– Это невозможно! – возмущенно воскликнул летчик. – У меня приказ вернуться этой же ночью! Что будет с самолетом, если днем нас засекут с воздуха русские?!
– Успокойтесь, господин майор, – вмешался заместитель Шерхорна. – Не засекут! Мы накроем самолет маскировочной сеткой и закидаем еловыми ветками. Не то что с воздуха – с пяти метров на земле не заметят!
– Обер-лейтенант прав! – веско заметил Шерхорн. – К тому же мы выставим по периметру поляны оцепление.
– Но что случилось, черт побери?! – обеспокоенно спросил Герц. – Почему такая задержка с отправкой раненых?
– В самом деле, герр подполковник, почему изменился заранее утвержденный план? – задал вопрос молчаливый до сих пор Феликс.
Из пояснений Шерхорна открылась крайне тревожная картина. Ожидалось, что обоз с ранеными доберется сюда с минуты на минуту (до этого их укрывали в глухой лесной деревушке километрах в двадцати). Дорога оттуда частично пролегала по берегу одного из местных озер. Как раз на этом участке немецкий дозор, посланный впереди санитарного обоза, неожиданно столкнулся с небольшим (вероятнее всего, разведывательным) подразделением русских – по-видимому, те пришли на лыжах с противоположного берега замерзшего водоема. Произошло это около двух часов назад. Завязался бой, и раненых пришлось завернуть назад: дорога оказалась перерезанной. Об этом Шерхорну доложил прибежавший на лыжах связной. (Рацией пользовались лишь в исключительных случаях – главным образом для связи с Центром – опасались пеленгаторных установок русских.)
– Ввиду изменившейся обстановки завтра вечером отправим обоз по объездному пути. Это дольше, но безопаснее, – закончил свое сообщение подполковник. – Соответственно, вылет переносится на следующую ночь! Надеюсь, теперь вам все ясно, майор?
– Но у меня приказ вернуться на базу этой ночью! – все еще пытался возражать Герц, которому пришлась явно не по вкусу перспектива задерживаться в советском тылу на целые сутки.
– Как старший воинский начальник, приказы здесь отдаю я! – решительно отрезал Шерхорн.
– В таком случае, я обязан радировать о задержке, – обреченно констатировал летчик и направился к самолету.
– Только покороче, майор, чтобы не запеленговали русские! – бросил ему вслед подполковник.
– Этот русский отряд у озера – откуда он взялся? – с тревогой в голосе спросил Феликс. – Нам не отрежут дорогу на Минск?
– Не беспокойтесь, герр Феликс, некоторое время отсидитесь с вашими людьми на лесном хуторе. Потом отправитесь дальше на восток.
– Долго мы у вас не засидимся – наше задание предусматривает максимально быстрое проникновение в дальний советский тыл.
– Да мы и так уже в их дальнем тылу! Дальше не бывает!..
Произнося последнюю фразу, Шерхорн недобро и, как показалось Феликсу, с какой-то глубоко скрытой душевной болью горько усмехнулся.
Глава 2 Приказ Лаврентия Берии
Тремя днями ранее. Москва, Народный комиссариат внутренних дел (НКВД)
1
Проходя по широким коридорам Лубянки, Громов задержался у стенной газеты «Чекист» и среди прочего материала с удовольствием прочитал короткую заметку:
«Коллектив Наркомата сердечно поздравляет нашего старейшего работника, ныне чекиста-смершевца Громова Василия Петровича с присвоением ему воинского звания «генерал-майор»…
…И впредь высоко держи знамя великой партии Сталина – Ленина, будь беспощаден к врагу…»
Не задерживая взгляд на обычных в таких случаях штампах, новоиспеченный генерал дважды перечитал стихотворные строки какого-то местного поэта, помещенные в конце статейки:
«Товарищ Громов, так держать! Грядет Победы час: пора фашиста добивать!»
«Действительно, пора», – усмехнулся и последовал дальше по казенной красной дорожке вдоль обитых черной кожей дверей с белыми оваликами номеров. Ему было приятно, что здесь о нем помнили, хотя прошло уже почти два года как Громова перевели в военную контрразведку «Смерш». Впрочем, в ведомстве Лаврентия Павловича Берии ему приходилось бывать довольно часто – этого требовали интересы службы. Вот и сегодня он прибыл сюда по приказу своего шефа, генерал-полковника Абакумова, для обсуждения некой сверхсекретной операции, о деталях которой ему ничего не сообщили. «Узнаешь на месте от полковника Эйтингера, – загадочно сообщил Абакумов во время короткого телефонного разговора час назад. Многозначительно помолчав, добавил: – Возможно, вас примет сам нарком».
Подойдя к нужной двери, Громов машинально глянул на наручные часы: два пополудни – как и было условлено. Он любил точность во всем, справедливо полагая, что в их специфической службе мелочей не бывает. Постучав для порядка и не дожидаясь приглашения, решительно вошел в кабинет.
– Здравия желаю, товарищ генерал! – с лукавой улыбкой громко поприветствовал его хозяин кабинета, поднимаясь из-за письменного стола и выходя навстречу.
– Да ладно тебе, Наум Исаакович! Что за официоз? С каких это пор ты стал обращаться ко мне по званию – тем более когда мы одни?
– Так ведь то было раньше! А теперь ты у нас генерал, важная шишка!
– Да ну тебя к черту! – Громов бесцеремонно хлопнул старого приятеля по плечу, и оба рассмеялись.
Обменявшись рукопожатием, офицеры расположились в черных кожаных креслах, стоящих перед письменным столом. Несмотря на то что по возрасту Эйтингер был на полтора года старше Громова (в декабре тому исполнилось сорок три), внешне он выглядел значительно моложе. Генерала старили рано поседевшие волосы, к тому же при своем высоком росте был он чересчур худ и имел нездоровый землистый цвет лица – мучила застарелая язва желудка. Хозяин кабинета, среднего роста и телосложения, с аккуратно зачесанными назад темными волнистыми волосами запоминался, прежде всего, цепким, словно пронизывающим собеседника насквозь, внимательным взглядом близко посаженных темно-карих глаз. На обоих ладно сидели тщательно отутюженные темно-зеленые мундиры, отливающие позолотой пуговиц и погон. На левой стороне генеральского кителя Громова, чуть повыше внушительной колодки орденских планок, эффектно выделялась Золотая Звезда Героя Советского Союза.
Интересно, что служебные биографии этих таких не похожих друг на друга внешне (да и внутренне) людей были во многом почти идентичны: в девятнадцатом году оба вступили в большевистскую партию; в начале двадцатых с интервалом в несколько месяцев влились по партмобилизации в ряды ВЧК-ОГПУ. Но познакомились лично Громов и Эйтингер только в июле 40-го, в период подготовки легендарной операции «Утка» – убийства Льва Троцкого. В августе того года в числе нескольких секретных сотрудников НКВД они лично выезжали в Мексику, где и была осуществлена руками некоего Меркадера эта громкая акция. Именно с той поры между чекистами установились приятельские, почти дружеские отношения…
– Давненько мы с тобой не виделись, наверное, не меньше полугода, – заметил Громов.
