В Москву руководящих офицеров-контрразведчиков собирали на расширенное совещание по вопросам оперативного взаимодействия с территориальными органами госбезопасности, внутренних войск и милиции на освобожденных территориях. Обстановка тут была крайне напряженной, особенно в западных, освобожденных весной и летом 1944 года областях страны: здесь встречались даже группы немцев-окруженцев, не говоря уже о разного рода «лесных братьях», шпионах, дезертирах, бандитах и прочем сброде. Смоленск был освобожден от немецко-фашистских оккупантов еще в сентябре 1943 года, но и здесь работы хватало — как территориальным органам НКВД-НКГБ, так и военной контрразведке. Буквально месяц назад на Смоленском железнодорожном узле была обезврежена крупная абверовская резидентура — целая шпионская сеть из немецких агентов и их пособников, ведущих регулярное наблюдение за железнодорожными воинскими перевозками. Причем они осуществляли регулярную радиосвязь с разведцентром абвера за линией фронта, противнику становилась известна ценнейшая информация военно-стратегического характера…
В Москве Горобец пробыл всего два дня, но впечатлений от поездки набралось немало: вместе с группой коллег-офицеров, удостоенных высоких правительственных наград (за операцию по Смоленскому железнодорожному узлу Горобец был награжден орденом Красной Звезды), он был принят самим генерал-полковником Виктором Абакумовым, начальником ГУКР («Смерш»), Высокий, с мощной фигурой и зачесанными назад черными волосами, Абакумов был сравнительно молод для такого высокого поста — он родился в Москве в 1908 году, а за последние восемь лет прошел путь от простого оперуполномоченного НКВД до начальника Главного управления контрразведки и заместителя наркома обороны СССР. Несомненно, такому стремительному взлету могло быть только одно объяснение: в свое время на него обратил внимание и оказал доверие сам И. В. Сталин. Кстати, генерал-полковник поделился с присутствующими офицерами-контрразведчиками любопытным эпизодом, касающимся непосредственно их ведомства. В апреле 1943 года в Москве на совещании в Кремле, на котором был создан «Смерш», председательствовал Сталин — Верховный главнокомандующий Вооруженных сил СССР и председатель Государственного Комитета Обороны. Было решено преобразовать Управление особых отделов НКДВ СССР в Главное управление контрразведки. Первоначально военную контрразведку предполагалось назвать «Смернеш» — от лозунга «Смерть немецким шпионам», распространенного в годы войны. Но Сталин вмешался и сказал:
— Почему мы должны иметь в виду только немецких шпионов? Разве разведки других империалистических государств не действуют против Советского Союза? Давайте назовем коротко — «Смерш», от фразы «Смерть шпионам».
Далее Сталин в короткой речи подчеркнул огромное значение военной контрразведки в условиях войны и взял ее под личный контроль, а руководителем тогда же был назначен Виктор Семенович Абакумов…
Ранним утром, когда было еще темно, на вокзале в Смоленске подполковника Горобца встретил прямо у вагона его заместитель, майор Миронов:
— Здравия желаю, товарищ подполковник!
— Здравствуй, Николай Петрович! Ну, докладывай, что у вас тут новенького? — Горобец протянул ему руку, в свою очередь Миронов — кадровый офицер еще с довоенной поры, как-то особенно красиво, как получается только у старослужащих, отдал честь и только потом пожал протянутую руку.
— А у нас тут, товарищ подполковник, крутая каша заваривается! — Майор взял у Горобца чемодан, и они направились по перрону к зданию вокзала. — Вчера докладывал, виноват, не вчера, а уже сегодня ночью я докладывал по ВЧ в Москву, в Главное управление и, естественно, в округ — генерал-майору Орлову.
— Знаю. Ночью на промежуточной станции стояли больше часа — пропускали литерные воинские эшелоны. Ну, я и не выдержал, звонил от военного коменданта дежурному по нашему управлению. Сейчас поедем в отдел — там все обрисуешь!
— Товарищ подполковник! Юрий Иванович, может, сначала на квартиру: отдохнете чуток с дорожки, а уж после в отдел?
— Некогда отдыхать! Отдыхать будем после войны, на лучших курортах Германии!
Офицеры рассмеялись и, миновав здание вокзала, вышли к автостоянке у привокзальной площади, где их поджидала служебная «эмка» с сержантом Пастуховым за рулем.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться! — не удержался водитель от вопроса, едва поприветствовав начальника. — Как там Москва?
— Разговорчики! — оборвал его майор, который закрыл дверцу за подполковником, севшим на заднее сиденье, — сам он устроился впереди, рядом с водителем. — Ты, Николай, как баба любопытная, лезешь с расспросами, а человек устал с дороги, не до тебя!
— Нет, почему же, вопрос законный. — Горобец даже улыбнулся. — А Москва такая же красивая, там теперь салюты чуть не каждую неделю — в честь побед на фронтах нашей доблестной армии!
Пока ехали по смоленским улицам, в этот утренний час абсолютно темным (в городе строго соблюдался режим светомаскировки), подполковник с любовью говорил о нынешней своей встрече со столицей: Юрий Иванович Горобец был потомственный москвич, в мирные годы он работал парторгом в крупном научно-исследовательском институте; война заставила сменить профессию. Был он отчасти похож на своего заместителя: такой же коренастый, крепкий — разве что седина выдавала, что он старше Миронова на двенадцать лет.
Когда приехали в отдел, отпустили водителя отдохнуть — Николай, впрочем, как и сам Миронов, в эту ночь так и не сомкнул глаз. Капитана Горячева и лейтенанта Горохова, которые прибыли с места задержания вражеских агентов только под утро, майор отправил часом раньше — сейчас они спали, не раздеваясь и укрывшись шинелями, здесь же, в караульном помещении. Ну а Миронов с подполковником поднялись на второй этаж, в кабинет начальника оперативно-разыскного отдела контрразведки. Офицеры сняли шинели и фуражки, при этом Горобец предстал перед замом во всем великолепии парадного кителя, брюк и отменных хромовых сапог. На кителе, сверкающем позолотой пуговиц и погон, среди других наград выделялся новенький орден Красной Звезды. Этот парадный мундир и сапоги Горобец использовал только в самых торжественных случаях и, конечно, не мог не надеть для поездки в Москву. Майор поздравил своего начальника с наградой, а тот сразу прошел в угол кабинета, отгороженный большим шкафом, где стояла скромная кушетка для отдыха, — Горобец частенько работал допоздна и ночевал здесь же, в этом закутке за ситцевой занавеской. Подполковник вышел оттуда уже переодетым: в повседневной гимнастерке с полевыми погонами и простых брюках-галифе, заправленных в обычные яловые сапоги. В продолжение начатой в дороге темы ненадолго вернулись к разговору о Москве и семье Горобца, которая там проживала.
Затем контрразведчики перешли к служебным делам: майор подробно доложил о событиях предыдущих суток — задержании Раскольникова и последующем захвате остальных абверовских агентов-парашютистов в лесной избушке (одного из них мертвого, к сожалению). Раскольникова и радиста, фамилия которого была Ярыгин, благополучно доставили в отдел и разместили в полуподвальном помещении, в камерах для задержанных. Ярыгину оказали медицинскую помощь, наложили гипс на сломанную ногу, и, похоже, его состояние несколько улучшилось. Рация со всеми принадлежностями в исправном состоянии была доставлена сюда же: вместе с арестованными ее привезли Горячев с напарником-лейтенантом. Пока подполковник внимательно изучал уже имеющиеся документы по данному делу: протокол допроса Раскольникова, предварительные показания радиста, а также рапорты оперативников, — майор успел вскипятить на электроплитке чайник и заварить крепкий, душистый чай, привезенный Горобцом из Москвы. Чай пили молча: начальник отдела, прочитав бумаги, надолго задумался, и Миронов не хотел ему мешать, зная манеру подполковника с ходу прокручивать в голове всевозможные варианты оперативных разработок. Вскоре Горобец, похоже, пришел к определенным выводам, удовлетворенно хмыкнул и повернулся к заму:
