Два скомороха тотчас начинали вертеться по кругу».
Я очумело стоял у помойных бачков, судорожно соображая: насколько комична эта ситуация – в нескольких метрах от нас два пса молча и беззлобно пытались разорвать мешок с какой-то тухлятиной. И тут вступил в разговор третий персонаж, до того молчавший.
– Как-то давно я был главным конструктором проекта на станкозаводе. И поехал я в командировку в город Самарканд на установку и наладку нового станка с числовым программным управлением. В первый же день меня пригласил в гости их главный инженер, он жил где-то в «старом городе», на улице, похожей на глинобитный желоб с неприметными дверками… Все так очень колоритно, по-восточному. Так вот, перед возвращением с работы домой он зашел на базар, чтобы купить сладости и хлеб. Базар настоящий, чудесный: и наркотик местный, насвай, кучками лежит, и зубы вырвать можно прямо тут, сидя на какой-то табуреточке. Но Анвар, так звали конструктора, завел меня в низкую конуру, за висящими коврами и ширмами, и там ему продали за какие-то бешеные деньги книжку, не поверите – «Королеву Марго». Он сразу, вроде даже как извиняясь, объяснил мне: «Понимаешь, у меня четыре жены: три наших, узбечки, правильных – неграмотных, а четвертая – русская москвичка, грамотная. Так вот москвичка моя читает моим трем другим женам книжки вслух, пока те работают. Только что прочитала „Графа Монте-Кристо“ и велела купить „Королеву Марго“. Так вот Вельдяй у нас как та грамотная жена: читает вслух, а мы разбираем мешки да „Агдам“ попиваем.
– Ну, «Агдама»-то и я с вами выпью с удовольствием, – возбудился Вельдяй и тут же потух.
На том разговор и закончился. Я шел, фантазируя: какие перлы могут оказаться в шкафу, стоящем в подвале! Сам я очень любил старинные книги и знал, что вкусные книжки попадаются только в библиотеках людей с хорошей эрудицией.
К сожалению, следующая моя встреча с бригадой бомжей-эрудитов оказалась для меня и последней, и очень печальной. Рано утром мне в дверь позвонили. Я глянул в глазок – там стоял «инженер со станкозавода»: увы, я даже не знал его имени. Я открыл.
– Иваныч, Вельдяй помер сегодня. Цирроз, как у всех у нас. Хоронить будем ночью. Если хочешь попрощаться, приходи. Знаешь куда!
– Знаю.
– Вот и все.
В тот день я поехал на работу с обеда и специально мимо расселенного дома, в подвале которого последний год обитал Вельдяй с его бригадой и где он сейчас лежал рядом со своими книгами, собранными на помойках, рядом со своим Гомером.
Экскаватор с подвешенной чугунной бабой стоял отдыхая. Над разрушенным каменным купеческим особнячком старательными навозными жуками копошились два трактора-бульдозера, завершая черновую планировку. Они ничего не знали ни о Вельдяе, ни о Гомере. Да и зачем!
XVI. Памятник на откосе
Не помню, когда я видел его в последний раз, но бегло, поверхностно оглядываясь назад, я четко и выпукло представляю себе нашу первую встречу. Мне двенадцать лет. Папа провожает меня в пионерский лагерь «Курмыш». Мы стоим в вестибюле какого-то учреждения с моим детским рюкзачком и ждем автобус. В большом фойе много детей с родителями, и как-то отдельно от всех стоит крупный красивый мужчина в полотняных бежевых брюках, сандалиях на босу ногу и светлой безрукавке-распашонке навыпуск. Он был, по-моему, седой. Потом, всю жизнь, он мне не казался седым, но в той картинке из детства помнится седым или, может, пегим. Внешность его, движения, взгляд создавали впечатление открытости. Мужчина щепотками доставал из газетного кулька изюм, отправлял его в рот и с удовольствием ел.
Папа осмотрел вестибюль, заметил мужчину, радостно поприветствовал его и, подойдя, шутливо заметил:
– Сережа! Изюм-то ведь, наверное, немытый? Как ты его ешь?
– Я, Ваня, подумал об этом. Да ведь, кроме аскарид, ничего не будет.
Отведя папу в сторону, я как можно тише и деликатнее спросил у него:
– Кто это?
– Это «памятник»! Это – Сережа Жевакин. Ему памятник стоит на Откосе, около гостиницы «Россия». Ты его много раз видел. Я потом как-нибудь тебе о нем расскажу.
…Но не рассказал. Судьба сложилась так, что я сам узнал этого человека достаточно близко. Он стал для меня легендой, и сейчас, рассказывая о нем, мне кажется, что-то я уже и прифантазировал.
Таким я его увидел впервые.
Я с ним сталкивался десятки, нет – сотни раз: несколько лет мы работали в одном институте и встречались почти ежедневно в коридорах, приветствовали друг друга, справлялись о здоровье, делились впечатлениями о спортивных событиях. Но втайне от всех, всегда играя и не сознаваясь в этом даже себе, мы знали, что нас объединяет одна общая страсть: старые книги. Мы, как братья масонского ордена, узнавали друг друга по едва уловимому акценту, и раз в два-три месяца он незаметно кивал мне головой и приглашал в свой профессорский кабинет, где хвастался новыми приобретениями.
Принципов его собирательства я так и не понял, хотя книг он покупал много, выписывал художественные журналы и перечитывал их. Приобретал книги и журналы по специальности, заказывал и получал массу каталогов различных музеев и аукционных домов, – и все это сваливалось в огромной квартире на Верхневолжской набережной. Потом под библиотеку, точнее под книги, была куплена еще одна квартира, и она тоже была битком забита. Многие редкие издания у него были в нескольких экземплярах: «Мудрость Пушкина» М. О. Гершензона – четыре штуки, причем три из них с сохранившейся и не вырезанной цензурой статьей «Скрижаль Пушкина»; «Тарантас» В. А. Соллогуба – три штуки, две из них с автографами видным деятелям русской культуры, не помню кому. При всем этом никакого каталога библиотеки он не составлял, хотя какие-то принципы, конечно, были.
Однажды июльским днем мы объезжали с ним опустевший от жары город, заходя во все книжные магазины и болтая на околокнижные темы: актуально ли переиздание «Вех» (шел 1975 год) и надо ли иллюстрировать «Письмовник» Курганова. В когизе на площади Горького он неожиданно со вздохом снял с полки двухтомник «Воспоминания о Валентине Серове» и с грустью сказал:
– Куплю! Третий уже покупаю. Прекрасное издание, но у него есть один недостаток. Знаете какой?
– Какой?
– Стоит на полках!..
Очень быстро меняется менталитет человека, и сейчас многие современные молодые люди не поймут глубины юмора этого замечания: в те годы, чтобы насладиться приобретением хорошей вещи, ее надо было достать!
Другой мой хороший знакомый, с которым мы любили поболтать о книгах и книжниках, глухой профессор Виктор Иванович кричал на всю Свердловку, горячо жестикулируя и комментируя поступок своего коллеги:
