В немецкой историографии закрепилось понятие «путч Стеннеса». По сути же, их было два. Второй тряхнул нацистов пуще первого. Штурмовики Стеннеса очистили от партийных функционеров помещения Берлинского правления НСДАП и заняли редакцию геббельсовской газеты «Ангрифф», чтобы напечатать в ней воззвание, которое означало открытое объявление войны Мюнхену. Стеннес заявил, что облеченный доверием подконтрольных ему подразделений штурмовиков, «передает СА руководство движением в провинциях Мекленбург, Померания, Бранденбург-Остмарк, Силезия и в Берлине».
Для либерально настроенной части общества в Германии забрезжила надежда, что с наметившимся расколом в национал-социалистском движении НСДАП уже миновала зенит своего могущества и теперь ее влияние в массах пойдет на спад. Геббельс забил тревогу по поводу «величайшего кризиса» в партии. 2 апреля 1931 года он записал в своем дневнике: «Гитлера мне жаль. Он похудел и бледен... Гитлер старается изображать мужество, но он совершенно сломлен». Удар, который нанес Стеннес нацистам, был особенно чувствителен оттого, что симпатий к нему не скрывали даже непримиримые противники. Вот что, к примеру, говорил о нем командир элитного формирования СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» (того самого, что расстреливало верхушку штурмовиков в июне 34-го) Зепп Дитрих: «Стеннес был настоящей угрозой, возможно, самым опасным врагом, которые когда-либо были у НСДАП. Но многие любили его, я тоже».
Силы оказались неравными. Через нацистский рупор — газету «Фелькишер беобахтер» — была организована мощнейшая кампания по дискредитации Стеннеса: его называли скрытым коммунистом, полицейским шпионом, который предъявлял к партии завышенные требования. Геббельс и его штаб проявили невероятную изобретательность, расцвечивая клевету все новыми красками и нюансами. В результате рейхсвер отказал «коммунисту» Стеннесу в поддержке. Один из оставшихся верных ему подчиненных заметил по этому поводу: «Гитлер, ясное дело, пообещал каждому генеральский мундир». На пятый день мятежа фюрер обратился за помощью в берлинскую полицию, чтобы вынудить Стеннеса и его людей покинуть занятые ими помещения НСДАП. В конце концов Стеннес предоставил своим подчиненным полную свободу выбора: они должны были сами решить, за кем им следовать. С ним остались немногие, несколько сотен. Но уже вскоре они составили костяк созданной Стеннесом партии «Революционное боевое движение». В Берлине, все более превращавшемся в арену уличных битв, где постоянно выясняли отношения коммунисты и нацисты, схватки стали уже трехсторонними. Стеннес начал выпускать собственную газету «Рабочие, крестьяне, солдаты!», в которой главной мишенью критики стали нацисты. Но Гитлера было уже не остановить...
Арестовали Стеннеса в мае 1933года в его мекленбургском охотничьем домике. Видно было, как внезапно появившийся чиновник, предъявивший свой полицейский жетон и предложивший Стеннесу следовать за ним, дрожал от страха. Вместе с Вальтером были его друзья из «Революционного боевого движения», и каждый имел при себе спортивную винтовку. Для полицейского все это могло кончиться очень печально, но Стеннес подчинился.
Друзья же срочно связались по телефону с женой Вальтера Хильдой, а та в свою очередь позвонила в штаб Геринга, который к тому времени уже стал министром внутренних дел Пруссии. Тот отдал приказ: мекленбургская полиция несет лично перед ним полную ответственность за безопасность Стеннеса.
«Геринг в любом случае спас мне жизнь — и не однажды, а спасал многократно, — вспоминал Стеннес. — Я так до конца и не понял, почему он делал это. Он был, как и я, офицером и учился в кадетском корпусе на два класса старше меня — другой причины его благосклонности я не вижу. Возможно, он относился ко мне с уважением, потому что я никогда не скрывал своего мнения и открыто возражал Гитлеру, вместо того чтобы интриговать у него за спиной. Я полагаю, втайне он разделял многие мои взгляды, хотя и не высказывал никогда ничего подобного».
Затем Геринг приказал привезти Стеннеса в Берлин со всеми предосторожностями. Шеф мекленбургской полиции получил задание лично сопровождать его и «закоулками» доставить в следственный изолятор на Александерплатц. Здесь Вальтер почувствовал себя как дома — многие служащие тюрьмы помнили его еще с тех пор, как Стеннес служил в полиции. Обращались с ним предельно корректно, что его недругов отнюдь не устроило. И Стеннеса переводят в тюрьму-крепость Шпандау. Там он различными способами продолжал протестовать против своего ареста. И доиротестовался.
Его доставили в штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе. «После долгого заключения вы хорошо выглядите, — сказали ему там. — Испробуем-ка мы на вас другие методы».
Стеннссу надели наручники и отправили в Колумбия-хаус. Изначально это была обычная военная тюрьма. Но после прихода Гитлера к власти СС, по сути, «приватизировала» ее. Людей здесь доводили «до физического и морального совершенства», как любили выражаться новые хозяева застенка.
.. .Восемь десятков эсэсовцев выстроились квадратом. Их командир захлебывался от цинизма:
— Я долго ждал этого дня. Для меня огромная радость видеть вас здесь. Сейчас мы вам кое-что организуем. Вы не заслуживаете того, чтобы прожить еще день. Мы покончим с вами, и никто не сможет вас спасти.
Эсэсовец еще долго говорил о Гитлере, о Боге, и в этом было столько пафосного надрыва, что Стеннес, на секунду забыв об опасности, расхохотался.
— Увести! — раздался истеричный крик оратора в эсэсовской форме.
Стеннес вспоминал позже, что над ним издевались особым образом, пытаясь нагнать на него страх. Но не рассказывал, как именно. Из российских источников известно, что ему устраивали инсценировки расстрелов. Это выглядит вполне правдоподобно, по крайней мере, стыкуется с только что описанным эпизодом. Но Стеннеса—что странно — не пытали, не били, в то время как из соседних камер доносились истошные крики заключенных. Его даже не остригли наголо, как других невольников Колумбия-хаус. Комендант Родде почему-то берег его.
Страх, проникший во все поры души Стеннеса, не сковал его волю к жизни. Ее сковали... наручники. Для него они оказались куда большим оскорблением его чести и достоинства офицера, чем просто издевательства. Кто их, немцев, разберет...
Так или иначе, Стеннесу каким-то образом удалось стать тайным обладателем небольшого металлического крючка, который он целый день затачивал о стену, расхаживая по камере. Вечером он перерезал себе вены. Спасло его только то, что надзиратели обходили камеры, заглядывая в глазок, каждые десять минут. Хотя Стеннес потерял уже немало крови, тюремный врач не дал ему уйти на тот свет. Комендант Родде, узнав о мотиве, который побудил Стеннеса совершить попытку самоубийства, пообещал снять с него наручники, если тот даст слово чести, что не будет вторично пытаться свести счеты с жизнью. Вальтер дал слово, и с этого момента его руки были свободны. Вскоре Стеннеса снова перевели в следственный изолятор на Александерплатц, и Родде, надо полагать, был этому рад.
Собственно, никакой он был не Родде. Офицеры-эсэсовцы по договоренности придумали себе другие имена. Сейчас в это верится с трудом, но в первое время после прихода Гитлера к власти получившие полную свободу действий палачи все еще боялись возмездия. А «терпимость» Родде по отношению к Стеннесу объяснялась просто: в очередной раз вмешался Геринг. Он, правда, не смог предотвратить перевод Стеннеса в Колумбия-хаус, но по телефону предупредил коменданта, что тот будет расстрелян в течение 48 часов, если с головы Вальтера упадет хоть один волос.
