— Ну? — спросила я, выразительно глядя в сторону лестницы,
ведущей под крышу к мастерской. — До чего ты себя довела? Куда это годится?
Алиса метнулась к зеркалу. Я поспешила стать рядом, чего
неделю назад сделать не посмела бы.
— Боже, до чего бледна! — ужаснулась Алиса, сравнивая меня с
собой.
«А мои румяна очень удачно легли», — мысленно отметила я,
радуясь своей свежести.
Любая женщина меня поймет: приятно выглядеть на десять лет
моложе ровесницы-подруги. Вдвойне приятней, если подруга перед этим лет десять
раздражала тебя излишней свежестью. Но радость сейчас же на задний план отойдет,
как подумаешь, что завтра и с тобой такая же беда может приключиться. Поневоле
начнешь искать истоки этой напасти. Слава богу, я их сразу нашла и закричала:
— Так вот, пока я здесь — ты в мастерскую ни ногой!
Выбросишь все краски и заживешь по-старому!
С этими словами я легко взлетела по ступеням, ворвалась в
мастерскую и ахнула:
— Какой бедлам!
Шеренги раскрытых банок источали невообразимые миазмы.
Нюхнувший такое счел бы газовую камеру курортом. И после этого Алиса жалуется
на сухость во рту и головную боль?!
Кстати сказать, Алиса имеет еще одну страсть: она с детства
обожает цветы. Раньше вынуждена была ограничиваться одними подоконниками,
теперь же, с появлением новой квартиры, страсть ее потеряла всякий контроль.
Высота потолка и размеры мастерской позволили устроить там и оранжерею на
ярусе, которую Алиса в рекордные сроки наполнила сумасшедшим количеством
цветов. Размахнулась так, что растения постепенно выползли на крышу, на узкий
балкончик, потом снова опустились в мастерскую и с угрожающей скоростью начали
распространяться вниз, в жилую часть квартиры. Цветы росли даже в ванной и в
туалете. Герман постоянно оказывался браним за очередной разбитый горшочек.
Марго, соседка Алисы, за приличную плату мужественно старалась справиться с
нашествием цветов. Она добросовестно и трудолюбиво поливала их, поворачивала к
солнцу, что-то стригла, что-то рыхлила, где-то меняла землю, но все время
оказывалось, что тот или иной цветочек зачах от недостатка внимания.
Поднявшись в оранжерею, я обнаружила, что теперь зачахло
почти все. Лишь невзрачные фиалки, высаженные в красивые ящички-бочонки,
кое-как влачили безрадостное существование, рядом с ними болезненно жались друг
к другу драцены, бегонии и филодендроны. Я изумленно воззрилась на Алису:
— В чем дело, дорогая? Не жалеешь себя, пожалей хотя бы свои
цветы!
— Думаешь, они тоже чахнут от краски, от краски? —
поразилась Алиса.
— Чахнут? Загибаются! — воскликнула я и, не находя слов,
лишь воздела руки к небу, благо оно смотрело на меня сквозь окна.
Мы спустились в мастерскую. Туда уже прибыла Марго. С
ведром, полным удобрений, она готовилась к восхождению в оранжерею. Увидев
меня, Марго обрадовалась и закричала:
— Ужас!
— Еще бы, — ответила я, кивая на картины Алисы.
— Ничего не помогает, — кивая на удобрения, согласилась со
мной Марго и со вздохом отправилась в оранжерею.
Алиса кинулась собирать свои банки. Выбрасывать их она не
стала, но спрятала подальше в ящик, клятвенно заверив меня, что будет чаще
гулять на воздухе и реже околачиваться в мастерской.
— Сухость во рту и головную боль как рукой снимет, —
пообещала я и не ошиблась.
Алиса свежела прямо на глазах и уже к вечеру была так же
хороша, как и прежде. Мы отправились к Финскому заливу, благо дом Алисы рядом.
Гуляли по берегу так называемой Маркизовой Лужи и сплетничали, сплетничали о
своих мужьях.
— Ах, поверить не могу, что Евгений женился на Юле! Женился
на Юле! — прижимая руки к груди и наивно хлопая длинными пушистыми ресницами,
восклицала Алиса.
В лучах заходящего солнца ее бронзовая кожа казалась
золотой, синие глаза приобрели особую прозрачность, волосы сияли; я
залюбовалась ею и подумала: «Конечно, легко ей быть счастливой: ест что хочет и
не полнеет. Когда долго сидишь на диете, неизбежно портится характер».
— Сама виновата, — ответила я. — Точнее, виноват мой язык.
Знала же, что у Женьки с Юлькой обошлось без романа, так нет же, не удержалась.
Когда я ревную, меня несет — говорю что ни попадя. Поругались, и я умчалась в
Мексику. Конечно же, не одна. Назло Евгению. Он как-то узнал.
Алиса испугалась:
— Умчалась в Мексику? И там ему изменила? Мне стало смешно:
— Почему — там?
— Еще здесь изменила?! — Алиса всплеснула руками, в ее
лазурных глазах отразился настоящий ужас.
— Ни там, ни здесь. Ты меня знаешь, нигде толком не
изменила. Одни разговоры. С моей стороны. Он — да! Мой поклонник страшно
влюблен и готов хоть сейчас жениться, но…
Я поиграла глазами, предоставляя Алисе возможность
догадываться самой. И зря. Она не правильно поняла:
— Поклонник женат?
Мне почему-то расхотелось откровенничать. Никакой фантазии,
одна глупость.
— Не в этом дело, — отмахнулась я. — Мы вернулись в Россию,
а здесь все по-другому. Знаешь, курортный роман тем и хорош, что о нем легко
можно забыть. Я так и сделала, а вот Женька нет. Он собрал свои шмотки и
отправился… к Юльке. До сих пор не пойму, почему к Юльке? Он же терпеть ее не
мог! Ну разве можно верить мужчинам?
— Моему Герману можно, — с гордостью заявила Алиса.
Я поступила так, как поступила бы на моем месте любая
разумная женщина: снисходительно улыбнулась и промолчала. Почему-то Алису это
задело.
— Ты не согласна? — с вызовом воскликнула она. — Не
согласна? Он звонит мне каждый день! Признается в любви! Шлет телеграммы!
— Дорогая, — ответила я, — теперь, когда, погуляв на свежем
воздухе, ты ожила и готова к ссоре, я, пожалуй, отправлюсь домой.
Алиса тем и мила, что, дожив до сорока лет, сохранила
непосредственность ребенка. Не устаю повторять: глупость — главное украшение
женщины!
— Как? Что? — заливаясь слезами, закричала Алиса. — Ты
хочешь уехать? И не останешься у меня ночевать? У меня ночевать?
Она сорвала с куста ветку, сломала ее пополам и с
непередаваемой обидой выбросила в Маркизову Лужу. Надув губки, Алиса больше не
кричала, лишь сопела и пускала слезу. Эта чертовка, если захочет вызвать
жалость к, себе, каким-то непостижимым образом умеет часами держать в глазах
слезы.
«Бедный Герман, — подумала я. — Даже меня этим можно
пронять, из него же Алиска просто вьет веревки».
Мы вернулись в ее квартиру. Я с удовлетворением отметила,
что воздух почти очистился. Краской все еще пахло, но это, похоже, надолго, о
чем я тут же и сообщила Алисе. Чтобы я не ругалась, она поспешно заказала
столик в ресторане. Вынужденная выбирать подходящий наряд, я успокоилась.
