Скорцени захлопнул «Личное дело», встал и положил папку обратно в сейф. Прочитанное еще раз убедило его в правильности выбора для ответственной операции именно этого агента.
«Такой не должен подвести, — размышляя, майор подошел к окну, наглухо задрапированному в это время суток светомаскировочной шторой, потом снова присел на диван, — обратной дороги для Яковлева уже нет, увяз по уши. „Товарищи“ таких не прощают, и он это должен понимать, не мальчик. Так что, если жив, выйдет на связь — пусть и по запасному варианту. Подождем!»
У Скорцени еще свежи были в памяти недавние тренировочные занятия агентов-парашютистов на базе во Фридентале. Он лично экзаменовал Яковлева на предмет владения оружием и приемами рукопашного боя и остался весьма доволен. При среднем росте и телосложении Крот обладал недюжинной физической силой и отличной реакцией: до войны занимался боксом и даже дошел до первого разряда. Неплохо владел немецким, шифровальным и радиоделом, хорошо водил автомобиль (получил водительские права еще в сороковом году), кроме того, был весьма неглуп и находчив в нештатных ситуациях. Две предыдущие заброски в советский тыл и благополучные возвращения говорили сами за себя, лучше любых анкет и характеристик.
«Думаю, все же не ошибся в этом человеке, — подвел итог своим размышлениям штурмбаннфюрер, — однако в любом случае надо готовить к выброске резервную группу!»
Скорцени прекрасно отдавал себе отчет в том, что группа Крота могла попасть в засаду, — таковы жестокие реалии их профессии. Но при любом раскладе надо было со всей решимостью действовать дальше — штурмбаннфюрер не привык отступать и сдаваться. Он энергично снял трубку внутреннего телефона, вызвал гараж и приказал подать автомобиль к подъезду ровно через десять минут. Время было слишком раннее, и завтракать еще не хотелось. Солдат-ординарец приготовил ему в дорогу термос с крепчайшим, как он любил, кофе — притом не эрзацем из смеси ячменя и желудей, настоящим бразильским кофе, который в Германии сорок четвертого года могли себе позволить очень немногие. Подобными деликатесами Скорцени периодически снабжал его старинный приятель-дипломат, бывавший в командировках в нейтральной Швейцарии. Майор налил себе чашечку, а термос положил в дорожный кожаный портфель — туда же сунул извлеченные из верхнего ящика стола материалы для доклада на предстоящем совещании. Потом неспешно выпил кофе и начал одеваться: шинель застегнул на все пуговицы (по утрам уже было довольно холодно), надел фуражку, подпоясался ремнем с кобурой. Из тумбочки письменного стола достал пистолет: небольшой и компактный «зауэр» калибра 7,65. Предварительно проверив наличие патронов в магазине, поставил его на предохранитель и сунул в боковой карман форменных брюк-галифе. Это была профессиональная привычка офицера войск спецназначения: один пистолет (Скорцени предпочитал мощный «вальтер») находился в кобуре, на виду, а другой неприметно лежал в кармане брюк или френча. Кстати, эта привычка однажды уже спасла ему жизнь. Он оглядел себя в зеркале, поправил фуражку, потом взял портфель и, выключив свет, быстро вышел из кабинета. Стремительно, как он обычно привык ходить, штурмбаннфюрер спустился по широкой центральной лестнице со второго этажа в просторный вестибюль. Там он принял рапорт дежурного унтер-офицера: пост его находился тут же, за деревянной перегородкой; потом поздоровался за руку со своим заместителем, капитаном Карлом Радлем, который пришел проводить шефа.
— Карл, меня не будет, по всей видимости, двое суток: из Берлина сегодня же вечером вылетаю на остров, — сообщил он Радлю. — Мой приказ тебе известен: приоритет отдается операции «Прыжок тигра». Держи связь с радиоцентром — Крот до сих пор молчит, и это меня очень беспокоит. По обоим резервным группам с восьми утра объяви готовность № 3 — семьдесят два часа. Вопросы есть?
— Никак нет, все ясно! Есть пожелание, господин майор: материально-техническое снабжение отряда…
— Знаю — твой рапорт со своей визой и прилагаемым списком еще вчера отправил в Берлин, в Главное административно-хозяйственное управление СС. Кстати, есть указание Кальтенбруннера: в связи с проведением известной тебе операции обеспечить наше подразделение по полным нормам довольствия. Так что постараюсь использовать момент! До встречи!
Скорцени сел на заднее сиденье стоявшего у подъезда автомобиля, кивнул шоферу, и черный блестящий «Мерседес» плавно тронулся с места.
Радль — невысокий, в отличие от своего шефа, коренастый тридцатилетний блондин сразу же направился исполнять свои многочисленные обязанности, которых было, как он любил выражаться, «выше головы». Накануне вечером они с майором подробно обсудили все основные вопросы по службе, поэтому нынешняя утренняя беседа была такой короткой.
Скорцени, насколько позволял его высокий рост, поудобнее вытянул ноги в салоне автомобиля и с наслаждением затянулся сигаретой, уже второй за сегодняшнее утро: курил он настоящий американский «Кэмэл». Этим «дефицитом» его иногда снабжал Вальтер Шелленберг, начальник 6-го управления РСХА, которому непосредственно подчинялся руководимый Скорцени отдел диверсий. Откуда его начальник доставал американские сигареты, он не интересовался: неисповедимы пути Господни! 6-е (иностранное) управление занималось вопросами внешней разведки, и именно под крыло его руководителя, В. Шелленберга, летом 1944 года была передана армейская разведка — абвер. На пользу или нет для абвера пошла такая реорганизация — вопрос особый, но именно благодаря ей попал к Скорцени его теперешний заместитель, капитан Радль, опытный фронтовой разведчик. Не успел майор докурить сигарету, как резкий скрежет тормозов вывел его из состояния приятного покоя; «Мерседес» остановился, и водитель вполголоса выругался:
— От этих тыловых крыс из полевой жандармерии совсем житья не стало, проверки через каждый километр!
В этой фразе скрывалась давняя неприязнь, которую питали солдаты из боевых подразделений по отношению к фельдполиции.
— Что поделаешь, — философски рассудил Скорцени. — «А-ля герр, ком а-ля герр!» — «На войне как на войне!», как говорят французы!
Их остановил при выезде с грунтовой дороги на центральную берлинскую автостраду передвижной пост полевой жандармерии (фельдполиции): в придорожных кустах неприметно стояли два мощных мотоцикла «Цундапп» с колясками, на одной из которых был установлен ручной пулемет «МГ-42». Сидящий за пулеметом молодой солдатик держал «Мерседес» на прицеле, рядом на обочине стояли еще три его сослуживца в шинелях и в касках, со «шмайссерами» на изготовку. У каждого на шее поверх шинели висел на цепочке нагрудный металлический горжет — отличительный знак фельдполиции. Эту заметную издали бляху из металла немецкие солдаты называли с горьким юмором «собака на цепи». Один из жандармов, немолодой, с жезлом регулировщика в руках и погонами обер-ефрейтора, подошел к автомобилю и, увидев офицера на заднем сиденье, вскинул правую руку:
— Хайль Гитлер! Прошу предъявить документы, господин штурмбаннфюрер!
Скорцени протянул ему удостоверение личности в заднее боковое окно «Мерседеса». Обер-ефрейтор внимательно изучал его с полминуты, не торопясь: несколько раз переводил взгляд с фотокарточки в документе на его владельца. Скорцени не пытался его торопить, ему импонировала такая старательность, наконец тот вернул удостоверение, молча козырнул и дал отмашку водителю своим жезлом. «Мерседес» продолжил путь по скоростной берлинской автостраде в столицу рейха. Надо отдать должное: военная и государственная машина гитлеровской Германии, даже на грани катастрофы и поражения, действовала четко и отлаженно. Спецподразделения войск СС и фельдполиции, несмотря на огромные потоки беженцев, эвакуированных и перемещенных лиц, четко выявляли и отфильтровывали дезертиров, вражеских агентов, беглых иностранных рабочих и уголовников, паникеров и прочих врагов рейха. Могло показаться, что среди огромных масс людей, сорванных войной с насиженных мест, можно затеряться без следа, исчезнуть и раствориться среди военного хаоса. Но это была всего лишь иллюзия, ибо хаоса не было — в реальности продолжал действовать незыблемый немецкий закон: «Порядок (Орднунг) превыше всего!» Майор СС Скорцени ощущал себя неотъемлемой частицей этого «Порядка», могучей империи под названием Третий рейх. При этом он не любил политиков, в душе считал политику делом грязным и оставался военным до мозга костей, солдатом, верным данной присяге. Но Скорцени не был тупым и ограниченным солдафоном: имея высшее техническое образование, много думал, анализировал происходящее в стране и далеко не все одобрял в нацистском режиме Германии. А потому он раз и навсегда определил для себя: «Я — солдат, служу Родине и выполняю приказы военачальников, в политику не лезу». Возможно, для человека военного это единственно верная и правильная линия поведения, возможно, и нет. Кто знает?
