В случае подписания акта капитуляции в марте 1945 года погибли бы миллионы немецких солдат и гражданских лиц, так как ни на Западе, ни на Востоке неприятель не мог дать приют и тем более прокормить огромные массы пленных и беженцев. Пока необходимо было сражаться и защищать территорию на Востоке, находящуюся под угрозой оккупации Красной Армией, чтобы как можно больше людей эвакуировать на Запад. Наши подразделения и гражданское население могли перемещаться с востока на запад до полночи 9 мая, позже советского плена удавалось избежать только благодаря хитрости или обману. Если бы подобная ситуация возникла на два месяца раньше, миллионы людей умерли бы от холода и голода, а армии Вейхса, Шернера и Рендулица почти полностью были бы сосланы на советский Восток.
Адмирал Дёниц подчеркивает, что с 23 января до 8 мая 1945 года только немецкий морской флот эвакуировал в западную зону из Курляндии, Восточной Пруссии, Поморья и Мекленбурга 2 404 477 человек, в основном женщин и детей.
В Ремагене не сработал взрыватель, и 20 000, а затем 35 000 американских солдат перешло по мосту Рейн. Что они делали потом? Ждали. Танки генерала Ходжисс на севере и 3-й армии генерала Пэттона на юге должны были соединиться недалеко от города Кобленца, но только после начала наступления фельдмаршала Монтгомери, который был назначен Эйзенхауэром верховным главнокомандующим вооруженных сил союзников. Следовательно, прорыв обороны в Ремагене не был использован. Монтгомери перешел Рейн гораздо севернее лишь 24 марта во главе 21-й группы армий, состоящей из канадской 1-й армии, британской 2-й армии и американской 9-й армии, в состав которых входило двадцать шесть дивизий, в том числе две воздушно-десантные, против пяти немецких дивизий, истерзанных и раздробленных снарядами трех тысяч орудий и бомбами, сбрасываемыми очередными волнами «либераторов».
После форсирования Рейна вблизи города Везеля 28 марта войска 21-й группы армий остановились. Возникло (и не только у нас) впечатление (если не уверенность), что с начала марта Монтгомери на севере, а Брэдли и Пэттон на юге имели приказ ждать, пока армии Жукова, Конева и Малиновского не прорвут фронт на Востоке. В своих «Мемуарах» Монтгомери жалуется, что его «сдерживал» Эйзенхауэр. Он доказывает, что американцы и британцы могли «занять Вену, Прагу и Берлин раньше русских». Эти слова подчеркнуты им. Он также очень верно подметил: «Американцы не понимали, что военная победа не имела большого значения, если имелся политический проигрыш». Я разделяю эту точку зрения.
Зато Пэттон, наверное, не располагавший такими мощными средствами, как Монтгомери, сетует на чрезмерную медлительность английского маршала. Действительно, возникает вопрос, почему последний ждал до 24 марта, чтобы начать наступление на Рейне, и почему он остановился 28 марта после форсирования реки? Ведь сопротивление практически отсутствовало. Потери 9-й американской армии генерала Симпсона, которая, как отмечает Лиддел Харт, «представляла собой половину пехоты 21-й группы армии, составили всего лишь 40 убитых».
Сейчас приблизимся к реалиям Восточного фронта. Позволю себе, как бывшему солдату, сделать несколько замечаний. Часто подвергалось критике упорство Гитлера, с которым он отказывался издать приказ «гибкого отступления», предлагаемого генералами на Востоке с декабря 1941 года. Бесспорно то, что Гитлер совершил серьезные ошибки при оценке военной ситуации, но он совершил их по причине, прежде всего, неверной информации.
Генералы, командующие на фронте дивизией или армейским корпусом, имеют склонность сводить к минимуму собственные потери. Когда их рапорты попадают в штаб, там их дополнительно приукрашивают. Приведу пример. Летом 1944 года моего старого друга и самого лучшего летчика бомбардировочной авиации Ганса-Ульриха Руделя (2700 победных вылетов), принял Гитлер, а затем Геринг, получивший от фюрера четкий приказ запретить Руделю дальнейшие полеты. Полковник прибыл прямо с Восточного фронта, и Геринг, познакомив его с решением Гитлера, которое, впрочем, Рудель не принял к сведению, сообщил ему «важную новость»:
— На вашем участке фронта организовали мощное контрнаступление при поддержке 300 танков. 60 танков 14-й дивизии перейдут в наступление…
Между тем Рудель днем раньше беседовал с генералом, командовавшим 14-й дивизией, и тот сообщил ему, что не располагает ни одним боеспособным танком. Услышав об этом, Геринг сначала не поверил и начал звонить, чтобы уточнить данные. Вскоре он узнал, что полковник Рудель говорил правду, и вместо прогнозируемых 300 танков в бой можно было ввести только 40.
Великое наступление отменили.
Я был свидетелем подобной сцены в сентябре 1944 года. Мне пришлось провести три дня в Верховном главнокомандовании вермахта и каждый день участвовать в двух совещаниях, называемых «обстановка в полдень» и «обстановка вечером» (22.00), на которых обсуждались военные действия на Восточном фронте.
В течение первых двух дней я наблюдал, как на подготовленной заранее карте с отмеченными на ней частями на юго-востоке, Гитлер проводил «военную игру», тщательно используя имеющиеся данные.
Когда речь шла о части фронта, не касающейся некоторых присутствующих офицеров, они обычно выходили в прихожую и ждали, пока их вызовут. В первый день мне пришлось невольно стать свидетелем дискуссии между двумя офицерами с темно-красными лампасами штабистов.
— Тебе хорошо известно, — сказал первый, — что из трех дивизий, находящихся на северо-востоке, две являются, собственно говоря, полками, а третья навряд ли может выставить два батальона. Это не получится…
— Это, несомненно, не получится, — заметил второй, — но ни ты, ни я ничего не можем сделать!
Я удалился, чтобы этого не слышать.
На третий день, когда Гитлер задал конкретные и трудные вопросы на счет дивизий-призраков, он, наконец, понял, что его обманывали.
— Но ведь позавчера, — выкрикнул он, — я издал приказ, принимающий во внимание существование дивизий, которых, как мне стало известно, нет! Те, кто находятся на фронте, наверняка думают, что эти приказы бессмысленны! Почему вы так меня обманули, господа? Почему? Я хочу и требую, чтобы мне говорили правду, потому что это касается жизней наших мужественных солдат!
Гитлер не корчился от бешенства и не бросался на стену. Только лишь его хриплый голос был полон гнева и отчаяния.
Я уверен, что если бы он приказывал отступать на Востоке во всех случаях, предложенных генералами, то сегодня не было бы не только Германии, но советская армия оккупировала бы всю Европу.
С 20 июля 1944 года немецкому солдату стало известно, что его предали. У нас уже был случай убедиться в этом, и мы еще увидим, до какой степени это доходило. В марте 1945 года вермахт потерял на Западе наступательную силу, а вид руин наших городов, несомненно, не улучшал боевой дух наших солдат. У наших рабочих как в Рурском бассейне, так и в Силезии было больше энтузиазма, и потому неприятель застал их на рабочих местах. Никто не сможет опровергнуть тот факт, что немецкий народ, втянутый в войну против самых сильных держав мира, самоотверженно сражался в течение пяти лет.
