и 17-й), двух румынских маршала Антонеску (3-й и 4-й), а также из 1-й бронетанковой группы. Она продвигалась на юг от припятских болот через Западную Украину и должна была захватить Киев.
Самой сильной была группа армий «Центр» под командованием фельдмаршала Федора фон Бока, которая должна была действовать между болотами Припяти и Сувалками в направлении на Смоленск. В ее состав входили две армии (4-я и 9-я) и две бронетанковые группы: 2-я, под командованием генерала Хайнца Гудериана, и 3-я — генерала Германа Гота. Дивизия «Рейх» входила в состав 2-й бронетанковой группы, командира которой уже тогда называли «Быстрым Хайнцем».
В день, предшествовавший наступлению, все штабы ожидали до 13.00 сообщения одного из двух паролей: «Альтона», обозначавшего отсрочку операции «Барбаросса», или же «Дортмунд». Сообщили второй.
Во время боев по форсированию Буга и захвату Бреста мне запомнились три основных момента. На рассвете я находился на огневой позиции легкой артиллерии 2-го дивизиона, в котором тогда служил. В 3.15 мы открыли огонь, и, не прекращая его, приближались к реке. В 5.00 утра я осматривал эффективность нашего артобстрела с наблюдательного пункта, оборудованного на дубе. Мое мнение совпадало с мнением разведчиков, которые, вернувшись обратно после переправы через глубокую реку на надувных понтонах, доложили, что мы стреляли в пустоту. Русские отошли из зоны досягаемости пашей артиллерии и замаскировались в болотах и лесах, откуда их необходимо было выкурить.
Складывалось такое впечатление, что противник не был захвачен врасплох, а действовал по ранее составленному плану.
Вторым особенным моментом я считаю то, что все-таки нам удалось ошеломить русских — противник с изумлением наблюдал, как 80 танков первого батальона 18-го танкового полка погрузились в воду Буга, чтобы через некоторое время выехать на противоположном берегу. Это были новые подводные танки, специально подготовленные для операции «Морской лев», идеально герметизированные и оснащенные Schnorchele,
[77]
которые были использованы значительно позже на наших подводных лодках.
Третий сюрприз оказался неприятным для нас. Сам Брест пал очень быстро, но старая, построенная на скале крепость, которую завоевывали еще когда-то крестоносцы, оборонялась еще три дня. Не помогли ни интенсивный артобстрел, ни бомбардировка. Я атаковал крепость вместе с взводом штурмовых орудий; русские снайперы отвечали огнем из укрытий, по которым мы стреляли прямой наводкой. Мы несли тяжелые потери, я видел, как погибали мои сослуживцы. Русские сражались геройски до последнего патрона. Так же отчаянно сопротивлялись они и на вокзале, подвальные помещения которого пришлось затопить водой, чтобы покончить с их защитниками.
Мы потеряли в Бресте более 1000 человек ранеными и 482 убитыми, в том числе 80 офицеров. Хотя мы и взяли в плен 7000 человек, из них 100 офицеров, но наши потери в Бресте составили 5 процентов от общих немецких потерь за первые восемь дней войны в России. Ожесточенное сопротивление защитников этой крепости вынудило меня задуматься.
Из личного опыта мне известно, что русские применяли во время этой кампании двойную тактику. Специальные части сражались до конца на заранее подготовленных позициях (подобным образом действовали и партизанские отряды), и мы вынуждены были замедлять темп марша, чтобы ликвидировать эти подразделения, а в это время основные силы успевали вырваться из окружения.
Как мне известно, в своем выступлении 3 июля 1941 года Сталин рекомендовал крупным подразделениям отступать, применяя тактику «сожженной земли» и одновременно формируя партизанские отряды. Партизаны не имели статуса комбатантов (военнослужащих) согласно действующим международным конвенциям, которые, впрочем, Советская Россия и не подписывала.
С 1945 года беспрестанно повторяют, что Сталин в 1941 году был настроен «лояльно и мирно» и сосредоточился исключительно на строительстве социализма в России, скрупулезно соблюдая все параграфы пакта, подписанного с Риббентропом в августе 1939 года. Говорят, что он был неожиданно «предательски атакован», что позволило немецкой армии достичь успеха на первом этапе войны. После смерти Сталина премьер-министр СССР и первый секретарь Коммунистической партии Никита Хрущев даже обвинил его в том, что он позволил себя «захватить врасплох».
Как доказательство дружеского расположения Сталина к Третьему рейху постоянно цитируются обнаруженные в немецком министерстве иностранных дел телеграммы, подписанные нашим тогдашним послом в Москве графом фон Шуленбургом, который 12 мая 1941 года писал Риббентропу:
«Позиция правительства Сталина доказывает наличие решительности и воли по вопросу уменьшения нынешнего напряжения в русско-немецких отношениях. Сталин всегда был сторонником соглашения между Третьим рейхом и СССР».
Дипломат может быть недостаточно искусным, а может вести двойную игру. Трудно определить, когда Шуленбург встал на этот путь. Благодаря документам немецкого посла в Риме Ульриха фон Гасселя, которые были опубликованы в Цюрихе («Vor Anderen Deutschland»
[78]
1946), нам стало известно, что в 1943 году находящийся уже на пенсии Шуленбург предложил заговорщикам, замышлявшим свержение Гитлера, что он перейдет линию фронта и предложит Сталину мирные переговоры от имени «нового» немецкого правительства. Взамен он требовал только лишь пост министра иностранных дел. Как относиться к этому, как к Hochverrat или Landesverrat? Гассель, конечно же, был членом заговора.
