А река Волга? По ней шла нефть и бензин в промышленные предприятия центра страны из Баку и Астрахани. Танкеры двигались вверх по Волге мимо Сталинграда сплошной вереницей.
Может, стоило прервать производственный цикл ради спасения людей? Может быть. Но его не прерывали до последнего. Основная эвакуация из города началась лишь 25 августа. Любопытная деталь. Секретарь Сталинградского обкома партии, молодой энергичный Василий Чуянов, поторопился отправить в начале августа свою жену и сынишку Валерия в Заволжье, в кумысолечебницу, где разворачивался санаторий. Простенько и со вкусом. Там его семья не пропадет.
Позже, негодуя по поводу гибели детей и женщин в Сталинграде, он вздыхал, глядя в окно кабинета. Но душа его оставалась спокойна, своя-то семья, как и семьи высших чиновников области, находилась в безопасности. Обоснование любым своим поступкам найти легко. Сын Чуянова полутора лет на нервной почве стал заикаться. Тысячи других детей Сталинграда перестали 23 августа не только заикаться, но и дышать. Ведь основную массу людей, оставшихся дома, составляли старые да малые, ну, еще женщины. Кстати, основные промышленные центры, мощные заводы «Красный Октябрь», «Баррикады» и тракторный, бомбили лишь на следующий день. Так что немецкие летчики знали, кого они убивают.
Надо ли карабкаться до Кремля и ворошить кости Сталина? Наша местная верхушка приняла решение о персональной эвакуации задолго до страшной бомбежки. Передо мной лежит огромный список партийных и хозяйственных руководителей Сталинграда, позаботившихся о своих многочисленных семьях. Не буду перечислять их фамилии, хотя героев надо знать в лицо. Просто их имена ничего не скажут, а возглавлял повальный исход элитных семей первый секретарь обкома Чуянов.
Ну и, завершая описание того страшного дня, упомяну о том, как противостояли наши солдаты фашистскому налету. Дрались пилоты истребителей и зенитчики отважно. Советские генералы, руководившие обороной Сталинграда, приводили фантастические цифры вражеских потерь – 120 самолетов. Сами фрицы утверждали, что потеряли три-четыре машины. Трудно дождаться правды и от наших, и от немецких военных руководителей. Немцы не хотели портить мелочами картину уничтожения Сталинграда, а наши генералы прогибались перед Верховным Главнокомандующим Сталиным, а заодно перед историей, не желая признаваться в очередном раздолбайстве – войска оказались не готовы к отражению страшного налета.
Не слишком важно, сколько на самом деле немецких самолетов рухнуло вниз. Очевидны две вещи. Город, которому суждено сыграть огромную роль в Отечественной войне, разрушили и сожгли. Гитлер мог с гордостью потирать руки: «Крепко ударили!» И вторая вещь. Тысячи русских людей, став свидетелями страшной картины, ожесточились против врага до крайней степени. Называйте это как хотите, например, заряд ненависти.
В тот же день немецкие танки, сделав мощный рывок, вышли к Волге вблизи северной окраины города. Глядя на великую русскую реку, немецкие танкисты весело и одновременно грустно рассуждали, что вот перед ними главный рубеж войны. Немецкий солдат стоит на восточной оконечности германской империи. Цель достигнута, исполнились замыслы. Четырнадцать месяцев войны с русскими недотепами не такой уж большой срок, когда завоевано огромное пространство.
Главной песней 6-й армии Паулюса считалась песня о Волге из оперы Ференца Легара «Царевич».
В день выхода к Волге немцы фотографировали ее берега, делали записи в дневниках. Все идет неплохо, вчера мы были на Дону, а сегодня – на Волге. Звучала команда на ужин, дневники прятались в ранцы, солдаты с аппетитом кушали. Осталось лишь добить город, который вовсю утюжила авиация, и война закончена.
Не торопитесь, ребята. Все только начинается.
Глава 6 Блуждание в степи
Нашему отряду предстояли невеселые приключения. Утром обнаружилось, что двое парней исчезли. Вряд ли они сбежали от страха. Думаю, что главной причиной исчезновения стала тревога за родных. Оба беглеца призывались из центра города, где происходила наиболее сильная бомбежка. Павел Кузьмич Шмаков произнес перед строем короткую речь, в которой обозвал сбежавших дезертирами и трусами. Я составил новый список личного состава, а младший лейтенант объявил группу взводом.
– Теперь вы являетесь третьим взводом третьей роты отдельного воздушно-десантного батальона.
Кому-то не понравилось, что они третьи, а не первые. Но в целом ребята почувствовали себя воинским подразделением, особенно когда младший лейтенант разделил взвод на три отделения, первым из которых стал командовать Женя Кушнарев. Я получил статус помощника командира взвода.
Распределение должностей закончилось, после чего Шмакову стали жаловаться на прохудившуюся обувь. Как водится, новобранцы оделись похуже, рассчитывая на военную форму, однако ее получили всего несколько человек. Остальные носили летние рубашки, брюки, разномастные сандалии или парусиновые туфли. Бегство по кругу среди камней разрушенного города добило старенькую обувь. Сандалии порвались, парусина лопнула. Шмаков приказал чинить обувку самим. Единственным инструментом оказались перочинные ножи и куски проволоки. Я почистил свой автомат, за этим делом внимательно наблюдали те, кто имел более-менее крепкие сандалеты.
– Хорошая штука, – похвалил ППД Саня Тупиков. – Вы из него стреляли, товарищ сержант?
– Нет, Саша, мне его выдали специально для поездки. Автоматов в батальоне мало.
– Для десантников автоматы лучше. Рубанешь налево-направо, только брызги полетят.
– Возможно, но их пока не хватает.
Я коротко рассказал о пути батальона, стараясь избегать ненужных подробностей. Жестокую бомбежку ребята уже видели, напоминать им о налетах вражеских самолетов не имело смысла. Хвалиться тоже нечем, мы только и делали, что отступали. Хотя остались позади и ожесточенные бои, в которых мы неплохо себя проявили. Но общий итог складывался пока не в нашу пользу.
Через час двинулись дальше. Лесная балка оказалась извилистой и длинной. Когда наконец выбрались наверх, увидели, что ушли от города совсем недалеко. Там продолжало греметь, дым застилал центр и всю северную часть. Невольно задержались, глядя на мрачную картину. Некоторые парни едва сдерживали слезы, они ничего не знали о своих родных. Ребята, призванные из сельских районов, пытались смеяться, но смех получился с надрывом. Треть области оккупировали немцы, бомбили даже отдаленные заволжские поселки.
Впереди маячила железнодорожная насыпь. Добирались до нее очень долго, приходилось без конца прятаться от немецких бомбардировщиков. Огромные «Хейнкели», покрашенные в серый цвет степной гадюки, звенели моторами на большой высоте. Застекленные носы сверкали на солнце, их обгоняли стремительные «Мессершмитты». Более светлые «Юнкерсы-88» шли тройками, выделяясь массивными двигателями и вздернутой рубкой. Армада шла потоком в несколько этажей, уверенная в своей мощи. Тяжелый гул моторов говорил о том, что бомбардировщики нагружены под завязку. Я не видел ни одного нашего истребителя. Картина действовала на парней угнетающе.
