— Что, представили себя в роли камикадзе? Что при этом вы почувствуете? Как начнут дрожать ваши руки за рычагами управления и куда вы вообще «зарулите» в таком душевном состоянии?! В лучшем случае — в ближайшее болото, в гости к лягушкам!
Последнюю уничижительную фразу Шелленберг произнес уже с металлическими нотками в голосе. Штандартенфюрер густо покраснел, но не осмелился возразить старшему по званию, генералу СС, хотя скорее всего остался при своем мнении — отличном от точки зрения Скорцени и его шефа, начальника 6-го управления.
В помещении на несколько мгновений повисла тишина, потом раздался примиряющий голос Кальтенбруннера:
— Успокойтесь, господа! Примем точку зрения Скорцени, пусть не бесспорную, и продолжим дальнейшее обсуждение. Я вижу, желает высказаться наша «медицина»? Что же, предоставим слово доктору Гроссу — вы, майор Скорцени, пока можете пройти на место.
Эрвин Гросс, единственный из участников совещания в строгом штатском костюме — черной «тройке» и того же цвета галстуке, попытался встать, но обергруппенфюрер остановил его небрежным взмахом руки:
— Господа, я же просил всех выступать не вставая, если в этом нет особой необходимости, — у нас деловое совещание, а не официальный прием в рейхсканцелярии! Слушаем вас, герр доктор!
Гросс, пожилой и невысокий сухощавый мужчина в пенсне, с профессорским лицом и старомодными манерами, чуть наклонил седую голову — как бы в знак согласия со словами генерала, потом поднял взгляд на Скорцени и негромко произнес:
— Я с вами полностью солидарен, господин майор: пилот самолета-снаряда должен иметь хоть какой-то шанс остаться в живых. — Доктор чуть повысил голос и далее заговорил, обращаясь уже ко всем присутствующим: — Господа! Я являюсь специалистом в той области психологии, которая изучает воздействие на человека экстремальных, стрессовых ситуаций. Мною изучался и обобщался для отдела 6S опыт боевого использования в Японии так называемых камикадзе, то есть смертников, или, как их еще называют, «людей-торпед». Этих несчастных в прямом смысле слова «накачивают» наркотическими препаратами перед последним, так сказать, боевым применением. Но, заглушая в человеке естественный страх за свою жизнь, полностью подавляя природные рефлексы и инстинкты, в том числе самосохранения, эти препараты попутно затормаживают все остальные процессы в нервной системе. Иными словами, резко замедляются мыслительные способности человека, быстрота его реакций, возможность принимать верные решения. Что ведет к сбоям, если таким техническим термином можно назвать ошибки, которые проявляются в действиях людей в боевых условиях. Это хорошо видно из японского опыта: их самолеты-торпеды в большинстве случаев не достигают цели — причем в дневное время суток и при наличии прямой видимости объектов атаки.
— Прямой наводки, как говорят артиллеристы! — вставил слово генерал-майор Дорнбергер.
— Именно так, коллеги! Японцы-смертники промахиваются почти в идеальных условиях! А задача пилота нашей «ФАУ», как пояснил майор Скорцени, неизмеримо сложнее: провести ракету ночью, почти «вслепую» по приборам на расстояние свыше ста километров, да еще ювелирно точно навести на крошечную цель, небольшую по размерам постройку — это вам не американский авианосец! Поэтому наш пилот должен быть максимально собран, мобилизован, иметь ясный рассудок, чтобы адекватно реагировать на сложнейшую обстановку боевого полета. Никаких наркотиков — только успокоительные препараты, которые мы ему, конечно, дадим. Но главное: пилот должен иметь надежду выжить и спокойно делать свою работу с незамутненным сознанием — я в этом убежден! Естественно, мы проводим соответствующую психологическую подготовку с отобранными кандидатами, что входит составной частью в курс обучения пилотов «ФАУ».
— Спасибо, господин доктор! — Кальтенбруннер посмотрел на свои наручные часы и покачал головой. — Непостижимо быстро летит время! Думаю, небольшой перерыв нам не повредит!
Затем он поднялся с кресла, вслед за ним встали все остальные.
— Господа! Перерыв двадцать минут! — обергруппенфюрер нажал кнопку электрического звонка на письменном столе, и в дверях кабинета почти сразу возникла фигура дежурного офицера. — Шульц, распорядитесь насчет кофе и бутербродов для наших гостей!
…Участники совещания возобновили свою работу с немецкой пунктуальностью — в этом им благоприятствовала погода. С раннего утра небо над Берлином затянули низкие и тяжелые грозовые тучи: по этой причине до полудня не было налетов вражеской авиации, и собравшиеся у Кальтенбруннера специалисты без помех обсудили все запланированные вопросы, Скорцени продолжил доклад и пояснил, что бомбардировщик «Хенкель-111» после сброса у цели самолета-снаряда должен вернуться на тот же аэродром «подскока». При условии быстрого и бесшумного захвата этого аэродрома, во время которого охрана не успеет подать сигнал тревоги, вполне возможно принять самолет-носитель второй раз за ночь и снова дозаправить. Далее на борт «Хенкеля» должны подняться десантники-диверсанты для возвращения на базу, в Восточную Пруссию.
Вальтер Дорнбергер, специалист-ракетчик, очень доходчиво сделал обзорное сообщение по техническим вопросам предстоящей акции. В частности, по проблеме особо точного наведения на цель управляемой «ФАУ» по радиолучу от так называемого «маячка», а также использования пилотом новейшей разработки — прибора ночного видения. Штандартенфюрер Шмидт в этой связи поинтересовался: почему нельзя направить на цель не отдельную ракету, а целиком весь самолет? В ответ майор люфтваффе, сидящий рядом с полковником Дитцем, подробно доложил о глубоко эшелонированной системе ПВО русских на подступах к Москве и особенно вокруг режимных объектов: преодолеть ее возможно только при помощи скоростной, низколетящей и малой по размерам ракеты. При том, что вес взрывчатого вещества «ФАУ-1» достигает почти восьмисот килограммов, что гарантирует взрыв огромной разрушительной силы!
Совещание продолжалось в общей сложности около пяти часов и охватило весь спектр вопросов предстоящей операции — от организационных до сугубо технических. К этому и стремился Кальтенбруннер, который выступил с заключительным словом:
— Господа, я удовлетворен! Понимаю, что среди собравшихся есть весьма узкие специалисты: медики, инженеры-ракетчики, представители ВВС и других служб. Я не случайно посчитал полезным собрать всех вместе — это поможет лучшей координации при проведении операции. Все подразделения должны работать слаженно, как часовой механизм! Шелленберг, вам есть что добавить?
— Так точно! Начальникам подразделений и служб, начиная с завтрашнего утра, докладывать мне лично обо всех мероприятиях по данной теме дважды в день — утром и вечером. При возникновении нештатных ситуаций — в любое время суток! Операция «Прыжок тигра» вступает в финальную стадию предположительно через семь дней, исходя из этого объявляется недельная готовность для всех ее участников! — Шелленберг повернулся к начальнику РСХА. — У меня все, господин генерал!
— Вот и отлично! На этом наше совещание объявляю закрытым! — Кальтенбруннер встал и энергично выбросил руку в нацистском приветствии. — Хайль Гитлер!
