«… – к северу от устья р. Сан немцы могут иметь на фронте Мемель – Седлец до 123 пехотных и до 10 танковых дивизий и большую часть своей авиации;
– к югу от устья р. Сан – до 50 пехотных и 5 танковых дивизий с основной группировкой их в районе Холм, Тамашув, Люблин» (15, 1992, № 1, с. 25).
За исключением отдельных деталей вермахт наступал именно по тем направлениям, о которых говорилось в докладе, и почти указанными силами. Показательно, что Тимошенко и Мерецков игнорировали договор о ненападении. По завершении кампании в Франции им было понятно: пакт о ненападении роль прикрытия для Гитлера сыграл и более не станет препятствием для начала войны с Советским Союзом. Оставалось исходить из реальности и готовиться к неизбежному.
Какой план действий предложили военачальники Сталину для отражения предполагаемой агрессии?
«1. Активной обороной прочно прикрывать наши границы в период сосредоточения войск.
2. Во взаимодействии с левофланговой армией Западного фронта силами Юго-Западного фронта нанести решительное поражение люблин-сандомирской группировке противника (в июне 1941 г. это соответствовало 1-й танковой группе и 6-й армии группы «Юг». – Б.Ш.) и выйти на р. Висла.
…4. Активными действиями Северо-Западного и Западных фронтов сковать большую часть сил немцев к северу от Брест-Литовска и в Восточной Пруссии, прочно прикрывая при этом минское и псковское направления» (15, 1992, № 1, с. 27).
То есть сама необходимость отражения будущих ударов вермахта диктовала и районы контрударных группировок советских войск, в частности, сосредоточения их во львовском и белостокском выступах. Задача этих группировок состоит в том, чтобы нанести удар во фланг и тыл наступающим германским войскам.
Логика оценки ситуации приводила к вполне определенной логике превентивных мер.
Все в этих проектах директив было четко и ясно. На основе конфигурации советско-германской и советско-румынской границ делался вывод о наиболее перспективных для противника направлениях наступления. А исходя из направлений возможных ударов предлагалось наиболее рациональное сосредоточение советских войск.
Ретроспективно можно уверенно утверждать: предложения по отражению грядущей агрессии были весьма основательными, взвешенными и оперативно обоснованными. Казалось бы, оставалось положить в основу оборонных мероприятий положения этого доклада и спокойно (напомню: стоял сентябрь 1940 г.!) и целеустремленно готовить вооруженные силы к неизбежному. Почему точность оценки будущих событий не была реализована? Может быть, у военного руководства не хватало ясного понимания того, к какой войне готовить армию?
Об оперативной подготовке С.К. Тимошенко у историков нет единого, устоявшегося мнения. Его затмили военачальники следующей волны – Г.К. Жуков, К.К. Рокоссовский, А.М. Василевский. Поэтому есть смысл привести обширные выдержки из его речи на совещании высшего командного состава Красной Армии 31 декабря 1940 г., дающей достаточно внятное представление об оперативно-стратегических взглядах нового наркома обороны.
Маршал С.К Тимошенко докладывал: «…в области оперативного искусства, в области фронтовой и армейской операции происходят крупные изменения.
Прежде всего важно отметить, что массированное применение таких средств, как танки и пикирующие бомбардировщики, в сочетании с моторизованными и мотоциклетными войсками, во взаимодействии с парашютными… десантами… обеспечило… высокий темп и силу современного оперативного наступления.
Наступательные операции во время войны 1914–1918 гг. захлебывались только потому, что темпы наступления и темпы подхода оперативных резервов обороны были одинаковы. Обороняющийся при прорыве всегда успевал организовать новое сопротивление в глубине. Немецкие танковые дивизии в 1939–1940 гг. упредили подтягивание этих резервов… Не случайно немцы применили новое построение для прорыва с танковыми дивизиями впереди. Их к этому принудила безнадежность попыток прорыва в войну 1914–1918 гг. Они правильно учли, что сила и успех современного наступления – в высоком темпе и непрерывности наступления» (16, с. 338–339).
Все верно. Именно так немцы наступали и в 1941 г… Но нарком не забыл и про оборону.
«Опыт войны показывает, что современная оборона не может ограничиться одной тактической зоной сопротивления, что против новых глубоких способов прорыва необходим второй и, пожалуй, третий оперативный эшелон обороны, состоящий из оперативных резервов, специальных противотанковых частей и других средств… При этих условиях оборона приобретает вновь свою устойчивость и сохраняет все права гражданства в будущем» (16, с. 341).
«7. Оборона сама должна носить в себе идею маневра. Во всех случаях оборона должна преследовать цель: заставить наступающего противника принять бой в невыгодных для него условиях, с тем чтобы, используя заранее выбранную и подготовленную местность, организованную систему огня всех видов, нанести противнику наибольший урон, сломить его наступление и тем самым подготовить предпосылки для собственного перехода в наступление».
Стоит отметить – именно по такому рецепту была организована битва на Курской дуге.
«Оборона должна быть… противотанковой, рассчитанной на отражение массовой танковой атаки… – порядка 100–150 танков на километр фронта» (16, с. 342).
Правильность этих положений доклада наркома подтвердил самый главный судья – война. Но раз все так чудесно складывалось – и нарком был передовой, и начальник Генерального штаба понимающий, – оставалось разработать соответствующие, уже детализированные, оперативные планы и готовить по ним войска приграничных округов. Время торопило, тем более что в «Акте о приеме Наркома Обороны Союза ССР тов. Тимошенко С. К. от тов. Ворошилова К.Е.» констатировалось: «…к моменту приема и сдачи Наркомата Обороны (Тимошенко был назначен наркомом обороны вместо Ворошилова в марте 1940 г. – Б.Ш.) оперативного плана войны не было…» (15, 1992, № 1, с. 8).
Но далее началось нечто странное. Дадим слово участникам событий – тем командирам, которые 22 июня 1941 г. встретили удар вермахта первыми. Свидетельства были собраны Военно-научным управлением Генштаба Советской армии в начале 50-х гг. и опубликованы «Военно-историческим журналом» в 1989 г. в третьем номере.
Генерал П.П. Собенников (бывший командующий 8-й армией): «Командующим я был назначен в марте 1941-го. Должность обязывала меня прежде всего ознакомиться с планом обороны государственной границы с целью уяснения места и роли армии в общем плане. Но, к сожалению, ни в Генеральном штабе, ни по прибытии в Ригу в штаб ПрибВО я не был информирован о наличии такого плана. В документах штаба армии… я также не нашел никаких указаний по этому вопросу… Лишь 28 мая 1941 года я был вызван… в штаб округа, где командующий войсками генерал-полковник Ф.И. Кузнецов наспех ознакомил нас с планами обороны…»
Генерал И.П. Шмелин (бывший начальник штаба 11-й армии Прибалтийского округа): «Такого документа, где бы были изложены задачи 11-й армии, не видел…».
