— Я привожу в книге в числе других примеров случай, когда в Нью-Йорке один из экспертов в области биологического оружия выбросился из окна отеля с десятого этажа— после того, как выпил бокальчик «Куантро», в котором, судя по всему, содержался не только ликер. Таких случаев множество. О них немало написано в США. Препараты, о которых вы спрашиваете, — конечно, они существуют. И это вам может подтвердить любой врач-психиатр.
— Один из ваших агентов-информаторов из контрразведки ФРГ предлагал вам доставить на блюдечке Штиллера за миллион марок. Вы отказались. А интересно, какие суммы «гонораров» вы могли себе позволить для источников в Западной Германии?
— В книге я описываю ситуацию с перекупкой голосов депутатов бундестага, когда оппозиция в лице правоконсервативного Христианско-демократического союза всерьез решила свалить правительство Брандта путем вынесения ему вотума недоверия. Ситуация была чрезвычайной. Если бы коалиционное правительство социал-демократов и либерал-демократов пало, то под угрозу была бы поставлена ратификация Московского и других «восточных» договоров. Нам заранее стало известно, что правой оппозиции удалось купить четырех депутатов от правящих партий. Контрмеры политического характера с нашей стороны в сложившейся ситуации были бы малоэффективны. И тогда я вспомнил о Юлиусе Штайнере, депутате бундестага от ХДС, который к тому времени превратился в наш информационный источник средней, я бы сказал, руки. Помню, выделил тогда из нашей кассы 50 ООО тысяч марок ФРГ, чтобы у парламентария появился стимул при голосовании пойти вразрез с линией собственной партии...
Какими же потрясенными были лица правых в день голосования 27 апреля 1972 года. Для победы, которая, как они считали, у них уже в кармане, им не хватило двух голосов.
— Вы пишете о визите Андропова в Берлин в 1968 году. Речь шла о событиях в Чехословакии. Как следует из книги, руководитель КГБ произнес тогда в достаточно узком кругу знаменательные слова: «Я полагаю, это неизбежно—заново обдумывать и обсуждать ленинский путь к социализму и социал-демократический путь». Я вот в связи с чем об этом вспомнил: сейчас немало слухов о том, что перестройка якобы была придумана КГБ.
— Слухов сейчас много. Из них, например, можно почерпнуть, что КГБ готовил так называемый запасной вариант для Германии. Что Хонеккеру и его приближенным уже готовили смену: Модрова, меня, ряд других людей. Что в Берлине была группа КГБ «Луч», которая занималась этим вопросом.
— Действительно была?
-— Если была, то без меня и моих знаний о ней. Я был уже на пенсии в тот период. По этим слухам, якобы все испортило возникшее в ГДР движение гражданского неповиновения. Оно смело «запасной вариант». В общем, в этих суждениях нет и толики правды, хотя публикаций на данную тему в Германии масса. Думаю, здесь опять имеет место переоценка роли спецслужб.
Что же касается Андропова, то, на мой взгляд, понимание необходимости того, что в системе надо что-то менять — и менять серьезно, — у него было. Андропов делал ставку не только на Горбачева, но в том числе и на него. Юрий Владимирович, возможно, полагал, что у него будет больше времени к нему присмотреться. Но сами идеи экономических реформ, политических преобразований — все это у Андропова уже было. Это я знаю. Я удивляюсь, почему Горбачев никогда не ссылался на своего, так сказать, духовного отца. Видимо, на то у него были причины. Но перестройка — это не оттого, что Андропов возглавлял КГБ. Еще больше, чем руководителем органов безопасности, он был идеологом. Хотя, конечно, он использовал аналитическую службу разведки для проверки своих идей. Целые страны рассматривал как поле для экспериментов. Я имею в виду Венгрию. У Андропова с Кадаром были очень близкие, доверительные, дружеские отношения.
— Одна из наиболее заметных фигур на политической сцене послевоенной Западной Германии — Франц Иозеф Штраус. У нас им разве только детей не пугали. В книге он не похож на себя — карикатурного. Он у вас «не только фанатичный пожиратель социалистов», но и «трезвомыслящий прагматик». Но некоторые ваши фразы воспринимаются как полунамеки. Наверное, поэтому журналисты мучают вас вопросом: не был ли он вашим агентом?
— Конечно, в ФРГ предметом нашего интереса была масса людей, которых мы называли «контактами». Для каждого такого контакта была своя кличка. В одном из недавних интервью я даже назвал кличку Штрауса—Гребац. Это у нас кто-то из сотрудников или агентов выдумал. Гребац в переводе с немецкого — это сокращенное «самый великий забияка всех времен». У целого ряда наших агентов были подходы к Штраусу. В том числе и но коммерческой линии. Он ведь жил на торговле с ГДР. У меня доказательств не было, но явно Штраус имел от этого и личные доходы. Позже контакты со Штраусом вял на себя руководитель ведомства коммерческой координации Шальк, который подчинялся непосредственно шефу МГБ Мильке. И нас от Штрауса как бы отрезали.
Конечно, Штраус не был агентом. Но интересным контактом для агентов был.
— В англоязычном издании ваша книга называется «Человек без лица»...
— Это не мой заголовок. Просто издатели сочли, что он больше отвечает вкусам и привычкам тамошних читателей, чем мое рабочее название «Точки пересечения». Я имею в виду точки пересечения человеческих судеб, о которых рассказываю, с моей собственной судьбой. (На русском языке книга вскоре увидела свет под названием «Игра на чужом поле». — Примеч. авт.) Лица же я никогда, как уже говорил вам, не терял.
—Во время вынуждешюй посадки в Афинах—в натовской стране — но пути в Африку вы тем не менее прятали свое лицо под фальшивой бородой.
—Я тогда, помшо, полчаса потратил, чтобы приклеить ее перед тем, как продолжить путь. Видимо, неплохо получилось, если бдительность греческих чиновников дала осечку.
А вообще моя карьера разведчика, можно сказать, началась с комичной «операции» с переодеванием. Прежде чем уйти на долгие десятилетия в разведку, я после войны полтора года состоял на дипломатической службе — в посольстве ГДР в Москве. Прощание же с ней состоялось на приеме, который наш посол устроил в отеле «Метрополь» по случаю второй годовщины образования восточногерманского государства. Перед этим молодые дипломаты долго не могли прийти к единому мнению с главой миссии относительно формы одежды. Посол настаивал на фраке. Мы же хотели надеть темные костюмы. Сошлись на смокингах. Но в них на приеме были только мы и официанты. Перепутать было легко. Митрополита Крутицкого и Коломенского Николая, прощавшегося после официальной части, я проводил до гардероба. Получил от него на чай трешку.
— Всеми признано: в своем деле вы — мастер. Но вы сегодня не в числе победителей. Считаете ли вы себя проигравшим?
— Нет. Конечно, прекрасная идея, которая нас воодушевляла, ушла надолго, пожалуй. В этом смысле мы все же проиграли. Но лично я не считаю, что моя жизнь была напрасной. Я думаю о творчестве отца, фильмах брата... Они оставили свой след в памяти людей. Вот и мои книги имеют успех. Наверное, не случайно.
Никто не может быть уверен, что новые поколения будут обязательно учиться на опыте предыдущих. Но мне хочется думать, что какой-то смысл в опыте моей жизни был — в опыте как положительном, так и отрицательном. И может быть, отрицательный-то окажется даже более полезным для тех, кто захочет, очистив от скверны извращений и ошибок, вновь вдохнуть жизнь в прекрасную утопию, которой мы служили и которая никогда не сойдет на нет.
