—Ничего себе конкурс. Могу представить, что местечко чиновника в штаб-квартире НАТО — лакомый кусочек.
— Очень лакомый. Как международные чиновники обитатели штаб-квартиры не платят налогов, пользуются многими дипломатическими привилегиями. Конечно, НАТО вынуждено было коррумпировать свой персонал. Я, к примеру, получал в месяц 16 тысяч марок—чистыми. Это прилично. Плюс к этому разного рода льготы.
— Один против семидесяти — и ты выиграл. Разведка ГДР была вправе гордиться тобой. Тебе достался счастливый билет на экзамене?
—Отнюдь. И кто-то все равно должен был выиграть. Но я отвечал всем требованиям. И все поставленные на экзаменах задачи решил — не буду скромничать — блестяще. В чем они состояли? Ну, к примеру, нужно было проанализировать политико-экономическую ситуацию в конкретной стране. Причем учитывалась не только глубина и точность анализа, но и его быстрота. Сыпались вопросы специального характера: о состоянии оборонной отрасли промышленности и так далее. При этом одновременно проверялось знание языков—в устной, письменной форме. В общем, после отсева большинства кандидатов я оказался в так называемом коротком списке. Позже я узнал, что в него не попал никто из представителей Германии, кроме меня. Кандидаты от министерств и спецслужб ФРГ провалились. А на вакантном месте, за которое шла борьба, как выяснилось потом, в НАТО хотели бы видеть немца. Это, вероятно, сыграло решающую роль. Так или иначе, через год я получил работу в штаб-квартире.
— Понятно, что 70 человек боролись не за должность вахтера. Какую же ты получил в итоге?
— Это было место во внутриполитическом отделе директората, ведавшего вопросами экономики. Возможности карьерного роста у меня были довольно ограниченными. Потому что более высокие служебные ступеньки были распределены между странами — членами блока. Я бы, к примеру, никогда бы не смог стать руководителем своего отдела, потому что это кресло на веки вечные было отдано французам. И тем не менее для меня, как разведчика, моя позиция оказалась чрезвычайно выгодной.
Отдел был целиком вовлечен в цикличный процесс стратегического планирования НАТО, в разработку директивных указаний для министров обороны стран-участниц, постановку целей и задач для вооруженных сил. Ведь любое военное планирование должно иметь экономическое, финансовое обоснование, которое зависит от сложившейся на данный момент в стране или группе стран политической и экономической конъюнктуры. Поэтому в документации штаба планирования НАТО всегда присутствовали пассажи или главы, содержащие экспертные оценки экономистов: расчеты, прогнозы, рекомендации. Посредством этого я был посвящен во все аспекты планирования НАТО. На своей ступеньке служебной лестницы — во все.
— То есть тебе даже не надо было, что называется, добывать необходимые секретные материалы?
— Все попадало на мой стол автоматически. И изучать, анализировать секретные бумаги было моей главной задачей как сотрудника штаб-квартиры НАТО. Кроме того, «коллеги» скоро открыли во мне неплохие задатки оратора, и я стал выступать на различных серьезных мероприятиях, на презентациях. Я был постоянно на виду. Меня регулярно приглашали в качестве докладчика на сессии Парламентской ассамблеи НАТО. Я выступал с речью во французском Сенате, на форуме министров иностранных дел стран — членов блока в Мадриде. Вместе — и по сути наравне — с министром обороны в администрации Рейгана Уайнбергером я отвечал на вопросы аудитории во время одной из подиумных дискуссий. В НАТО настолько доверяли мне, что даже послали в Россию для участия в конференции по проблемам конверсии в аэрокосмической отрасли. Это было в октябре 1992 года, конференция проходила на юго-западе, в бывшем здании одного из партийных учебных заведений. Собственно, приглашение я получил из ООН. Пригласили меня в качестве эксперта, который должен был обозначить главные темы для обсуждения. Я был востребован всеми. Во всех столицах у меня устанавливались хорошие личные контакты. Если у НАТО или у меня лично возникала проблема, то я зачастую быстро решал ее неофициальным путем.
Так случилось, что уже в 1983—1984 годах моя репутация в НАТО была настолько высока, что при разработке новых проектов в адрес моего высшего непосредственного начальства — шефа политического отдела, немца в ранге посла — тут же поступали запросы относительно включения меня в рабочую группу.
Могли обратиться и ко мне лично. Я, конечно, отвечал, что у меня работы и так по уши, но что я непременно помогу. Таким образом я держал в поле зрения буквально все, что представляло интерес с точки зрения моей первой, главной профессии.
—Даже если ты обладаешь фотографической памятью, могу предположить, что она вряд ли была рассчитана на огромное количество документов, проходивших через твои руки. Насколько сложно было переправить их за пределы штаб-квартиры?
— В моей ситуации всегда больше толку от фотографической камеры, чем от фотографической памяти.
Бывало — и не раз, — когда я выносил документы просто в портфеле.
— Прославленные советские разведчики пользовались «Миноксом» — как Джордж Блэйк, к примеру.
— Нет, моя камера была еще меньше, ее изготовили по спецзаказу в техническом отделе Главного управления разведки ГДР.
— Даже самая маленькая камера вырастет в огромную проблему, если ее обнаружат и проявят к ней интерес.
— Риск присутствовал всегда. Контрольные проверки проводились регулярно, но при этом всегда неожиданно.
— Приходилось обманывать металлоискатели?
— Да нет, все было гораздо проще: раздевали до нижнего белья. Не одного меня, разумеется. Мои товарищи сделали все для того, чтобы свести риск к минимуму. Для проноса микрофильмов и самой камеры у меня были тщательно продуманные и безупречно изготовленные контейнеры. Множество. Теннисная ракетка-контейнер, зонтик-контейнер и так далее.
— Все это техническое оснащение специально разрабатывалось для конкретного человека, для тебя?
—Для моих условий и потребностей. В Главном управлении разведки ГДР поначалу были настроены категорически против такой практики. Мне постоянно говорили о человеческом факторе, о способности даже самых собранных и осторожных людей допускать непростительные и только на первый взгляд незначительные ошибки. Допустим, я где-то по досадной случайности оставил камеру. Или допустил оплошность в обращении с контейнером. И вот уже в руках моего противника — улика, вещественное доказательство. Совершенно иная ситуация, говорили мне, если я выношу со службы несколько документов и на этом попадаюсь при проверке. Это не так уж страшно. Всегда можно сказать, что я не выложил документы из портфеля по забывчивости или взял их, чтобы поработать дома: мол, дело не терпит отлагательств. В худшем случае ты лишишься работы, наставляли товарищи, но это будет недостаточным основанием, чтобы посадить тебя в тюрьму. Безопасность прежде всего, подчеркивали в Главном управлении разведки ГДР.
Собственно, убеждать меня в этом не было нужды. Я сам все отлично понимал. Но каждый раз возражал: без техники работа станет значительно менее продуктивной. Многие очень важные вещи будут уплывать у нас из рук. В конце концов мне сказали: ты сам должен решать.
