Известно, что «зенитовцы» Агафонов и Антонов входили в состав подгруппы Карелина и в ходе штурма по дворцу не метались, а обеспечивали безопасность Сайда Мохаммада Гулябзоя. Блюстители телес афганского функционера церберами состояли при нем, не позволяя товарищу Сайду соваться куда не следует и даже просто высовываться, когда не просят. И сами от него не отлучались, и отважных действий по захвату здания не предпринимали. Они добросовестно выполняли поставленную задачу. Как принято в таких случаях говорить — с честью исполнили свой воинский долг. О награждении бойцов-караульщиков история умалчивает. Не потому, что вообще обошли их вниманием, а по той причине, что внимание это могло оказаться более чем скромным.
Специфика работы Эвальда Григорьевича Козлова, чему он посвятил свою жизнь, — это тайные спецоперации. Он был представителем того сумрачного отдела, сотрудники которого по всему свету расправлялись с неугодными особыми средствами: тюкнуть по голове, небольно кольнуть до самой смерти, неслышно пальнуть, подсыпать в заздравный кубок гадости, что без цвета и запаха. Последнее не столь надежно, как показали «ядовые атаки» на Амина, и не столь верно, как пистолет системы Стечкина или простой в использовании и надежный автомат Калашникова. Потому и заключаю, но в качестве версии: еще в Москве Козлов знал о сути своей миссии и выполнил ее.
Убить Амина не возбранялось никому. Тому же Плюснину, которого спустя три десятка годков метят как «случайного исполнителя». Брошенная граната «по направлению»? Да, есть вероятность случайного поражения, и воспринимается она чуть ли не как извинение за неумышленное убийство. Сам Саша Плюснин, надо полагать, использовался в качестве «громоотвода». Следовало бы не забывать о дырке в черепе Амина как результате контрольного выстрела. Что при осмотре трупа на месте и зафиксировал военврач Велоят, о чем он много лет спустя поведал миру.
Убить Амина не возбранялось никому. Но… Всем, кому не лень и кто доберется, это упование на случай, и полная безответственность атакующих: выйдет не выйдет, да и ладно. А точный выстрел, вмененный приказом конкретному исполнителю, облекает его высочайшей ответственностью и обязывает бойца прежде выполнить приказ, а уж только после этого позволить себе пасть смертью храбрых. Этому обету и следовал Козлов. Высунул ногу из-за «брони» перед подъездом, на землю еще не ступил — и рану осколочную заполучил. Не смертельной оказалась, легкой. Не перешибло кость, травматический шок не хватил, не охладила пыл пульсирующая и гонящая вперед струйка крови, и только вперед. Ответственность — невольная потреба: дойти, превозмогая боль, и во что бы то ни стало, как персонально почетно озадаченному, убить его, нехорошего Хафизуллу.
Замечу, что Юрий Дроздов в последующем озвучил свое личное участие в операции «Шторм» исключительно с позиций выполнения «оперативного задания», то есть в части использования сил спецназа госбезопасности для физической ликвидации Амина. Из идущих в атаку чекистов «его человеком» был Козлов — заблаговременно и не случайно подобранный генералом.
Второй офицер, привлеченный для участия в операции и непосредственно подчиненный генералу Дроздову — старший лейтенант Андрей Якушев. Он служил во внешней разведке Комитета госбезопасности и входил в подгруппу Валерия Емышева. С ним Якушев первым прорвался к центральному входу в здание дворца. Заметьте, первым. Ему чистили дорогу тщательно подобранные, проверенные в деле бойцы под руководством многоопытного офицера из первого набора в группу «А» — парторга Емышева. Юному Андрюше дали зеленый свет, обеспечивая выход на Амина. В том, что старлей не дошел и не выполнил приказа, нет его вины — погиб в бою чекист.
В редких публикациях Якушева выдают за офицера-переводчика. Ничего глупее, пожалуй, и придумать было нельзя. Кому и что переводить, позвольте спросить, в скоротечном огневом бою, сущность которого определяется одним элементом ведения боевых действий — идти на приступ и во время молниеносного жесткого штурма выполнить задачу по уничтожению всех руководителей, начальников, боссов противоборствующей стороны? С кем говорить, скажите на милость, если все они загодя, согласно приказу, «предуготовлены в трупы»? А что до документов, извлеченных из сейфов и изъятых мешками, так эти бумаги изучать будут месяцами в спокойной обстановке, в кабинетной тиши совсем в других местах. На эту нерасторопность и специалистов, и переводчиков хватит с лихвой. На худой конец поговорить о погоде с Амином могли старшие лейтенанты Нуры Курбанов — таджик и Ульмас Чарыев — туркмен.
При упоминании Якушева «в динамике штурма» присутствует неизменное описание: «Погиб от осколков ручной гранаты или от огня ЗСУ во время попытки первым подняться на второй этаж здания». Так вот, что касается второго этажа. Любому бойцу достаточно было только ступить ногой на его площадку, как ему в сию же минуту воздавалось неизменное восхваление, а через четыре месяца — и орден вручался. Одинаковый — Боевого Красного Знамени. Из полутора десятков бойцов КГБ, дошедших до заветного, определенного им в приказе рубежа, того самого этажа, только двое получат орден Красной Звезды: Виктор Анисимов и Александр Карелин. Этот «второй этаж» последовательно повторяем в воспоминаниях почти всех участников событий. И не так бы это мемуарное заимствование коробило и раздражало, если бы авторы незатейливо и незастенчиво пояснили читателю: «второй этаж» — это Амин, это его обитель, его последнее убежище, его бренное тело. А потому и все бойцы, ринувшие в атаку, устремлены были туда, в указанное место, гонимые долгом и приказом…
И здесь уже не столь важно, придавался ли Якушев «Грому», либо он поддерживал «Зенит». И не имеет значения, в какие цвета его мазали. Хотя чаще и гуще — «зенитовским» колером. Куда существеннее, что именно «альфовские» и «вымпеловские» издания, промеж собой шушукаясь и многозначительно подмигивая читателю, выкладывали на книжные развалы догадку: старший лейтенант Андрей Якушев выполнял специфические функции. Разумеется, не военного переводчика. И не разведчика — разведывать там после «Шилок» Прауты и спецгрупп уже было нечего. Очевидно, в силу именно этих обстоятельств о молодом офицере из «внешнего департамента» впоследствии не так уж часто вспоминали в различных публикациях: и генералы, и рядовые «мемуаристы», и обожженные талантом акулы пера. Чествуя и славя всех своих бойцов подряд и без разбора, кое-кто на Рождество под хоругвью с ликом председателя не крестным ходом шел на срамное побоище — Амина убивать. Они о соратнике своем, Андрюше, не обмолвятся ни словом до поры. А спохватившись задним числом, и сегодняшним днем не касаются частностей его персонального задания.
Андрей-то чем был хорош, он чем-то выделялся в окружении даже избранных борцов? А хорош он тем был, что окончил «курсы диверсантов» и многому неплохо был научен: стрелял метко, лазал ловко, от вида крови на лезвии ножа глаз не воротил и от запаха ее на горле человека не трепетал. Он не по наитию свыше оказался в машине рядом с полковником Бояриновым, руководителем штурма и начальником известных курсов. Не по наитию свыше влетел в машину старшего колонны. Не с бухты-барахты его туда запихнули. Перед тем как подниматься в атаку, проявить беспокойство об атакующей цепи — первейшая заповедь командира: кто, с кем, с какой задачей и в каком порядке. И нет ли там, в рядах, в боевом порядке, случайных людей или явных слабаков.
